Оборона Новодвинской крепости
Шведские злоключения у Новодвинской крепости
Вечером 24 июня (5 июля) 1701 года у острова Мудьюг, в дельте Северной Двины, появилась группа кораблей в количестве семи единиц. На флагштоках спокойно развевались флаги сразу нескольких европейских государств, как бы подчеркивая почти полную невозможность обозначить прибывших комбатантским термином «эскадра». Время было военное – тревожное и непростое: второй год Россия вела войну с королем шведским Карлом XII, и слишком свежи были воспоминания о «нарвской конфузии».
Однако война войной, а коммерция оставалась коммерцией, и расположенный неподалеку торговый город Архангельск продолжали посещать иноземные купцы. Этот порт оставался на тот момент единственной гаванью, связывающей Россию с Европой.
Так что появление нескольких коммерческих кораблей в этих водах было делом довольно обыденным. Обыденным, если бы не два обстоятельства: во-первых, из источников, заслуживающих доверия, царь Петр знал, что шведы собираются нанести визит в Архангельск, и посещение это будет отнюдь не данью соседской вежливости; во-вторых, мирные иностранные купцы, возникшие у острова Мудьюг, таковыми не являлись.
Планы и контрпланы
Царь Петр Алексеевич хорошо представлял всю мощь и возможности своего противника в начавшейся войне. Может быть, если и были у молодого и честолюбивого правителя какие-то иллюзии, то от них безжалостно излечило неудачное для его армии Нарвское сражение.
Карл показал себя решительным и умелым полководцем, и легкой быстрой победы над шведами ждать не приходилось. Война обещала быть долгой и упорной. Оба монарха сделали соответствующие выводы из первой серьезной пробы сил.
Для амбициозного и самоуверенного шведского короля это была очередная победа над восточными «варварами», с которыми его королевство уже сталкивалось на поле боя в XVII веке. Убежденный в том, что московитам нанесен серьезный и болезненный удар, Карл XII ушел с главными силами своей армии в Речь Посполитую – сражаться против союзника Петра, Фридриха Августа. Против России были оставлены незначительные контингенты: 15-тысячный корпус у Юрьева и 7-тысячный отряд в Ингрии. Тем не менее, по мнению шведского короля, у русских еще оставалось довольно уязвимое и, самое главное, важное для них место, которому стоило бы уделить внимание, – Архангельск.
На то время это был единственный порт России, который позволял ей производить торговлю с Европой и получать многие необходимые товары. Значение этого основанного по указу Ивана Грозного в 1584 г. города трудно переоценить. После проигранной Ливонской войны Архангельск стал крупнейшим торговым центром Русского государства – через него осуществлялся экспорт хлеба, пушнины, дегтя, корабельного леса и других товаров. В обратную сторону ввозились столь необходимая продукция европейских мануфактур и монетное серебро. К началу XVIII века Архангельск являлся самым крупным русским городом по объему товарооборота. Начавшаяся война со Швецией еще больше усилила его значение – через этот порт в Россию поступали порох, свинец, мушкеты и другое военное снаряжение, которое пока не изготавливалось в необходимом количестве.
Шведский флот тогда являлся одним из сильнейших в Европе и в начальный период войны обладал полным господством на море. Операция по нейтрализации Архангельска была ему вполне по силам и возможностям.
Разрушение портовой инфраструктуры, приведение в негодность тех производственных мощностей и верфей, которые имелись в этом северном городе, могли нанести серьезный ущерб России и лишить ее возможности торговли с Европой на длительное время. Петр I c присущей ему проницательностью понимал, какой угрозе подвергается Архангельск, если его оставить без надлежащей защиты. Каких-либо современных укреплений город к началу Северной войны не имел, тогда как морской путь к нему был хорошо известен на Западе.
Уже в конце 1700 г. царь начал вынашивать план по усилению обороноспособности северной гавани. Весной 1701 года он послал приказ двинскому воеводе Алексею Петровичу Прозоровскому начать возведение крепости в дельте Северной Двины.
"1700 г. декабря 24. - Указ Петра 1 о строительстве крепости у города Архангельска на речке Малой Двинке.
