Генерал-фельдмаршал Михаил Богданович Барклай-де-Толли

 «Несправедливость современников часто бывает уделом великих людей, но немногие испытали на себе эту истину в такой степени, как Барклай».                                                                                 В.И. Харкевич

Знаменитый русский полководец являлся представителем древнего шотландского рода Беркли. В 1621 году двое братьев из рода Беркли-оф-Толли оставили свои родные земли и отправились странствовать по миру. Спустя годы их потомки обосновались в Риге.

В сентябре 1721 г. полномочными представителями царя Петра I был заключен договор, положивший конец великой Северной войне. По его условиям помимо прочего Швеция уступала России Лифляндию вместе с Ригой.

С новыми землями и городами под скипетр русского царя перешли тысячи новых подданных, среди которых были и представители рода Барклаев. Один из них Вейнгольд-Готард, родившийся в 1726 году, впоследствии служил в российской армии и вышел в звании поручика в отставку. Бедный офицер, не имевший ни крестьян, ни земли, поселился в литовском поселке Памушисе. Здесь в декабре 1761 г. (по другим сведениям, в 1757-м, в Риге) у него родился третий сын, который был наречен Михаилом. Поскольку второе имя его отца в переводе на русский обозначало «Богом данный», в дальнейшем Барклая-де-Толли величали Михаилом Богдановичем.

Мать Михаила Барклая-де-Толли Маргарита Елизавета фон Смиттен была родом из семьи местного священника немецкого происхождения. Будущего полководца в семье называли Михаэль-Андреас.

Когда ребенку исполнилось три, родители отвезли его в Санкт-Петербург. В Северной столице он жил в доме своего дяди по матери — бригадира русской армии фон Вермелена. 

Дядя не пожалел средств и нашел ему прекрасных учителей, да и сам проводил с племянником много времени, готовя его к службе. С ранних лет маленький Миша выделялся прекрасной памятью и усидчивостью, способностями к математике и истории. Кроме того на протяжении всей жизни Барклая отличали: прямота, честность, упорство и гордость. В шесть лет мальчик оказался записанным в Новотроицкий кирасирский полк, который возглавлял дядя. Служить же Барклай-де-Толли начал в четырнадцать в Псковском карабинерном. Подготовка его, к слову, была куда основательнее, чем у большинства офицеров. После двух лет безупречной службы и упорной учебы шестнадцатилетний Михаил получил офицерский чин, а спустя еще десять лет стал капитаном. В 1788 вместе со своим командиром, генерал поручиком принцем Ангальтом Барклай отправился на первый театр боевых действий — к Очакову.
Крепость была обложена армией Потемкина с июня 1788, а общий штурм начался в сильные морозы в декабре. Одну штурмовую колонну возглавлял принц Виктор Амадей Ангальт-Бернбургский.

Его бойцы выбили турок из вспомогательного полевого укрепления ретраншемента, а потом прижали к стенам. После яростного штыкового боя, в котором Михаил Богданович находился в первых рядах, солдаты ворвались в крепость. К слову, ров перед цитаделью в шесть метров глубиной был завален трупами — таким невероятно ожесточенным был накал этого сражения.

За взятие Очакова молодой человек получил свою первую награду — орден Владимира четвертой степени, а также первый штаб-офицерский чин секунд-майора.

В июле 1789 Южная армия Потемкина медленно двинулась к турецкой крепости Бендеры. В середине сентября авангард армии, подойдя к местечку Каушаны, расположенному в 23 километрах от Бендер, атаковал укрепления противника. Отрядом, в котором был и юный секунд-майор Барклай, командовал знаменитый казак Матвей Иванович Платов.

Его воины рассеяли турков, захватили их командира и заняли Каушаны. А спустя пару недель Платов, под командой которого продолжал служить Михаил Богданович, занял твердыню Аккерман.

