Князь Ярослав Всеволодович. Поход на емь и крещение корел

                                     Часть II

Падение Юрьева и гибель князя Вячко в 1224 г. от рук немцев не произвели на русских современников гнетущего впечатления. В летописях об этом событии говориться как о, безусловно, печальном, но малозначительном. Внимание летописцев было отвлечено прошедшей за год до этого битвой на Калке, событием, по их мнению, действительно грандиозным и трагическим.

В отличие от них, сами немцы придавали захвату Юрьева большое значение и оценивали его как решающую победу в борьбе с русскими за земли Эстонии.

После уходя Ярослава из Новгорода новгородцы вновь запросили себе князя у Юрия Всеволодовича, и он вновь предложил им своего сына Всеволода. Однако обстановка в Новгороде была такова, что не прошло и четырех месяцев, как юный князь вновь сбежал, именно сбежал – тайно, ночью, со всем двором и дружиной из Новгорода и, послав весть отцу, засел в Торжке. Юрий, получив известия от сына, поднял в оружие основные силы своего княжества – брата Ярослава, племянника Василька Константиновича и пригласил к участию в походе своего шурина (Юрий был женат на дочери Всеволода Чермного Агафье), только что участвовавшего в битве на Калке и чудом оттуда сбежавшего черниговского князя Михаила Всеволодовича, и также пришел в Торжок.

Именно в Торжке проходили дальнейшие переговоры между Юрием и новгородцами.

Силы под рукой у Юрия были немаленькие, поэтому на переговорах он занял жесткую позицию – требовал выдачи ряда новгородских бояр и выплаты крупной денежной суммы в обмен на отмену похода на Новгород и возвращение ему князя, то есть своего покровительства. Бояр новгородцы выдать отказались, но обещали покарать их своим судом (двоих в итоге, все-таки казнили), на выплаты общей суммой не менее 7000 (10000, если верить В.Н.Татищеву) гривен согласились (необходимая сумма была Юрием получена), а вот с князем случилось нечто непонятное. Видимо, Юрий понял, что малолетний Всеволод на роль новгородского князя не годится совершенно, а Ярослав, вероятно, снова ехать в Новгород не захотел, возможно, его не устроили условия возвращения или не прошла обида на новгородцев, поэтому Юрий предложил новгородский стол Михаилу Всеволодовичу. С трудом можно представить какая обстановка в тот момент творилась в Новгороде, если глава клана юрьевичей предлагает новгородский стол, по идее, один из самых богатых и почетных, в обход родного брата не кому-нибудь, а представителю извечно враждебных юрьевичам ольговичей. 
Михаил Всеволодович на предложение Юрия согласился и через некоторое время прибыл в Новгород. Первое и последнее дело, которое решил для новгородцев Михаил, было проведение переговоров с Юрием Всеволодовичем относительно возврата плененных последним в ходе только что завершившегося конфликта новгородцев и захваченного в Торжке и по новгородской волости товара. Как будет видно из дальнейших событий Михаил, вероятно, имел определенное влияние на Юрия, либо посредством жены последнего, приходившейся Михаилу родной сестрой, либо по каким-то иным причинам, поэтому переговоры с Юрием в интересах Новгорода Михаил провел крайне успешно, окончательно примирив стороны и безвозмездно получив от Юрия все желаемое, после чего вернулся в Новгород… где отказался от новгородского княжения, и сразу вернулся в Чернигов.
Новгород в очередной раз остался без князя и в очередной раз вынужден был идти на поклон к Ярославу Всеволодовичу. Безусловно и Ярослав, и новгородцы понимали, что лучшего кандидата на новгородское княжение, чем Ярослав Всеволодович, в обозримом политическом пространстве нет и в ближайшее время не предвидится. Несмотря на это, а, может быть именно поэтому, Ярослав согласился ехать в Новгород далеко не сразу, хотя и не отказал новгородцам. Под предлогом необходимости организации свадьбы своей родственницы, обозначенной в летописи как «свесть», с муромским князем Ярославом Юрьевичем, он оставил послов дожидаться его решения. Однако, не успел он ни разобраться со свадьбой, ни отпустить послов, как в Переяславль пришла весть об очередном набеге литвы на Торопец и Торжок.

Несмотря на то, что Торопец входил в состав Смоленского княжества, а Торжок – Новгородского, Ярослав, возможно, чтобы окончательно убедить новгородцев в необходимости принять его условия при вступлении на княжение, показав им, так сказать, товар лицом, а возможно потому, что и Торопец и Торжок были уже областями, пограничными с его княжеством, снарядился в поход, быстро организовав небольшую коалицию, в которую кроме него вошли его брат Владимир со своим сыном, торопецкий князь Давыд Мстиславич, родной брат Мстислава Удатного, а также, возможно другой брат Ярослава Святослав Всеволодович и племянник Василько Константинович. 

                                                                                  Торопец

Некоторые исследователи полагают, что под именем Владимир летописи подразумевают не брата Ярослава Владимира Всеволодовича, а княжившего в то время в Пскове князя Владимира Мстиславича, родного брата Мстислава Мстиславовича Удатного и Давыда Мстиславовича Торопецкого. В пользу как той, так и другой версии приводятся разнообразные доводы, детально разбирать которые в рамках этой статьи не имеет смысла. Версия участия в походе именно Владимира Всеволодовича, а не Владимира Мстиславовича представляется более обоснованной.
Новгородская рать тоже вышла в поход из Новгорода, но, видимо, по своему обыкновению, так торопилась, что к тому моменту, когда Ярослав настиг литву под Усвятом, новгородцы были еще под Русой (совр. Старая Руса, Новгородская обл.). К слову, от Переяславля до Усвята расстояние по прямой около 500 км, от Новгорода до Усвята около 300 км, а от Новгорода до Русы, даже с учетом необходимости обхода Ильмень-озера – менее 100 км.