"1700 г. декабря в 24 день по указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца память двинским земским дел бурмистром Степану Латышеву с товарищы. В ненешнем 1700-м года декабря в 18 день в указе великого государя из Новгородцкого приказу в ратушу писано. Великий государь указал у города Архангелсково, на Малой Двинке речке, построить крепость вновь, сидатель на тысячю человек, чтоб в ней с магасейными запасными дворами вышеописанному числу людей быть было удобно. А на строение той крепости изготовит нынешнею зимою каменных припасов десять сот тысяч кирпичю, тысячю сажен бутового камени, пять тысячь бочек извести, а аршинного трехчетвертного камени, и глину, и песку, и иных всяких припасов, сметя против кирпичю и камени, чтоб того всего на то строение было довольно и во время дело в припасех никакой ни за чем остановки не было. А готовить те все припасы на тое строение было довольно и во время дела в присех никакой ни за чем остоновки не было. А готовить те все припасы и тое крепость строить города Архангелсково и Холмогорцы посадскими, и всяких чинов градскими людми, и уездными ево, государевых, волостей, и архиепископлеми, и мобыл. А строить тое крепость велено боярину и воеводе Алексею Петровичю Прозоровскому со всяким поспешением. И в том вышепомянутом Архангелсково города и Холмогором посадским людем и уездным крестьяном ему, боярину и воиводе, во всем быти послушным, и отом бы к вам послать послушная память.
И как к вам ся память придет, и вы б о вышепомянутом чинили по сему великого государя указу во всем непременно.
У подлинного указу закрепа бургомистра Ивана Стефанова. Справа подячего Никифора Степанова.
А на Холмогоры сей великого государя указ прислан чрез почту генваря [...] день [...] нынешняго 1701-го года."
История проектирования этого фортификационного сооружения была достаточно непроста. Первоначальный проект крепости был составлен инженером Яганом Адлером и с соответствующими пояснительными записками был отправлен в Москву. Однако после рассмотрения его признали неудовлетворительным и Адлера от дальнейших работ отстранили. Новый проект крепости был создан находившимся на русской службе с 90-х гг. XVII века немецким инженером Георгом Эрнестом Резе. На чертежах и планах все выглядело достаточно внушительно. Детище Резе должно было представлять собой квадратную четырехбастионную цитадель с рядом внешних укреплений.
Дело оставалось за малым: воплотить инженерную мысль в камне. А времени на этот трудоемкий процесс оставалось все меньше. От вездесущих голландских и немецких купцов и, возможно, от разведывательной сети в самой Швеции до царя стала доходить информация о растущем интересе шведского командования к Архангельску. Ни Северная война, ни масштабный конфликт в Западной Европе, известный как война за испанское наследство, не могли помешать все еще развитой голландской морской торговле и тесным связям между негоциантами Республики Соединенных Провинций и их коллегами – протестантами из Швеции. Было понятно, что рано или поздно шведы предпримут какую-нибудь диверсию на русском северо-западе, однако более точных сведений получить не удалось.
В апреле 1701 г. началось, наконец, воплощение замыслов Петра I по защите Архангельска. Кроме вышеуказанного воеводы Прозоровского решено было обратиться за помощью к церкви. Архиепископ Холмогорский и Важский Афанасий, пользующийся расположением и доверием царя, был привлечен к осуществлению проекта строительства крепости, которая получила название Новодвинская.
Архиепископ Афанасий был одним из образованнейших церковных деятелей своего времени. Он происходил из семьи тюменских казаков, имел у себя в доме большую и разнообразную библиотеку, был сведущ в географии, истории и военном деле. К его советам по обустройству крепости прислушивался даже Прозоровский.
Были предприняты действия по укреплению административной власти в Архангельске: 3 апреля 1701 года в городе была основана Ратуша, получившая название Семиградской. Назначенный туда дьяк Федор Гусев занимался заготовкой строительных материалов для крепости, найма и привлечения работников и денежными расчетами. Кроме приказа о начале строительства, Прозоровский получил указание укрепить окрестные остроги. Из Москвы были присланы мастера каменных дел и опытные рабочие. К возведению крепости предполагалось привлечь крестьян из окрестных деревень. На финансирование работ был собран специальный и достаточно высокий налог: по одному рублю с каждого двора Двинской области. Архиепископ Афанасий оказывал всемерное содействие, предоставив из церковных ресурсов кирпич, известь, щебень и лес для забивания свай.