Эта победа была еще значительнее — 89 пушек и 32 знамени стали трофеями русских войск. А вскоре без боя были сданы Бендеры. Согласно традиции помочь Турции ринулась ее северная союзница Швеция. В связи с этим весной 1790 главнокомандующий граф Строганов поручил принцу Ангальту овладеть хорошо укрепленным селом Керникоски, расположенным к западу от Выборга. В том бою Барклай находился рядом с командиром. Во время атаки пушечное ядро оторвало принцу ногу. Умирая, он вручил свою шпагу Михаилу Богдановичу, который с тех пор с ней не расставался.
За отличие в битве у Керникоски Барклай стал премьер-майором и оказался в Санкт-Петербургском гренадерском полку. В 1794 он, командуя батальоном полка, отправился в Польшу, где отличился в ходе штурма Вильно. В сражениях против повстанцев Михаил Богданович заслужил орден Георгия четвертого класса и чин подполковника. Полковником же он стал спустя четыре года, получив под начало егерский полк. К тому времени сформировались профессиональные и нравственные принципы будущего полководца. Выходец из бедной семьи, не имевший ни доходных угодий, ни крепостных, живший на скромное жалованье Михаил Богданович сердечно относился к своим подчиненным. Свободное время он предпочитал отдавать не вину, картам и волокитству, а умной беседе, занятиям военной наукой и чтению. Ермолов оставил о нем такой отзыв: «До возвышения имел состояние крайне ограниченное, стеснял потребности, сдерживал желания. Употребил свободное время на полезные занятия и обогатился познаниями. Во всех отношениях воздержан, неприхотлив по состоянию, по привычке сносит недостатки без ропота. Превосходством дарований не принадлежа к числу необыкновенных людей, излишне скромно ценит свои хорошие способности и потому не имеет к себе доверия...».
В егерские полки набирали отборных солдат — стрелков и разведчиков, способных к рейдам во вражеский тыл, стремительным штыковым атакам, многокилометровым переходам. Боевая подготовка у егерей занимала важнейшее место. 

В марте 1799 «за отличную подготовку полка» Барклая-де-Толли произвели в генерал-майоры, но должности новой он не получил, еще восемь лет оставаясь командиром полка. К слову, в 1805 со своим полком Михаил Богданович выступил в первый поход против Наполеона, но до передовой не успел добраться — в пути вместе с приказом возвращаться на зимние квартиры пришла новость о поражении под Аустерлицем. Этот марш Барклая стал последним мирным — наступала пора длительных и трудных войн.
Не прошло и полгода, как Наполеон развязал с Пруссией новую войну. Россия также оказалась втянутой в конфликт. В середине ноября французы расколотили пруссаков под Ауэрштедтом и Иеной, и русские оказались с Наполеоном один на один. Одним из авангардов, выдвинутых на берега Вислы, командовал Барклай, и здесь он впервые схватился с наполеоновскими маршалами. Войска противника, заняв Варшаву и форсировав реку, попытались взять в кольцо сосредоточенные у Пултуска русские войска, однако их план был сорван Михаилом Богдановичем, который в сражении под Пултуском руководил оконечностью правого фланга армии Беннигсена. Под его началом впервые оказалось пять полков (Польский конный, Тенгинский мушкетерский и три егерских), которые дважды ходили в штыки, помешав одному из лучших французских полководцев Ланну разбить главные силы Беннигсена. За проявленную в бою храбрость Барклай был награжден Георгием третьего класса.

В январе 1807 русские из Польши двинулись в Восточную Пруссию. Под Янковом, Ландсбергом и Гофом Михаил Богданович в крайне упорных сражениях сдерживал атаки главных сил французов под руководством Наполеона, дав возможность остальной армии собраться у Прейсиш-Эйлау. Любопытно послание Михаила Богдановича главнокомандующему Беннигсену: «...При подобном неравенстве в силах я заранее бы ретировался, дабы не терять весь отряд без пользы. Однако через офицеров осведомился, что основная часть армии еще не собрана, находится в походе и никакой позиции не взяла. В рассуждение сего счел долгом пожертвовать собою...». В этом был весь Барклай — с его готовностью к самопожертвованию, честностью и мужеством.
В конце января Михаил Богданович привел свои полки под Прейсиш-Эйлау, где и был атакован корпусом Сульта.