Судя по всему, бой под Усвятом был трудным, и победа Ярославу Всеволодовичу далась нелегко. В летописях говорится о потерях литвы в 2000 человек и пленении литовского князя, не названного по имени. В сражении погиб князь Давыд Мстиславич, а также летописью отмечена гибель личного меченоши (оруженосца и телохранителя) Ярослава по имени Василий, что, скорее всего свидетельствует о том, что бой был очень упорен и что князь Ярослав находился непосредственно в его гуще. Так или иначе, победа была одержана, пленные новгородцы и смоляне освобождены, литовская добыча отнята.
После победы под Усвятом Ярослав отправился прямиком в Новгород, где вокняжился, по выражению летописи «на всей своей воли». Деталей соглашения князя с новгородцами мы не знаем, но, если забежать немного вперед, мы увидим, что в 1229 г. новгородцы вновь пытаются изменить условия княжения Ярослава у себя и выставят ему следующие условия: «поеди к намъ, забожницье отложи, судье по волости не слати; на всеи воли нашеи и на вьсехъ грамотахъ Ярославлихъ ты нашь князь; или ты собе, а мы собе». В летописной цитате не совсем понятен термин «забожничье». Различные исследователи по-разному оценивают его значение: от налога на католические храмы в Новгороде (божницы) до княжеского сбора за совершение языческих обрядов или штрафы за преступления против церкви. Единого мнения по этому вопросу у исследователей не сложилось, тем не менее, очевидно, что на момент выставления этих требований и «забожничье» и княжеские суды по волостям имели место быть. Вполне вероятно, что именно эти условия Ярослав выдвинул новгородцам при вступлении на княжение после битвы под Усвятом.
Это было уже третье, но отнюдь не последнее вокняжение Ярослава в этом чрезвычайно богатом, но таком непокорном и капризном городе. Шел 1226 год, Ярославу Всеволодовичу исполнилось 36 лет. К этому времени, вероятно, между 1224 и 1226 гг. у него родился еще один сын, названный Андреем.
В начале следующего 1227 г. Ярослав организовал большой зимний поход в земли финского племени емь (тавастов). Из Новгорода войско Ярослава двинулось вдоль р. Луга, по которой вышло к Финскому заливу, пересекло его по льду с юга на север или северо-запад и вторглось в пределы современной Финляндии западнее Выборгского залива. 
Отношение Новгорода с финскими племенами, обитавшими на территории современной Финляндии и Карельского перешейка (корела, емь, сумь), остаются предметом диспута среди исследователей до настоящего времени. Наиболее обоснованным и аргументированным кажется мнение тех, кто утверждает, что к началу XIII в. корела, занимавшая территорию вокруг Ладожского озера и Выборгского залива, уже находилась под плотным влиянием Новгорода, тогда как сумь, проживавшая, в основном вдоль побережья западной части Финского и южной части Ботнического заливов, в большей степени тяготела к Швеции. Территория еми, или тавастов, занимавшая промежуточное положение между сумью и корелой (центральная часть Финляндии, вплоть до северной оконечности Ботнического залива), являлась, как раз спорной, на нее поочередно претендовали Швеция и Новгород.

Поход Ярослава Всеволодовича 1227 г. имел своей целью именно укрепление власти Новгорода в землях еми, но придя туда, Ярослав убедился, что католическая проповедь и влияние шведов там уже настолько труднопреодолимо, что решил ограничиться взиманием дани (читай «грабежом населения») и разорением территории, по факту, враждебного государства.

Несмотря на тяжелые природные и погодные условия (глубокие снега, сильные морозы, отсутствие каких-либо проторенных дорог) поход получился крайне успешным. Кроме отмеченного всеми летописями огромного полона, захваченного Ярославом (пленных было столько, что на обратном пути некоторых пришлось убить, а некоторых просто отпустить), была собрана огромная дань, поделенная между Новгородом и Ярославом. Военный успех похода, невозможный без грамотной организации и умного руководства, продемонстрированных Ярославом, был несомненен, а возвращение новгородского войска в Новгород через земли корел (Карельский перешеек) – триумфальным. 
В то же время, обращает на себя внимание, что, несмотря на абсолютный успех похода как военного предприятия, с политической точки зрения он продемонстрировал полное поражение новгородского княжества, а если брать шире, то всего древнерусского государства в целом, в борьбе за влияние в Центральной Финляндии. Конечно, обвинять в этом поражении князя Ярослава Всеволодовича никоим образом нельзя – он наоборот своей активностью и агрессивной политикой пытался вернуть утерянные позиции в этом регионе, борьба была проиграна задолго до него и не столько светскими властителями – князьями, сколько владыками духовными. Причем проиграна эта борьба была не только в Финляндии, но и в землях, расположенных на южном берегу Финского залива – на землях современных Эстонии и Латвии. 
Изучающий исторические материалы Раннего и Высокого Средневековья исследователь, непременно обращает внимание на то, что стартовые позиции древнерусского государства в освоении Восточной Прибалтики были значительно лучше, чем у государств, ставших впоследствии его конкурентами в этом регионе. Немцы, датчане и шведы появились на территории современных Латвии, Эстонии и Финляндии значительно позже русских, когда русское присутствие в этих землях уже имело определенные традиции и заметное влияние на местное население. Тем не менее, в течение буквально полувека, после начала экспансии католических государств в восточном направлении, эти территории для древнерусского государства были потеряны.
И дело здесь не в техническом или военном превосходстве наших западных соседей – его как такового не было. Профессиональный русский дружинник ни в чем не уступал европейскому рыцарю. Дело в том, что в распоряжении этих самых европейских рыцарей было могучее оружие, которое они очень эффективно использовали и которого были лишены русские князья. Имеется в виду христианская проповедь.
Одной из основных функций религии в обществе является сакрализация государственной власти, и христианство как нельзя лучше подходит для этой цели. Власть, опирающаяся на религию, гораздо прочнее, точно также и религия, поддерживаемая властью, имеет большее влияние на паству. Необходимость и полезность взаимной поддержки власти светской и власти духовной католическая церковь, видимо, осознала лучше, чем православная, в результате чего был создан практически идеальный механизм завоевания и покорения. В Европе католическая церковь и государство в осуществлении экспансионистской политики шли рука об руку, поддерживая друг друга и помогая друг другу, не чураясь, в том числе, насильственного обращения неофитов в христианство.