12 июня 1701 года в торжественной обстановке в присутствии воеводы и архимандрита Соловецкого монастыря состоялась официальная закладка и освящение крепости, названной Новодвинской цитаделью, и храма Петра и Павла при ней. Эту процедуру совершил архиепископ Афанасий. После этой знаменательного торжества, как и полагается, Прозоровский, разбив шатер, при пушечной пальбе и прочих сопутствующих деталях дал праздничный обед. Пока произносились велеречивые здравицы за государя Петра Алексеевича, противная сторона тоже осуществляла комплекс мер, гораздо менее торжественных и публичных, но едва ли менее действенных.
Шведы идут
Точно неизвестно, кто является автором идеи диверсионной операции шведского флота против Архангельска: сам ли Карл XII придумал этот поход или кто-то из его адмиралов? 20 марта 1701 г. король подписал указ об организации экспедиции против русского порта. Приготовления велись в строжайшей тайне. Для похода были отобраны семь кораблей: три фрегата (42-пушечный «Варберг», 40-пушечный «Эльфсборг», 26-пушечный «Марстранд»); кроме того, 6-пушечная шнява «Мьёхунден», два галиота (5-пушечный «Фалькен» и 4-пушечный «Тёва-литет»). 4-пушечный флейт «Сулен» был гружен боеприпасами и провиантом.
Подготовка к операции осуществлялась в Гётеборге. Для отвлечения внимания распускались различные слухи, зачастую самые необычные. Например, о том, что корабли готовятся идти к берегам Гренландии для осуществления китобойного промысла. Командование эскадрой «китобоев» было возложено на одного из самых способных и грамотных командиров шведского военно-морского флота – капитан-командора Карла Хенрика Лёве.
Личный состав эскадры насчитывал 850 человек, в число которых входило около 600 солдат десантного отряда, погруженных на корабли без привлечения внимания.
Повышенная секретность соблюдалась вплоть до выхода в море. В план операции кроме капитан-командора были посвящены лишь несколько человек.
27 мая 1701 г. эскадра вышла из Гётеборга, Лёве держал флаг на фрегате «Варберг». Только тогда, собрав подчиненных ему офицеров, командующий посвятил их в цель и план похода. Тогда же была оглашена секретная инструкция Карла XII, состоящая из 16 пунктов. Эскадре предписывалось достигнуть Архангельска до того момента, когда туда прибудут западноевропейские торговые корабли, сжечь и разорить город. Личному составу приказывалось разрушить или захватить с собой все, что только можно по военному обычаю. Отдельно подчеркивалась необходимость уничтожить верфь и русские корабли, если таковые обнаружатся. К королевской инструкции была приложена еще одна, составленная государственным секретарем Самуэлем Океръельмом, согласно которой Лёве после выполнения своей главной задачи должен был высадить шлюпочные десанты вверх по Северной Двине и по возможности разорить и сжечь тамошние деревни.
По замыслу и по духу это была типично корсарская экспедиция в лучших традициях джентльменов, чьим постоянным местом пребывания являлись жаркие воды Карибского моря. Причем русским в этой истории отводилась двойная роль: дикарей, которых можно и нужно было истреблять без счета и сомнения, и еретиков, которых к тому же удастся неплохо пограбить. На первый взгляд, такая экспедиция имела достаточно шансов на успех. Путь к Архангельску был в Швеции хорошо известен, а русский военно-морской флот существовал на тот период разве что в голове молодого царя Петра I. Так что самым ощутимым препятствием на пути эскадры капитан-командора Карла-Хенрика Лёве был трудный и извилистый фарватер Двины. Однако и тут выход виделся очевидным: шведам было хорошо известно, что при входе в реку на островах находятся посты лоцманов, которые осуществляли проводку иностранных купеческих кораблей к Архангельску. Если захватить такого лоцмана, не составило бы особого труда мелкосидящим шведским кораблям дойти до Архангельска и застать русских врасплох. Впрочем, у «варваров» были свои соображения на этот счет.
Враги на рейде
После торжественной закладки крепости начались гораздо менее торжественные трудовые будни. Из Холмогор на усиление Архангельского гарнизона были подтянуты части стрелецкого полка.
Местным крестьянам было роздано оружие, в основном старые пищали и даже копья, с целью организации патрулирования берегов реки. Сама Новодвинская крепость только стала приобретать свои очертания, был частично насыпан вал, его укрепили деревянными срубами. В нескольких местах поставили береговые батареи.