Атаку он отбил, однако сам оказался тяжело ранен после взрыва. В бессознательном состоянии его вынесли из боя и отправили в Мемель для излечения. Рука Барклая была ужасно изуродована — одни хирурги настаивали на ампутации, другие предлагали провести сложную операцию. В то время пока Михаил Богданович находился под присмотром прибывшей к нему жены Елены Ивановны, в Мемель навестить находящегося здесь прусского короля Фридриха-Вильгельма III пожаловал сам Александр I.

              Фридрих-Вильгельм III                   Луиза                       Александр I

Узнав о критическом состоянии своего генерала, он отправил к нему личного лейб-медика Якова Виллие, который, сделав экстренную операцию, вынул из руки военного 32 осколка костей. Анестезии, к слову, в то время еще не было, и Михаилу Богдановичу пришлось мужественно перенести эту процедуру. Позднее император лично посетил генерала. Между ними состоялась беседа, в ходе которой Барклай высказал Александру ряд мыслей, очевидно показавшихся государю небезынтересными — после визита царя Михаил Богданович получил звание генерал-лейтенанта, а также Владимира второй степени.
Пока Барклай восстанавливал силы, в Тильзите подписали мир. Внешняя политика России сильно изменилась — началась война с Англией, с Австрией и со Швецией. Помимо этого не прекращались боевые действия с Персией и Турцией. Численность русской армии превышала 400 000 человек, однако каждый из них был на счету. В подобном положении генерал Барклай не мог оставаться не у дел — вылечившись, он выехал в Финляндию и возглавил шестую пехотную дивизию. В марте 1809 его дивизия осуществила переход через Ботнический залив. 

Михаил Богданович при этом проявил себя прекрасным организатором, сумевшим грамотно подготовить крайне рискованную операцию. Солдатам было выдано дополнительное обмундирование, питание также организовывалось с учетом того, что переход по льду будет проходить в условиях скрытности, без разведения костров. Всех лошадей подковали специальными шипованными подковами, на колеса зарядных ящиков и орудий нанесли насечки, дабы они не скользили. За двое суток дивизия Барклая прошла около ста километров, без боя взяв шведский городок Умео, что привело к капитуляции Швеции. В походе 1809 обнаружилась еще одна черта полководца — гуманное отношение к противнику, в особенности к мирным жителям. Когда солдаты Михаила Богдановича вступили на территорию Швеции, он выпустил военный приказ, который звучал так: «Не замарать приобретенной славы и в чужом крае оставить память, которую бы потомство чтило».

 20 марта (1 апреля) 1809 года генерал-лейтенант Михаил Барклай-де-Толли получил звание генерала от инфантерии, а уже 29 марта (10 апреля) был назначен главнокомандующим Финляндской армии и генерал-губернатором Финляндии.

Карьерный взлет никому неизвестного и незнатного генерал-лейтенанта Барклая-де-Толли стал предметом обсуждения в аристократических кругах Российской империи. Ведь накануне производства Барклая-де-Толли в генералы от инфантерии, в России насчитывался 61 генерал-лейтенант. Среди них Барклай-де-Толли был 47-м по старшинству, поэтому после его назначения обойденными себя почувствовали 46 генерал-лейтенантов, которые могли бы претендовать на звание генерала от инфантерии. Но император, принимая решение о производстве Барклая-де-Толли в генералы от инфантерии и о назначении его генерал-губернатором Финляндии, действовал вполне осознанно.
Дело в том, что в отличие от большинства других генералов, Барклай-де-Толли действительно был не просто армейским командиром, а полководцем, способным и знающим армию, стремящимся привести ее к еще большим победам. К тому же, Барклай-де-Толли оказался и эффективным военным администратором на посту генерал-губернатора Финляндии, заслужив полное доверие императора. 20 января (1 февраля) 1810 года генерал от инфантерии Михаил Барклай-де-Толли был назначен военным министром Российской империи и был введен в состав Сената.

Это была головокружительная карьера.