Церковь позволяла присоединять вновь создаваемые диоцезы к владениям того или иного светского властителя, расширяя таким образом его территорию и влияние, а государство военной силой защищало церковные институты на своей, а иногда и на сопредельной территории. В отличие от католической, православная церковь не приветствовала насильственное крещение язычников, но при этом и активной проповедью православия также не занималась, фактически, пустив решение задач по распространению православного христианства на самотек.
Деятельность по организации таких мероприятий как крещение неофитов, светским владыкам древнерусского государства не была свойственна. Князья считали, что распространение христианства и укрепление веры среди их подданных, а, тем более, среди язычников-данников является прерогативой исключительно духовных властей. Духовные же власти, во главе с константинопольским патриархом и киевским митрополитом, проповедью православного христианства сугубо озабочивать себя отнюдь не спешили. Активность православных проповедников, в сравнении с католическими следует признать до крайности низкой. Православие проникало на сопредельные с Русью территории естественным путем, фактически, его проповедниками были не специально подготовленные миссионеры, как у католиков, а обычные люди – купцы, путешествующие между землями, и крестьяне, переселяющиеся из одной области в другую. Главным же распространителем православия являлись, как это ни странно, именно князья, захватывающие, «примучивающие» для своих княжеств новые территории, хотя для них деятельность по распространению христианства стояла далеко не на первом месте.

В этой связи хочется воздать должное именно князю Ярославу Всеволодовичу, который в отличие от своих предшественников и наследников, не только понял какие преимущества дает приобщение неофитов к христианской культуре, но и пытался заниматься фактически миссионерской деятельностью.
По возвращении в Новгород, Ярослав, видимо, ознакомившись на месте с обстановкой на северном берегу Финского залива и западного побережья Ладоги, пришел к выводу о необходимости укрепления православного христианства в этом регионе. Только так можно было эффективно противостоять шведской экспансии. С этой целью он вызвал из Владимирского княжества большую группу православных священников для организации постоянных миссий на землях корелы. В летописях это действие Ярослава отмечено так: «Тогоже лета. Князь Ярославъ Всеволодичь. пославъ крести множество Корѣлъ. мало не всѣ люди». 
Заслуга Ярослава во многом состоит в том, что он сумел оценить полезность проповеди православия на сопредельных с Русью территориях. Он, конечно, не был в этом деле пионером, например, подобные же действия проводил в Эстонии его тесть Мстислав Удатный пятнадцатью годами ранее (при этом, даже, сталкиваясь с глухим сопротивлением со стороны новгородской церкви, отказывавшейся представлять священников для проповеди) во время своего первого новгородского княжения. Ярослав оценив эффективность и перспективность такой стратегии, поставил ее на новый уровень – он организовал успешное крещение (причем вполне добровольное) целого народа, а не какой-то отдельной области или волости. К сожалению, его наследники либо не сумели оценить этот почин, либо не имели возможности использовать такую стратегию по каким-то иным причинам. В итоге, активная проповедь православия возобновилась русской церковью только во второй половине XIV в., во времена уже Сергия Радонежского и Дионисия Суздальского.

Завершив поход против еми, и осуществив крещение корел, Ярослав начал подготовку еще более масштабного мероприятия – большого похода на Ригу.

                               Князь Ярослав Всеволодович. Конфликт с Псковом и потеря Новгорода

Весной 1228 г. Ярослав Всеволодович, находясь в Новгороде, приступил к подготовке глобального похода против самого важного центра крестоносного движения в Восточной Прибалтике – против города Рига.

Не нужно думать, что в то время Рига хоть как-то напоминала Ригу современную. В 1228 г. Рига еще не отметила даже своего тридцатилетия. Это был небольшой населенный, в основном, немецкими переселенцами городок с крепким замком, удобной гаванью и недостроенным Домским собором, просто сравнительно небольшой населенный пункт с очень большими амбициями. 
Однако, политическое значение Риги для балтийского региона было чрезвычайно велико. Рига была резиденцией рижского епископа Альберта фон Бугсгевдена, главного основателя, вдохновителя и руководителя крестоносного движения в Восточной Прибалтике и, соответственно, политическим и экономическим центром католического анклава в этом регионе, становой хребет которого составлял орден меченосцев.

Падение такого значимого центра могло бы предопределить масштабный кризис, если не полный крах всего крестоносного движения в Прибалтике, поскольку неизбежно вызвало бы волну восстаний на еще не до конца покоренных территориях эстов, ливов, латгалов и других насильно христианизированных племен Прибалтики, массовые вторжения литвы и других соседей.
Однако, намерениям Ярослава суждено было столкнуться с существенным противодействием как внутри Новгорода, так и со стороны такого значимого новгородского пригорода как Псков.
                                                           Несколько слов о Пскове. 

В рассматриваемый период Псков представлял собой крупный торгово-административный центр с ярко выраженным стремлением к сепаратизму относительно «старшего брата» — Новгорода. Находясь на границе с зоной немецкого влияния, он в большей степени, нежели чем Новгород, этому влиянию подвергался. Являясь центром транзитной торговли, Псков также в большей степени страдал от военных действий, этой торговли препятствующих, чем его «старший брат».

Кроме того, Псков чаще других русских земель подвергался нападениям литвы, а в случае конфликтов Новгорода с немцами становился первой мишенью для рыцарских набегов. 

Долгое время во Пскове правил родной брат Мстислава Удатного князь Владимир Мстиславич.