Все предостерегающие и навигационные знаки были сняты. В двух рукавах дельты Двины – Пудожемском и Мурманском – для верности затопили наполненные землей барки на фарватере.
Готовился к обороне и сам Архангельск. Гостиный и Немецкий дворы были укреплены пушками.
Проживавшим на тот момент в Архангельске иностранцам предложили оказать содействие в защите города от нападения, однако они со всей возможной «политкорректностью» отказались. Лишь 7 человек англичан предложили русскому командованию свою помощь. Впрочем, на особый период доступ иностранных кораблей в Архангельск был ограничен. Для досмотра прибывших «купцов» на острове Мудьюг был оборудован специальный пост. Лоцманы и все, кто знал фарватер, были размещены в крепости, чтобы исключить возможность захвата их противником. Кроме того, специальный приказ запрещал местным жителям выходить в море из-за угрозы появления «воровских кораблей». Впоследствии данный фактор сыграл с героем этой истории злую шутку.
Всего в распоряжении воеводы Прозоровского было около 2400 человек солдат и около 100 разнокалиберных пушек, часть из которых отчетливо помнили времена Алексея Михайловича Тишайшего, а некоторые даже знавали беспокойные годы правления Ивана Васильевича Грозного. Непосредственно на сильно недостроенном объекте, лишь условно называемом Новодвинская Цитадель, находилось около 400 солдат, часть была расквартирована в Архангельске, остальные по разным береговым батареям и постам.
Большим минусом в положении Прозоровского было сильное распыление и так не многочисленных имеющихся сил.
Тем временем эскадра капитан-командора Лёве обогнула Скандинавский и Кольский полуостров и вошла в Белое море. 22 июня (3 июля) с борта шведских кораблей была замечена промысловая ладья.
Недолго думая шведы захватили суденышко, сняв с него кормщика Ивана Седунова по прозвищу Рябов. Позже в рапорте на имя Петра I воевода Прозоровский характеризовал Ивана Ермолаевича Седунова как «беспахотного бобылька» (не имеющего своего земельного надела холостяка), на момент случившегося состоявшего в рыболовецкой артели Николо-Корельского монастыря.
До сих пор остается неясным, почему вопреки приказу Иван Седунов (Рябов) находился в море на пути вероятного следования неприятеля. Впоследствии, уже во время следствия, помор утверждал, что ничего не знал о запрете. Хотя есть вероятность того, что Рябов, будучи опытным помором-промысловиком, мог выполнять разведывательную миссию по указанию архиепископа Афанасия.
Так или иначе, пленного рыбака бросили в трюм, и поздно вечером 24 июня (5 июля) 1701 года шведская эскадра встала на якоре, в виду острова Мудьюг. Пока что ей сопутствовала удача – нейтральные флаги голландцев и англичан являли собой превосходный камуфляж. В 3 часа утра 25 июня (6 июля) капитан-командору Лёве, продолжавшему держать свой флаг на «Варберге», доложили, что от острова к ним движется гребной бот, на котором, как думалось пришельцам, на борт должны были прибыть лоцманы. На палубу «Варберга» поднялся начальник караула капитан Николай Петрович Крыков, переводчик Дмитрий Борисов, писарь и несколько солдат.
Капитан Крыков через переводчика Борисова на голландском языке пояснил прибывшим «купцам», что в данный момент на Мудьюге лоцманов нет, и за ними следует послать специальную лодку в другое место. А также указал на необходимость передать письмо в Архангельск тем купцам, для которых вновь прибывшие корабли привезли товар. Заметив, что гости начали заметно нервничать, Крыков стал подозревать, что к негоциантским делам суровые господа, на корабле которых царила непривычная для коммерсантов дисциплина, не имеют никакого отношения. Тогда капитан рискнул и напрямую поинтересовался, не шведские ли это корабли? Поняв, что дальше играть спектакль не имеет никакого смысла, Лёве приказал схватить русских, что и было исполнено.
Стройный план операции начал спотыкаться на ухабах досадных случайностей. Весь замысел проникновения базировался на захвате лоцманов, поскольку фарватер Северной Двины был весьма сложен. Требовалось выяснить, насколько могут быть полезными пленники. Начался допрос – к Лёве поочередно приводили Крыкова и его спутников, которые все в один голос утверждали, что люди они сухопутные и не имеют ни малейшего представления о фарватере. Переводчик Борисов решил усугубить картину восприятия ситуации у врага, сообщив, что в Архангельске уже давно знают о предстоящем визите шведов, однако людей в строящейся крепости совсем немного, и она представляет собой лишь небольшую насыпь. Борисов сознательно умолчал о размещенных в Новодвинской крепости пушках, а также об уже построенных береговых батареях, стерегущих подходы к ней.