Надвигалась большая война, и проблемы обороны страны надлежало передать в руки знающего и умного профессионала. В начале 1810 Александр I снял с поста военного министра педанта и жесткого администратора Алексея Андреевича Аракчеева, назначив на его место Барклая.

С первых дней своей деятельности Михаил Богданович начал подготовку к войне. Прежде всего, он модифицировал структуру армии, сведя всю ее в корпуса и дивизии, при этом каждый корпус включал войска трех родов — кавалерию, пехоту и артиллерию и, следовательно, мог решить любую тактическую задачу. Огромное внимание Барклай уделил резервам, организовав перед войной резерв из восемнадцати кавалерийских и пехотных дивизий и четырех артиллерийских бригад. Значительное внимание он отводил укреплению крепостей, однако большинство мероприятий на момент вторжения Наполеона оказались незавершенными. Несмотря на это, Бобруйской крепостью, оставшейся в тылу французской армии, неприятель так и не сумел овладеть.

Кроме того в первой половине 1812 были реализованы важные внешнеполитические акции — в конце марта (благодаря победам Барклая) был утвержден союзный договор со шведами, а в середине мая (благодаря победам Кутузова) — мирный договор с турками. Эти договоры обеспечили нейтралитет двух государств, расположенных на южном и северном флангах России.
Много времени и сил Михаил Богданович посвятил работе над крупным военно-законодательным документом, содержащим новые методы управления войсками. Этот документ — «Учреждение для управления большой действующей армии» — подводил итог проделанной военным министерством деятельности. Также военный министр провел ряд мер по организации регулярной разведки, носящей системный характер. В начале 1812 была создана Особенная канцелярия, подчинявшаяся непосредственно военному министру, осуществляющая свою деятельность в строгой секретности и не фигурировавшая в ежегодных министерских отчетах. Работу Особенная канцелярия вела по трем направлениям — поиск и ликвидация наполеоновской агентуры, сбор сведений о вражеских войсках в сопредельных государствах и получение за рубежом стратегической информации. Незадолго до Отечественной войны наполеоновский генерал Жак Лористон дал Барклаю-де-Толли следующую характеристику: «Человек лет пятидесяти пяти, военный министр, великий труженик, немного изможденный, имеет великолепную репутацию».
Весной 1812 «великая армия» Наполеона стала медленно продвигаться к границе с Россией. В движение пришли грандиозные массы войск — вместе с союзниками в марше на восток участвовало более 600 тысяч человек. 

Общая численность русской армии перед началом войны также была велика — 590 тысяч человек. Но в отличие от сил Наполеона, русские войска, помимо западных рубежей с Австрией, Польшей и Пруссией, стояли на турецкой границе на Кавказе и в Молдавии, в Финляндии, в Крыму, на границах с Ираном и в несметных гарнизонах страны, рассеянных до Камчатки.
В марте 1812 Барклай выехал из Северной столицы в город Вильно, где вступил в права командующего первой армией, оставив за собою пост военного министра. В начале апреля он писал царю: «Необходимо начальникам корпусов и армий иметь начерченные планы операций, которых по сие время у них нет». Никаких «начерченных планов» государь в ответ так и не прислал, а война меж тем стояла на пороге. В середине апреля 1812 Александр прибыл в Вильно и начал долгие совещания в главной квартире. В центре обсуждений был план генерала Пфуля — находящегося на русской службе прусского военного теоретика. Барклай был против него, однако царь хранил молчание. Двусмысленность создавшегося положения отметил в записках госсекретарь Шишков, сообщавший: «Государь рассуждает о Барклае, как о главном распорядителе, а Барклай отвечает, что он лишь исполнитель распоряжений царя». Александра можно было понять — ему страшно хотелось возглавить всю армию и стяжать славу победителя Бонапарта, однако страх поражения останавливал императора от этого шага. Не отважившись стать главнокомандующим, Александр, что еще хуже, никого не назначил вместо себя.
В середине июня «великая армия» начала переправляться через Неман.