Это был весьма неглупый и энергичный князь, не обделенный способностями политика. Характерной особенностью его политики был ее прозападный вектор. Он сумел найти общий язык с крестоносцами и даже выдал свою дочь за Теодориха фон Буксгевдена, близкого родственника упомянутого выше первого рижского епископа Альберта фон Буксгевдена, вписавшись, тем самым, в высшие слои общества крестоносцев. Его прозападная ориентация была настолько явной, что с 1212 по 1215 гг. он был изгнан из Пскова и служил епископу Альберту, получив от него лен в окрестностях Вендена. В 1215 г. Владимир Мстиславич, рассорившись с немцами, вновь вернулся на Русь и был принят во Пскове, которым правил уже без перерывов до своей смерти приблизительно 1226 – 1227 году. За время его правления Псков в значительной степени привык к самостоятельности и уже не так часто оглядывался на «старшего брата», принимая многие политические решения самостоятельно.
На походы суздальских князей Святослава и Ярослава Всеволодовичей против немцев (1221 и 1223 гг.), последние ответили серией коротких, но болезненных ударов по Пскову. Новгород, по своему обыкновению, либо долго собирался с помощью, либо совсем в ней отказывал, оставляя Псков один на один с воинственными соседями – литвой и крестоносцами, поэтому псковская община была вынуждена вести более самостоятельную политику по отношению к Новгороду, как своему сюзерену. Этой ситуацией сумели воспользоваться противники Ярослава Всеволодовича в Новгороде.
Весной 1228 г. Ярослав в рамках подготовки похода на Ригу отправился с небольшой дружиной в сопровождении новгородских посадника и тысяцкого в Псков, однако, на середине пути узнал, что псковичи его пускать к себе в город не хотят. Во Пскове распространился слух, что Ярослав едет к ним арестовывать своих политических противников и псковское вече решило своих не выдавать, а Ярослава в город не пускать. Кто распускал эти слухи, осталось неизвестным, однако, исходя из последующих событий, исследователи делают определенные предположения. А последовательность событий была следующей.
Узнав об отказе псковичей принять его как своего суверена, Ярослав вернулся в Новгород и собрал вече, на котором пожаловался новгородцам на псковичей, утверждая, что не задумывал никакого зла против них, а вез с собой не оковы, чтобы заковать своих противников, а подарки псковским «вятшим людям» – дорогие ткани и «овощь». Неизвестно поверили ли новгородцы своему князю, но каких-либо действий против Пскова или против князя предпринимать не стали. Каковы были реальные намерения Ярослава также остается загадкой, но все-таки такая необычная подозрительность псковичей могла иметь свои объективные причины. Вспоминаются две русские пословицы: «Нет дыма без огня» и «Знает кошка чье мясо съела». В итоге дело так и кончилось ничем, поскольку вскоре и новгородцев, и князя отвлекли другие события. 

01 августа 1228 г. в Новгород пришла весть о том, что подвергшаяся в прошлом году разграблению емь, видимо решила отомстить и организовала грабительский набег на территорию Новгорода.
Отряд еми не менее 2000 человек пришел на судах в Ладожское озеро и начал грабить побережье. Ярослав в это время находился в Новгороде с женой и детьми. Получив сведения о нападении, он погрузил дружину в насады (небольшие суда, предназначенные для перемещения по рекам и каботажного плавания в крупных водоемах) и двинулся на перехват грабителей. Однако, его опередил ладожский посадник Володислав, который, не дожидаясь новгородского войска со своей дружиной стал преследовать емь и настиг их отряд в районе дельты Невы.

В битве, продолжавшейся до вечера победителя выявить не получилось, однако ладожанам удалось занять некий остров на Неве и заблокировать, таким образом выход еми в Финский залив. Емь запросила мира, Володислав отказал. Тогда ночью емь перебила всех пленников и, бросив лодки, решила возвращаться домой берегом. По пути они все, по сообщению летописи, до единого человека были уничтожены ижорой и корелами. 
Большинство исследователей считают, что сражение с емью 1228 г., в некоторых источниках именуемое «первой невской битвой» произошло на территории современного Санкт-Петербурга, а остров, на котором укрепилась ладожская дружина, сейчас называется остров Петроградский. Таким образом, наиболее вероятное место битвы находится напротив того места, где сейчас стоит крейсер «Аврора».

В связи с этим походом летопись упоминает о начале очередного конфликта между Ярославом Всеволодовичем и новгородцами: «Новгородьци же стоявъше въ Неве неколико днии, створиша вече и хотеша убити Судимира, и съкры и князь въ насаде у себе; оттоле въспятишася въ Новъгородъ, ни ладожанъ ждавъше», то есть, новгородцы в походе занялись любимым делом, сотворили вече, на котором за какую-то вину решили убить некоего Судимира. В чем он провинился, вероятно, абсолютно ясно летописцу, но совершенно непонятно современному исследователю. Тем не менее, известно, что Судимир, чтобы избежать гибели, воспользовался покровительством Ярослава, который скрыл его на своем насаде, что не могло не вызвать неудовольствия новгородцев.
Проведя вече, и не добившись выдачи Судимира, отряд Ярослава вместе с князем, не дожидаясь ладожской дружины, вернулся в Новгород – продолжать подготовку к задуманному Ярославом грандиозному походу.
К зиме в Новгород стали стягиваться переяславские полки для похода на Ригу.  