Сначала шведы попытались сыграть на человеческой корысти и пробовали подкупить кого-нибудь из пленников. Поняв, что данный способ не срабатывает, приступили к технологии устрашения: на стол перед допрашиваемыми положили обнаженную шпагу и дали им отчетливо понять, какие меры наказания последуют, если они не предоставят нужных сведений. Иван Рябов, насчет которого у «гостей» были подозрения, что тот опытный моряк и знает фарватер, дал понять, что не дает никаких гарантий, поскольку фарватер очень сложный и изобилует мелями. Королевские корсары и не подозревали, что в отношении них у простоватого на вид помора имеются самые недобрые и негостеприимные замыслы.
С одной стороны, Лёве был неприятно удивлен, что появление его эскадры не являлось особой тайной для врага, с другой, – из рассказа переводчика выходило, что русские толком не подготовились к обороне Архангельска, и их можно дожать. Для обсуждения дальнейшего плана действий на флагманском «Варберге» был собран военный совет. После обсуждения Лёве решил провести атаку в два этапа. Сначала корабли, имеющие небольшую осадку, атакуют недостроенную и, как казалось шведам, плохо вооруженную крепость, сминают оборону и захватывают лоцманов. На втором этапе осуществляется атака Архангельска уже всеми силами эскадры.
Бой
За небольшой промежуток времени к атаке были подготовлены три корабля: шнява «Мьёхунден» и галиоты «Фалькен» и «Тёва-литет» как наиболее мелкосидящие боевые единицы из имевшихся в распоряжении Лёве.
Их экипажи и вооружение были усилены – всего на шняве и двух галиотах находилось 120 человек и 19 орудий. Командование этой «группой захвата» было возложено на капитана Карла Ханса Вактмейстера. На борт «Мьёхундена» были перевезены и Рябов с Борисовым.
В полдень 25 июня (6 июля) три шведских корабля двинулись в направлении крепости. Следом на некотором удалении шла остальная эскадра, постоянно осуществляя промеры глубин. Однако вскоре Лёве был вынужден отдать приказ приостановить движение и встать на якорь – он не хотел рисковать в незнакомых и небезопасных водах и собирался ждать победных реляций от Вактмейстера. Тот получил приказ атаковать крепость в 10–11 вечера, причем пленных разрешалось не брать за исключением лоцманов, поскольку шведы еще не решили, следует ли считать Рябова таковым или нет, поскольку тот утверждал, что, дескать, полностью не помнит фарватер.
Отстоявшись несколько часов на якорях, три шведских корабля авангарда подошли, наконец, к месту, где, по словам Борисова, находилась недостроенная крепость. На флагштоках пришельцев мирно развевались французский флаг и флаг торгового города Гамбург. К борту «Мьёхундена» подошел карбас, на котором находился солдатский голова Григорий Животовский с солдатами Гайдуцкого полка для досмотра – пока еще никто не догадывался об истинном лице пришельцев.
Те всячески демонстрировали свое дружелюбие. Когда Животовский начал было уже подниматься на шняву, один из бдительных солдат заметил через открытый орудийный порт притаившихся на палубе вооруженных шведов и поднял тревогу. Русские попрыгали в карбас и поспешно отвалили.
Поняв, что обман разоблачен, шведы открыли огонь. Завязалась перестрелка. Солдат Леонтий Ожгеев застрелил командира «Мьёхундена» Ханса Шёшерну. Но и на карбасе уже были раненые и убитые. Маневрируя, чтобы уменьшить воздействие неприятельского огня, Животовскому удалось пристать к берегу, где ему и его подчиненным удалось укрыться в безопасном месте. В этот момент находившиеся на «Мьёхундене» и «Фалькене» ощутили сильный толчок – корабли сели на мель. Только лишь «Тёва-литет» удалось не разделить незадачливую участь своих соплавателей.