Новость об этом пришла в Вильно уже спустя несколько часов. Находившийся на балу государь молча выслушал адъютанта Барклая и вскоре отправил Михаилу Богдановичу приказ отвести первую армию к Свенцянам, расположенным в 70 километрах от Вильно. Второй армии Багратиона было приказано двигаться к Вилейке. Весь следующий день Барклай-де-Толли рассылал командирам дивизий и корпусов приказы, заботясь прежде всего о том, чтобы ни одна часть не была отрезана неприятелем. К слову, отступала первая армия в полном порядке, ведя арьергардные бои, нанося противнику внезапные удары и задерживая его на переправах. К примеру, в первые дни арьергард первого корпуса под командованием Якова Петровича Кульнева взял тысячу пленных, а в бою у Вилькомира весь день успешно сдерживал натиск маршала Удино. 20 июля (1 августа) 1812 года Кульнев был смертельно ранен в сражении при Клястицах. После переправы через реку Дриссу во время дневного боя он попал в засаду возле села Боярщино   

Участник этого марш-маневра, будущий декабрист Глинка отмечал в дневнике: «Барклай не дал у себя отрезать ни малейшего отряда, не потерял ни одного обоза, ни одного орудия».
Однако дело осложнялось тем, что в приказы полководца постоянно вмешивался император. Через голову Михаила Богдановича он отдавал множество распоряжений зачастую противоречивших указаниям Барклая. В частности Александр, не посвящая никого в свои планы, приказал ускорить продвижение к дрисскому лагерю. В конце июня Барклай писал ему: «Не понимаю, что будем делать мы там с нашей армией... Мы потеряли противника из виду, и, будучи заключены в лагере, будем заставлены ждать его со всех сторон». Царь на письмо не ответил, дав понять, что его приказы не обсуждаются. Вскоре первая армия подошла к Дриссе (ныне город Верхнедвинск), однако в связи с тем, что у Багратиона пробиться к лагерю не вышло, было решено уходить дальше. Тем не менее, кратковременное нахождение в Дриссе ознаменовалось двумя немаловажными событиями — в этом месте войска ожидало первое пополнение в виде девятнадцати батальонов пехоты и двадцати эскадронов кавалерии, а также при штабе начала свою работу походная типография. Ее организаторы — профессора Дерптского университета — по решению Барклая печатали приказы и обращения полководца к населению и войскам, информационные листовки и бюллетени, воззвания к бойцам противника. Впоследствии при походной типографии был образован кружок военных литераторов, ставших первыми историками той войны.
В начале июля армия вышла из лагеря и отправилась на восток. В это время Александр оставил войска и отправился в Москву. Прощаясь с Михаилом Богдановичем, он сказал: «Вверяю вам мою армию, не забывайте, что еще одной у меня нет, и мысль эта пусть никогда не покидает вас». Напутствие царя полководец всегда помнил. По сути, оно стало ядром его тактики — спасая армию, спасти Россию. Уезжая, царь не наделил Барклая полномочиями главнокомандующего с подчинением ему остальных армий. Неопределенность положения Михаила Богдановича усиливалась тем, что Александр попросил Аракчеева «вступить в управление делами военными». Это маловразумительная и нечеткая формулировка при действующем военном министре породила между Барклаем и не любившим его Аракчеевым многочисленные трения. Между тем объединение первой и второй армий становилось все сложнее — между ними вклинивались основные силы французов, и русским не оставалось ничего, кроме отступления.
Пока Наполеон находился в Витебске, Михаил Богданович сильно оторвался от него и вышел к Смоленску. У многих русских этот маневр вызвал сильное недовольство. Ходило мнение, что стоило дать врагу перед Витебском генеральное сражение. Особенно сердился Багратион — прямой и честный человек, воспитанный под суворовскими знаменами и с юных лет приверженный наступательной тактике, не мог мириться с постоянным отходом. Отступление первой армии от Витебска привело Багратиона в гнев. Он отправил Барклаю послание полное упреков, утверждая, что отход от Витебска открыл Наполеону дорогу на Москву. Впоследствии Ермолов — начальник штаба первой армии — писал о Михаиле Богдановиче: «Несчастлив он, ибо кампания по наружности не в пользу его, ибо беспрестанно отступает он... Защищаю его я не по пристрастию, но по истинной справедливости». К слову «истинная справедливость» была такова, что у Смоленска собралась половина «великой армии» — за сорок дней войны французы потеряли и оставили в тыловых гарнизонах более двухсот тысяч человек.