Количество воинов было таково, что в Новгороде существенно выросли цены на продукты, которых и так было недостаточно в связи с неурожайным годом. В этот момент по Новгороду поползли слухи о том, что Ярослав, утверждавший, что собирается идти походом на Ригу, на самом деле планирует атаковать Псков, так невежливо обошедшийся с ним по весне и, конечно, эти слухи тут же достигли Пскова. 
Положение для псковичей сложилось опасное. Вероятно, с их точки зрения, ситуация, когда совокупные силы Новгорода и Переяславля под руководством Ярослава Всеволодовича начнут приводить Псков к покорности, была вполне допустимой. Срочно требовалось заручиться чей-либо военной поддержкой и единственным кандидатом на военный союз против Новгорода оказалась Рига. Договор Пскова с Ригой был заключен в очень короткие сроки и суть его состояла в том, что при нападении на одну из его сторон кого бы то ни было, другая сторона оказывает ей военную помощь. В качестве обеспечения выполнения договора псковичи оставили в Риге сорок человек заложников, а рижский епископ прислал в Псков крупный военный отряд.
Чтобы не допустить в регионе полноценной гражданской войны, Ярослав отправил в Псков посольство с заверениями о своих мирных намерениях и приглашением псковичам участвовать в походе на Ригу: «поидите со мною на путь, а зла есми до васъ не мыслилъ никоторого, а тех ми вздайте, кто мя обадил к вам». 
Но псковичи твердо отвечали: «тобе ся, княже, кланяемъ и братьи новгородьцемъ; на путь не идемъ, а братьи своеи не выдаемъ; а с рижаны есме миръ взяли. къ Колываню есте ходивъше, серебро поимали, а сами поидосте в Новъгородъ, а правды не створися, города не взясте, а у Кеси такоже, а у Медвеже голове такоже; а за то нашю братью избиша на озере, а инии поведени, а вы, роздравше, та прочь; или есте на нас удумали, тъ мы противу васъ съ Святою Богородицею и съ поклономъ; то вы луче насъ исечите, а жены и дети поемлете собе, а не луче погании; тъ вамъ ся кланяемъ». 
Псковичи отказывают Ярославу в совместном походе и выдаче своих граждан, ссылаясь на то, что заключили с рижанами мир. Также они напомнили князю походы новгородцев на Колывань, Кесь и Медвежью Голову, в результате которых после ухода новгородских войск, псковская земля подвергалась разорению. В последней части послания псковичи выражают намерение сопротивляться новгородской агрессии даже ценой собственной жизни.
Получив такой ответ, новгородцы отказались от участия в походе, чем окончательно его сорвали. Переяславские полки были отправлены назад в Переяславль, рижский отряд ушел обратно в Ригу, после чего псковичи изгнали из города всех сторонников Ярослава, окончательно и твердо обозначив свою независимую позицию по отношению к князю и новгородцам.
Ярослав также уехал в Переяславль, оставив на новгородском столе в качестве местоблюстителей своих сыновей Федора и Александра, соответственно десяти и восьми лет от роду. Причиной такого отъезда некоторые исследователи считают обиду князя на новгородцев, не пожелавших идти войной на псковичей, однако сложно себе представить, чтобы это было действительно так. Ярослав отлично знал политические реалии севера Руси и понимал, что междоусобная война Новгорода с Псковом в любом случае и при любом своем исходе сыграет на руку только его основным противникам – немцам. Возвращать Псков в орбиту новгородской или шире – общерусской политики следовало другим способом. Скорее всего, отъезд Ярослава был вызван расчетом, основывавшемся на том, что новгородцы в ближайшее время замирятся с Псковом, а при возникновении какой-либо внешней угрозы непременно позовут его на княжение вновь. В этом случае можно будет попытаться выставить новые, более выгодные условия княжения. А чтобы новгородцам не пришло в голову обратиться к кому-либо другому с приглашением на княжение, в Новгороде Ярослав оставил двух своих старших сыновей.                           Отъезд Ярослава Всеволодовича из Новгорода в 1228 г. Лицевой летописный свод

Осень 1228 г. была дождливой, собственный урожай по новгородской земле погиб, в городе начался голод. При этом политическая борьба между новгородскими партиями обострилась до предела. Противники Ярослава, использую тяжелое материальное положение простых новгородцев, и вызванное этим положением недовольство, обвинили действующего владыку Арсения в том, что он незаконно занял стол новгородского архиепископа, что и явилось, якобы, причиной божьего наказания в виде неурожая и голода. Арсений был смещен со своего поста и заменен престарелым иноком Антонием, ранее занимавшим должность архиепископа новгородского, тяжело больным человеком, к моменту поставления уже даже потерявшим речь.
К зиме 1229 г. положение с продовольствием в Новгороде не улучшилось, гражданские волнения усиливались. Сторонники «суздальской партии» в Новгороде подвергались репрессиям со стороны народных масс их имения в Новгороде подвергались разграблениям. Противники Ярослава постепенно занимали все ключевые административные посты в Новгороде, должность посадника еще сохранял более-менее лояльный к Ярославу Иванко Дмитрович, но на вторую по значимости должность в городе – тысяцкого – уже был назначен его ярый противник Борис Негочевич.

В такой обстановке в феврале 1229 г. юные княжичи Федор и Александр Ярославичи, оставленные отцом в качестве его местоблюстителей, ночью тайно сбежали из города и направились к отцу в Переяславль.
Узнав о бегстве княжичей, новгородцы решили пригласить к себе на княжение снова Михаила Всеволодовича Черниговского к которому тут же были посланы гонцы. Ярослав Всеволодович вовсе не хотел терять новгородский стол и даже пытался, договорившись со смоленским князем, перехватить новгородских послов, но Михаил все-таки узнал о предложении новгородцев и в начале марта уже прибыл в Новгород. В Новгороде Михаил проводил абсолютно популистскую политику. Первым его деянием была смена посадника. Иванко Дмитрович, представитель «суздальской партии», был сослан в Торжок, откуда позже сбежал к Ярославу, вместо него посадником стал Внезд Водовик ярый противник суздальцев. Остальных сторонников суздальской партии на вече обязали в качестве штрафа финансировать строительство нового моста через Волхов взамен разрушенного осенним половодьем.

Ярослав, однако, со сложившимся положением не смирился. И в этот раз князь, в семье которого недавно родился еще один, уже четвертый сын (Михаил, впоследствии получивший прозвище Хоробрит, то есть, Храбрый) и вплотную подошедший к своему сорокалетнему юбилею, действовал последовательно и мудро, проявляя достоинства не столько полководца, сколько политика.

                            Князь Ярослав Всеволодович. Борьба с Черниговом и "борисова чадь"

Очередной этап борьбы за новгородский княжеский стол Ярослав Всеволодович начал немедленно, получив сведения о вокняжении в Новгороде Михаила Черниговского. Своей дружиной он занял Волок Ламский (совр. Волоколамск Московской обл.) – город, находившийся, как полагают исследователи, в совместном владении Новгорода и Переяславля, но на этом остановился.