Канеев М. А. «Подвиг Ивана Рябова»
Доподлинно неизвестно, находился ли у руля шнявы Рябов или нет – данные по этому факту противоречивые. Известно, что помор впоследствии рассказал воеводе Прозоровскому, как он и Борисов договорились между собой скорее погибнуть, но не допустить врага к Архангельску.
Возможно, кормщик знал о расположенной тут мели, но не сказал господам европейцам о ее существовании. Из «слабовооруженной» крепости по шведским кораблям внезапно открыли огонь, прикрывая карбас Животовского, что явилось для шведов очень неприятным сюрпризом. Взбешенный тем, что Борисов сказал им неправду, сильно преуменьшив обороноспособность укреплений, и посадкой на мель, капитан Вактмейстер приказал расстрелять Ивана Рябова и Дмитрия Борисова. Переводчик погиб, а помор, получив ранение, притворился мертвым. Позже в разгар боя ему удалось спрыгнуть с борта шнявы и добраться до берега.
Пока шведы расправлялись с пленными, постепенно разгоралось сражение. Гарнизон Новодвинской крепости, для которого появление врага стало полной неожиданностью, постепенно пришел в себя. Заведующий хозяйственной частью строительства стольник Сильвестр Петрович Иевлев и находившийся тут же инженер и автор проекта Георг Резе взяли на себя руководство ее обороной.
Оробевших и начавших разбегаться работников смогли организовать, и те вступили в бой. Артиллерийский и мушкетный огонь, поначалу плохо скоординированный, становился все более эффективным. Шведы предпринимали отчаянные попытки сняться с мели при помощи верп-анкеров, однако это им это не удавалось. Не было проку и от бортовых орудий, поскольку шнява и галиот встали к крепости носом.
К двум часам ночи положение севших на мель кораблей можно было охарактеризовать как критическое: в корпусе шнявы зияло несколько пробоин от восьмифунтовых ядер, ее фок-мачта была снесена. Мелкие попадания сыпались одно за другим. «Фалькен» был не в лучшем состоянии.
Ободренные успехом, защитники крепости сели на шлюпки и пошли на абордаж – в завязавшейся схватке остатки шведских экипажей были вынуждены эвакуироваться на «Тёва-литет», который был вынужден отступить.
Утром 26 июня (7 июля) капитан-командор Лёве получил отправленное на быстроходной шлюпке донесение о том, что два корабля авангарда сели на мель, а уже в полдень все подробности произошедшего боя стали известны от спасшегося галиота. Был немедленно созван военный совет, на котором благоразумно отказались от дальнейшей атаки на Архангельск. На берег были высажены десанты с целью разорения местных деревень, однако их жители заранее покинули свои дома, унеся все ценное.
Потерпев неудачу, Лёве двинулся в обратный путь, и в середине августа его корабли бросили якорь в Гётеборге. Во время возвращения шведы еще раз убедились, что их планы не являлись таким уже большим секретом. Эскадра досмотрела довольно много торговых судов, следовавших в Архангельск, но ни на одном из них не было обнаружено военной контрабанды – опасаясь за свою торговлю, купцы не включали в свой груз товары, имеющие военное значение во избежание конфискации. Взбешенный провалом, Карл XII приказал отдать капитан-командора Лёве под суд, который, впрочем, в 1704 году вынес этому офицеру оправдательный приговор, ссылаясь на неблагополучные обстоятельства. Впоследствии Лёве сделал неплохую карьеру, став адмиралом и президентом шведской Адмиралтейств-коллегии.
Иван Рябов, явившийся к отделавшемуся легким испугом воеводе Прозоровскому, чтобы рассказать о случившемся, был арестован и помещен под стражу из-за того, что он нарушил запрет на выход в море. Петр I, посетивший через год Архангельск, узнал о подвиге Борисова и Рябова и приказал выпустить отважного моряка, щедро наградив его. Дальнейшая судьба этого человека неизвестна. Прозоровский набросился было и на стольника Иевлева, который якобы самовольно возглавил оборону крепости, но поскольку тот был близок царю, то воевода обломал об него зубы.
Тактическая на первый взгляд победа у стен Новодвинской крепости имела большие последствия.
Россия сохранила в неприкосновенности свой главный порт, через который она получала важные военные материалы. Таким образом, сражение оказало косвенное влияние на ход Северной войны в целом. Еще не раз вражеские корабли пересекали просторы Белого моря – но это были уже иные войны и другие истории.
Автор: Денис Бриг