Вскоре после вступления первой армии в Смоленск туда пришел и Багратион. Радость встречи полководцев отодвинула все неурядицы и распри — встретив Петра Ивановича, Барклай дружески обнял его. Соединение армий почти всеми военными было воспринято не только как большой успех, но и как непременное условие для долгожданного генерального сражения. Вскоре обе армии двинулись навстречу противнику. После ряда маневров первая встала на Пореченском тракте, а вторая — южнее, на пути на Рудню. Три дня войска простояли в полном бездействии. Наконец, Барклай узнал, что главные силы французов собрались неподалеку от второй армии. В связи с этим военачальник счел необходимым перейти на Рудненскую дорогу, Петр Иванович же, не дождавшись, двинулся обратно к Смоленску. Обе армии подошли к городу 4 августа. Под Смоленском 120 тысяч русских противостояли 180 тысячам солдат Наполеона. После мучительных раздумий Михаил Богданович отверг идею генерального сражения. Приказав Багратиону оставить Смоленск, он остался прикрывать отход. Бой продолжался до самой ночи, и французы не сумели достичь даже малейшего успеха.

Перед Барклаем снова возник вопрос о переходе в контрнаступление, однако, взвесив обстоятельства, полководец приказал оставить город.
Вскоре царь прислал Михаилу Богдановичу письмо, в котором упрекал его за действия возле Смоленска. Уход из города окончательно испортил отношения с Багратионом — в письмах к императору он требовал поставить другого военачальника. Авторитет Барклая в глазах большинства генералов, офицеров и солдат всех русских армий стремительно падал. Снова всплывший вопрос о главнокомандующем был на этот раз передан царем на рассмотрение специально созданному чрезвычайному комитету, в который вошло шесть близких к Александру людей. Они обсудили пять кандидатур, последним шел Кутузов, которого тотчас же признали единственно достойным. Спустя три дня Александр I поставил точку в этом вопросе. Тотчас же к Барклаю, Чичагову, Багратиону и Тормасову были отправлены рескрипты следующего содержания: «Различные важные неудобства... возлагают обязанность назначить над всеми четырьмя армиями одного главного начальника. Для сего я избрал князя Кутузова...». Получив назначение, Михаил Илларионович от себя лично написал послание Барклаю. В нем он выражал надежды на успех их совместной работы. Барклай ответил ему: «В такой необыкновенной и жестокой войне все должно содействовать одной цели... Под руководством Вашей Светлости ныне мы будем стремиться к ее достижению, и да будет спасено Отечество!».

В середине августа в деревне Царево-Займище Барклай внешне спокойно сдал командование. Однако его самолюбие, разумеется, было уязвлено. Михаил Илларионович застал солдат готовящимися к сражению — полки занимали позиции, шло строительство укреплений, прибывали резервы. Встречаемый бурным ликованием главнокомандующий объехал войска и… приказал отступать.

23 августа основные силы русских вышли на огромное поле, расположенное между Новой и Старой Смоленской дорогами. Ночь перед Бородинским сражением Барклай и начальник артиллерии первой армии генерал А.И. Кутайсов провели в крестьянской избе. По воспоминаниям Михаил Богданович был невесел, всю ночь писал и забылся сном перед самым рассветом, спрятав написанное в кармане сюртука. Кутайсов же, наоборот, веселился и шутил. На следующий день он был убит, его завещанием остался приказ по артиллерии: «Артиллерия обязана собой жертвовать. Пускай вас возьмут с орудиями, но последний выстрел сделайте в упор...».