Причиной такого пассивного, не свойственного Ярославу поведения, вероятно была позиция его брата, великого князя владимирского Юрия Всеволодовича. 
Начиная со смерти Всеволода Большое Гнездо в 1212 г., Ярослав и Юрий всегда находились по одну сторону баррикад. Вместе они усмиряли старшего брата Константина в 1212-1214 гг., вместе сражались на Липице в 1216 г., никаких разногласий между ними не было заметно и позже, когда Юрий в 1218 г. занял по праву старшинства владимирский великокняжеский стол. Возможно, первые ростки будущего конфликта зародились в 1224 г., когда после переговоров с новгородцами в Торжке Юрий предложил им в качестве князя Михаила Черниговского, но никакими данными о разногласиях между Юрием и Ярославом в то время исследователи не располагают. Тем не менее, вряд ли Ярослав, после согласия Михаила занять новгородский стол, испытывал к нему добрые чувства, особенно памятуя, что в далеком 1206 г. он, Ярослав, был изгнан со своего первого княжеского стола в Переяславле-Южном отцом Михаила, а собственно, сам Михаил был посажен на его место.
Отношения Юрия Всеволодовича Владимирского и Михаила Всеволодовича Черниговского нуждаются в дополнительном осмыслении. 
Познакомились эти два князя, вероятно, не позднее 1211 г., когда Юрию было 23 года, а Михаилу 32, на свадьбе Юрия (напомним, Юрий был женат на родной сестре Михаила Агафье Всеволодовне). Неизвестно какой княжеский стол занимал в то время Михаил, но в семье собственно черниговских ольговичей (без учета ольговичей северских) он занимал высокое место, по лествичному счету находясь сразу после отца и двух его братьев. Отец Михаила, Всеволод Святославич Чермный (Рыжий) умер между 1212 и 1215 гг., следующий по старшинству дядя – Глеб Святославич умер между 1216 и 1219 гг., последний из дядей – Мстислав Святославич погиб в 1223 г. в битве на Калке. Михаил также в ней участвовал, но ему удалось спастись. 
Вероятно, с 1223 г. Михаил занял черниговский стол, а в 1226 г. при помощи Юрия Всеволодовича и его дружин Михаил сумел отстоять его от притязаний князя Олега Курского, который, по общему лествичному счету ольговичей, был старше Михаила, но в силу принадлежности к северской ветви этого рода, согласно решению княжеского съезда 1205 г., претендовать на Чернигов не мог. В этот период сближение Юрия с ольговичами обретает особенно зримые очертания: в 1227 г. Юрий женит своего племянника Василька Константиновича на дочери Михаила Черниговского Марии, а в 1228 г. другой его племянник Всеволод Константинович женится на дочери Олега Курского Марине.
Такая устойчивая и целенаправленная политика на сближение с кланом в недавнем времени самых принципиальных политических противников, как кажется, может свидетельствовать о достаточно близких и, возможно, даже дружеских отношениях Юрия и Михаила. Таким образом, предположение о том, что Михаил отправился на княжение в Новгород как минимум, с молчаливого согласия Юрия, обретает существенный вес, и его попытка завладеть новгородским столом уже не кажется авантюрой.
Михаил не мог учесть только одного – энергии и решительности своего главного соперника – Ярослава Всеволодовича. После занятия Волока Ламского Ярослав отказался вступать в какие-либо переговоры с Михаилом и вернулся в Переяславль, откуда развернул бурную политическую деятельность – он начал формировать коалицию против родного брата Юрия. Действовал он открыто, но достаточно успешно. В течение короткого времени ему удалось привлечь на свою сторону своих племянников – сыновей Константина Всеволодовича Василька, Всеволода и Владимира, контролировавших практически треть великого Владимирского княжения – бывший ростовский удел их отца со вторым городом княжества — Ростовом. В совокупности с Переяславским княжеством самого Ярослава силы оппозиционеров приближались к силам самого великого князя, а если бы к коалиции Ярослава примкнул и Святослав Всеволодович, чего можно было бы ожидать, положение Юрия, несмотря на его великокняжеский титул, стало бы очень сложным.

Назревал серьезный политический кризис. Юрий это понял и в сентябре 1229 г. созвал съезд князей, на котором присутствовали все дееспособные юрьевичи. 
Как проходил этот съезд, о чем говорили его участники, главными из которых были, безусловно, Юрий и Ярослав, в чем упрекали друг друга, чем угрожали, чего требовали и чем свои требования аргументировали, нам неизвестно. Известно только, что по итогам съезда Юрий примирился с братом и племянниками, в обмен на подтверждение его старшинства в роду.

Судя по дальнейшим событиям, Ярослав также сумел настоять на отказе Юрия от поддержки Михаила Черниговского в его притязаниях на Новгород. Юрий понял, что в своем союзе с Михаилом он не найдет поддержки у ближайших родственников и предпочел союз с родным братом союзу с шурином.
Политический кризис был преодолен без применения силы и даже без попыток ее демонстрации исключительно путем переговоров и взаимных уступок, что для Руси того времени можно считать большим достижением.
Развязав себе руки в тылу и лишив Михаила поддержки Юрия, Ярослав вернулся к новгородским делам.
А дела в Новгороде обстояли для Михаила Черниговского самым печальным образом. 
1229 г. оказался столь же бедным на урожай, что и предыдущий, голод в Новгороде продолжился. Сам Михаил, оставив в Новгороде сына Ростислава, удалился в свой Чернигов и оттуда пытался примириться с переяславским князем, который никакого примирения не желал. Только подключив к переговорам в качестве посредника смоленского князя и киевского митрополита, Михаилу удалось, в конце концов, добиться примирения с Ярославом, но он совершенно выпустил из-под контроля ситуацию в Новгороде.
В Новгороде же в период 1229 – 1230 гг. внутренняя политика посадника Внезда Водовика и тысяцкого Бориса Негочевича породила серьезный отток «вятших людей» в «низовские земли», в Переяславль к Ярославу. Представители знатных боярских фамилий, опасаясь репрессий противников «суздальской партии» начали массово покидать город со своими семьями, двором и дружинами, присоединяясь к Ярославу Всеволодовичу. Оставшиеся в городе их родственники исправно служили каналом для получения и передачи информации из Новгорода и обратно. Продовольственная ситуация не менялась к лучшему, никаких мер со стороны действующего новгородского князя для ее улучшения не предпринималось, недовольство «простой чади» росло.
К концу 1229 г. ситуация еще более усугубилась. «Суздальскую партию» в Новгороде возглавил очень способный политик Степан Твердиславич, сын того самого Твердислава Михалкича, что в 1218 – 1220 гг. возглавлял оппозицию смоленским ростиславичам на новгородском столе, действуя в пользу Ярослава.
Столкновения между сторонниками Степана Твердиславича и Внезда Водовика приняли характер необъявленной войны, когда среди ночи в любой дом могли ворваться вооруженные люди, хозяина убить, а дом поджечь.

Постоянная опасность исходила и от вече, которое, следуя своим предводителям или просто голосу корысти и ярости, могло приговорить к смерти любого политического деятеля и немедленно этот приговор привести в исполнение просто ради того, чтобы разграбить его имение и поживиться продуктами питания.
В сентябре 1230 г. неожиданно ударили морозы и уничтожили весь и без того скудный урожай. В городе начался мор, люди умирали на улицах. В одной только братской могиле на Прусской улице Новгорода было захоронено 3030 человек. Фиксировались случаи людоедства. Князь, находившийся в Чернигове, никаких мер по обеспечению города продовольствием не предпринимал, фактически устранившись от новгородских дел.
В такой ситуации у оставшегося в Новгороде вместо отца юного князя Ростислава Михайловича не выдержали нервы, и он сбежал в Торжок. Вместе с ним из города ушли руководители антисуздальской партии посадник Внезд Водовик и тысяцкий Борис Негочевич со своими самыми активными сторонниками. Произошло это 08 декабря 1230 г., а уже 09 декабря в Новгороде поднялось очередное восстание. Дворы сбежавших руководителей общины были разграблены, одного из сторонников Водовика, бывшего посадника Семена Борисовича убили. На вече был избран новый посадник, им стал Степан Твердиславич, на должность тысяцкого был назначен Микита Петрилович, также сторонник «суздальской партии».
Первое, что сделали новые руководители общины – отправили послов к князю Ростиславу в Торжок с исчислением вин его отца перед Новгородом, завершив его словами «а ты поди прочь, а мы себе князя промыслимъ». Получив такое сообщение от новгородцев, Ростислав, Внезд Водовик и Борис Негочевич тут же из Торжка отправились в Чернигов под защиту Михаила Всволодовича, новгородцы же в очередной, уже четвертый раз позвали на княжение Ярослава Всеволодовича.
30 декабря 1230 г. Ярослав, недавно отпраздновавший рождение своего пятого сына, названного им вне рамок традиций княжеского имянаречения Ярославом (в семье рюриковичей не было принято называть сыновей именем отца, если на момент рождения тот был жив), был уже в Новгороде и принимал присягу на княжение. Это было четвертое и последнее вокняжение Ярослава в Новгороде. В 1236 г. он предаст Новгород старшему из оставшихся сыновей Александру и в дальнейшем новгородскими князьями будут становиться только его потомки. Впрочем, тогда, в начале 1231 г. Ярослав, как и Михаил, не горел желанием оставаться в голодном Новгороде. Несмотря на то, что политические страсти в нем улеглись, голод становился все сильнее. К концу зимы трупами были засыпаны еще две братские могилы, то есть число жертв голода приблизилось к 10000 человек. Помочь было некому, так как, по выражению летописи «Се же горе бысть не в нашей земле одинои, нъ по всеи облате Русстеи, кроме Кыева одиного». 
Спасли город, как не странно, немцы.

С открытием навигации в Новгород пришли немецкие купцы, привезли зерно и муку. Что это были за «немцы» и откуда они пришли, летопись не указывает, ограничиваясь общим определением «из-за моря». Некоторые исследователи считают, что это были купцы с Готланда или из Любека. Так или иначе, эти самые купцы спасли город от вымирания, положив начало серии благополучных для Новгорода лет. Можно констатировать, что весной 1231 г. серия политических и экономических кризисов в Новгороде была окончательно преодолена.

После своего спешного отъезда из Новгорода в начале 1231 г. Ярослав, по своему обыкновению, не бездействовал. Он хотел раз и навсегда положить конец спорам о принадлежности Новгорода, во всяком случае, в отношении клана ольговичей и лично Михаила Черниговского. Ярослав собирал войско для атаки на Чернигов. Источники умалчивают о том, забрал ли Ярослав новгородские полки с собой в январе, или вызвал их из Новгорода позже (вероятнее второе), однако, к осени 1231 г. у него под рукой собралось внушительное войско, в которое входили новгородская и переяславская дружины, а также дружины его племянников, сыновей Константина Всеволодовича – союзников по коалиции 1229 г. против Юрия Всеволодовича. Все эти силы были нацелены на черниговское княжество. 

Есть сведения об участии в этом походе также и отрядов великого князя, но их роль нуждается в уточнении. В самом деле, дружины Юрия в этом походе вели себя пассивно и закончили поход раньше остальных. По мнению одних исследователей, Юрий шел отдельно от Ярослава и своим присутствием сдерживал брата от особо решительных действий. Другие исследователи полагают, что собственно, целью совместного похода Юрия и Ярослава являлось не причинение максимального ущерба черниговскому княжеству, а демонстрация политической переориентации Юрия от союза с Михаилом на союз с собственным кланом – братьями и племянниками, своего рода, демонстрация единства и силы. Юрий показал свою готовность выступать на стороне Ярослава против Михаила и, убедившись, что последний правильно понял намек и не собирается вступать в вооруженное противостояние с Ярославом, увел свои дружины домой. 
Так или иначе, совместный поход Юрия и Ярослава в черниговскую волость состоялся. Михаил на открытое боестолкновение не пошел, укрывшись на юге своего княжества, войска Ярослава (а именно его, а не Юрия, летопись считает руководителем похода) разорили Серенскую волость черниговского княжества, а сам город Серенск (совр. дер. Серенск Мещовского р-на Калужской обл.) демонстративно сожгли, предварительно выведя всех жителей за его пределы. 
 