Для штаба первой армии битва началась с рассветом. Адъютант Барклая писал: «Генерал при орденах, в полной парадной форме, в шляпе с черным пером находился на батарее... Расположенная у наших ног деревня Бородино была занята отважным лейб-гвардии Егерским полком. Туман скрывал надвигавшиеся прямо на него неприятельские колонны. Генерал, обозревавший местность с холма, послал меня с приказанием, чтобы полк немедленно выступил из деревни, разрушив за собою мост… После этого дела, спустившись с холма, генерал объехал всю линию. Гренадеры, спокойно стоя, приветствовали его». Однако основной удар Бонапарт нанес по левому флангу, и в решающий момент Михаил Богданович, верно оценив обстановку, отправил Багратиону помощь. Подкрепления прибыли, когда солдаты Багратиона едва держались, а их командир лежал смертельно раненный на земле. Петр Иванович передал адъютанту Барклая: «Скажите генералу, что участь и спасение армии теперь зависят от него. Да хранит его бог». Дорогого стоили Багратиону эти слова, означавшие и полное примирение, и признание талантов полководца. Командование второй армией принял Коновницын, а сам Барклай повел войска против кавалерийских корпусов противника. Возле него пало два офицера и девять было ранено, однако он не вышел из боя, пока грандиозная сеча не окончилась победой.

Александр Пушкин, в посвященном Барклаю стихотворении «Полководец», писал: «Там, устарелый вождь! как ратник молодой, Свинца веселый свист заслышавший впервой, Бросался ты в огонь, ища желанной смерти, - Вотще!».

Поздно вечером Кутузов приказал Михаилу Богдановичу готовиться к продолжению битвы. Полководец отдал необходимые распоряжения своим генералам, однако в полночь получил новый приказ об отступлении.
После Бородино остатки армии Багратиона были объединены с армией Барклая, однако и его должность была условной — над ним стоял главнокомандующий. А вскоре пришло распоряжение об увольнении полководца с поста военного министра. В дополнение к этому Михаил Богданович слег с лихорадкой и в середине сентября отправил Кутузову рапорт об увольнении со службы. В день вступления на Тарутинскую позицию Михаил Илларионович удовлетворил его прошение. Прощаясь со своим адъютантами, Барклай-де-Толии произнес: «Великое дело сделано, остается лишь пожать жатву... Я передал фельдмаршалу сохраненную, недеморализованную, хорошо одетую и вооруженную армию. Это дает мне право на благодарность народа, который бросит в меня теперь камень, но после отдаст справедливость».
Находясь вне армии более четырех месяцев, Михаил Богданович занимался осмысливанием всего случившегося. Плодом этих раздумий стали составленные им «Записки». А в начале ноября полководец внезапно подал царю прошение о восстановлении на службе. Его назначили командующим третьей армии, которую до этого возглавлял адмирал Павел Васильевич Чичагов.

Вскоре боевые действия перекинулись в Европу. В начале апреля 1813 капитулировала Торунь, а французский губернатор сдал Барклаю-де-Толли ключи от крепости. Три недели спустя, уже после смерти Кутузова, солдаты Михаила Богдановича вошли во Франкфурт-на-Одере. В мае в продолжавшейся много часов битве под Кенигсвартом в Саксонии полководец во главе двадцатитрехтысячного отряда внезапно атаковал и разбил итальянскую дивизию Перри. Только пленными противник потерял командира дивизии, 3 бригадных генералов и около 2000 солдат. Этот бой явился прелюдией к сражению при Бауцене, которое было проиграно союзными войсками. К слову, под Бауценом Барклай единственный из союзных генералов обошелся без ошибок. Денис Давыдов писал, что среди солдат гуляла пословица: «Погляди на Барклая, и страх не берет». За победу под Кенигсвартом полководец был удостоен высшей награды Российской империи — ордена Андрея Первозванного. Кроме того Барклай заменил Пётр Христианович Витгенштейна, командовавшего после Кутузова объединенной русско-прусской армией.

Смена на сей раз протекала иначе, чем девять месяцев назад — Витгенштейн сам рекомендовал Михаила Богдановича на свое место, сообщая императору, что «за удовольствие почтет находиться под его начальством». В это же время сформировалась новая антинаполеоновская коалиция, включавшая Россию, Пруссию, Австрию, Швецию и Англию. Главнокомандующим всеми союзными армиями был поставлен бывший союзник Бонапарта — австриец Шварценберг. Барклай же в новых условиях занял более скромный пост — начальника русско-прусского резерва в составе одной из армий.
В двухдневной битве под Дрезденом в середине августа 1813 союзники под командованием Шварценберга были разбиты и отброшены к Богемии. Желая отрезать отступающим войскам пути отхода, французы начали преследование, однако стремительным маневром войска Барклая преградили им дорогу, окружив и навязав битву на уничтожение. Этот бой, развернувшийся у деревни Кульм, остался в истории военного искусства как образец тактического мастерства.

За разгром тридцатитысячного французского корпуса Барклай получил орден Георгия пятого класса, которым до него был награжден только Кутузов. Поражение под Кульмом вынудило французов отступить к Лейпцигу, где в октябре произошла «битва народов», перенесшая войну на территорию Франции. 

В 1814 Михаил Богданович принял участие в битвах при Арсис-Сюр-Об, при Бриенне и у Фер-Шампенуаза. В середине марта его солдаты вступили на улицы Парижа. После победы Александр I, объезжавший войска вместе с Барклаем, внезапно взял военачальника за руку и поздравил со званием фельдмаршала. 18 мая 1814 новое правительство Франции подписало мирный договор, а спустя четыре дня русский император отправился в Лондон. Туда вместе с царем выехал и его новый фельдмаршал. Три последующие недели были заполнены приемами, празднествами и балами, что весьма тяготило привыкшего к походной жизни военного. В октябре 1814 он получил под начало первую армию со штабом в Варшаве. Своим назначением Михаил Богданович был доволен — вдали от Санкт-Петербурга ему предоставлялась практически полная самостоятельность. Самой заметной его работой тех лет стали «Инструкции», излагающие представления полководца о долге командиров по отношению к подчиненным. Наряду с требованием добросовестного отношения к службе и строгой дисциплины Барклай призывал бережно относиться к людям, не давать расцвести произволу, жестокости и насилию.
Весной 1815 после появления Наполеона в Европе Барклай двинулся в поход. Не дойдя до Рейна, он узнал о поражении «корсиканского чудовища» под Ватерлоо. Тем не менее, армия полководца продолжила поход и в июле вторично заняла Париж. Здесь из политических соображений Александр решил продемонстрировать союзникам силу и красоту своих войск. Грандиозный парад в Вертю продолжался несколько дней — 150-тысячной армией при 550 орудиях командовал Барклай.

Все батальоны пехоты, эскадроны кавалерии и артиллерийские батареи показали безукоризненную выправку и выучку, слаженность маневров и отточенность движений. Ермолов писал брату: «Состояние наших войск поразительное. В этом месте войска всей Европы, но нет подобного Российскому солдату!». За отменное состояние вверенной армии Михаилу Богдановичу был пожалован титул князя.

                                         Девизом на его гербе стали слова: «Верность и терпение».

Осенью 1815 основная часть русских войск возвратилась на родину. Штаб Барклая на этот раз разместился в Могилеве. Полководец по-прежнему возглавлял первую армию, включавшую после 1815 года чуть ли не 2/3 всех сухопутных сил. Весной 1818 Михаил Богданович отправился в Европу для лечения. Путь его проходил через Пруссию. Там пятидесятишестилетний Барклай слег с болезнью и 14 мая скончался. Его сердце было захоронено на возвышении у поместья Штилитцен (ныне поселок Нагорное Калининградской области), а прах полководца доставили в фамильное имение его жены Бекгоф в Лифляндии , расположенное неподалеку от нынешнего эстонского городка Йыгевесте. В 1823 вдова соорудила на могиле прекрасный мавзолей, сохранившийся до наших дней.

                                                          склепы Барклая де Толли и его жены

                                                          памятник Барклаю де Толли в Риге

            По материалам книг В. Левченко «Герои 1812 года» и В.Д. Мелентьева «Фельдмаршалы Победы».