                                            Сожжение Серенска. Лицевой летописный свод.

Такое «особое» отношение Серенск заслужил, видимо, тем, что являлся домениальным владением Михаила. Разграбив северные регионы Черниговского княжества (кроме Серенска пострадал еще и Мосальск), и не пытаясь углубится далее в незащищенную черниговскую землю, Ярослав вернулся в свою вотчину. Михаил же, поняв, что борьбу за Новгород он проиграл окончательно (намек на то, с какими силами ему придется столкнуться в случае продолжения этой борьбы был слишком прозрачен), перенес вектор своих усилий на юг и активно включился в борьбу сначала за Галич, который после смерти Мстислава Удатного в 1228 г. снова стал объектом многочисленных притязаний различных претендентов, а потом и за Киев. В последующие годы эта борьба отнимала все его силы и возвращаться к новгородским делам у него просто не было возможности.
Осталось только рассказать о судьбе бывшего новгородского посадника Внезда Водовика и Бориса Негочевича с их сторонниками, укрывшихся после своего бегства из Новгорода и Торжка в конце 1230 г. в Чернигове, под покровительством Михаила Всеволодовича.

Венезд Водовик зимой 1231 г. умер своей смертью в Чернигове. Место предводителя новгородской оппозиции занял Борис Негочевич, отчего в дальнейшем его сторонников в летописях называли «борисова чадь». Судя по всему, это был достаточно сильный воинский отряд, включавший в себя несколько десятков, а то и сотен хорошо вооруженных профессиональных воинов. Получив отказ Михаила Черниговского от дальнейшего участия в борьбе за Новгородский стол, «борисова чадь» уговорила князя Святослава Всеволодовича Трубчевского предпринять попытку захвата Новгорода, убедив его в том, что власть Ярослава там непрочна, и что достаточно им явиться под стены города, чтобы тот открыл им ворота. Однако, по мере приближения отряда к Новгороду, Святослав начал получать достоверную информацию о действительном положении дел в этом городе и, осознав безнадежность своего предприятия, покинул заговорщиков. Возможно, отказу Святослава от попыток вокняжиться в Новгороде предшествовало некое боевое столкновение с новгородскими сторожевыми отрядами, в ходе которого заговорщики потеряли свой обоз, в котором находились и их семьи, поскольку, впоследствии, ведя с Новгородцами и Ярославом переговоры, они просили вернуть им их «жен и товаръ ».
Лишившись в своем отряде князя, «борисова чадь» совершила марш-бросок на Псков, куда их впустили без боя. Арестовав в Пскове некоего Вячеслава, сторонника Ярослава, возможно, выполнявшего некие посольские функции, Борис Негочевич решил использовать в своих целях противоречия между Новгородом и Псковом, которые однажды (в 1228 г.) уже чуть не привели к вооруженному столкновению между этими городами. Захват Пскова «борисовой чадью» произошел весной 1232 г. 

Узнав о приезде «борисовой чади» во Псков, Ярослав, находившийся в это время в Переяславле (приблизительно в это время у него родился шестой сын, названный Константином, в честь дяди Константина Всеволодовича), сразу же поспешил в Новгород и предпринял энергичные меры по возвращению Пскова в политическую орбиту Новгорода. Сложность ситуации заключалась в том, что вооруженное принуждение псковичей к миру было крайне нежелательно. Пролитая кровь не объединила, а скорее, разъединила бы два города, что, безусловно, было бы на руку только внешним политическим противникам Новгорода. Поэтому Ярослав начал действовать неторопливо и продуманно. Первое его требование к псковичам было весьма необременительным: «мужа моего (имелся в виду задержанный «борисовой чадью» Вячеслав), пустите, а темъ путь покажите прочь, откуда пришли». Псковичи в ответ предложили князю обмен посадника на «жен и товаръ» «борисовой чади». Ярослав отказал, но не стал заключать с псковичами мир и не стал и организовывать на них поход, а просто взял Псков в торговую блокаду.
Лето 1232 г. прошло в молчаливом противостоянии Новгорода и Пскова, однако к зиме псковичи, страдавшие от «санкций», наложенных на них Ярославом, решили выполнить его сравнительно мягкое требование и отпустили плененного Вячеслава в качестве жеста доброй воли, без всяких условий. В ответ Ярослав также продемонстрировал свою незлобивость по отношению к псковичам и отпустил в Псков семьи «борисовой чади», также без дополнительных условий. Однако торговых ограничений с Пскова не снял. Только к зиме 1233 г. псковичи окончательно разуверились в политических возможностях Бориса Негочевича, решили признать Ярослава своим сувереном («ты нашъ князь») и попросили у него себе на княжение его старшего сына Федора. Ярослав подданство псковичей принял, но вместо сына дал им в князья своего шурина – Юрия Мстиславича, одного из сыновей Мстислава Удатного. Борис Негочевич вынужден был удалиться, как ранее из Новгорода, Торжка и Чернигова, теперь и из Пскова.
Выбор Ярослава Всеволодовича в пользу Юрия Мстиславича, как псковского князя, вероятно, был не случайным. До недавнего времени во Пскове правил брат Мстислава Удатного, князь Владимир Мстиславич, пользовавшийся во Пскове большим авторитетом. После его смерти на псковский стол претендовал его сын Ярослав, однако, псковичам не понравилась его горячая привязанность к немецким родственникам (его родная сестра была замужем за Теодорихом фон Буксгевденом – родственником первого рижского епископа), так что из Пскова ему «указали путь». Ярослав осел в Ливонии у своих родственников-крестоносцев, но продолжал считать Псков своим наследственным владением и, даже находясь вне пределов Руси, вынашивал планы возвращения на псковский стол. Возвращая псковское княжение ростиславичам, роду Мстислава Храброго, деда одновременно и Юрия Мстиславовича и Ярослава Владимировича, Ярослав Всеволодович, видимо, хотел нивелировать претензии последнего на этот стол.
Изгнанный из Пскова Борис Негочевич сотоварищи отправился не в русские пределы, а к немцам в Медвежью Голову (нем. Оденпе, совр. Отепя, Эстония), где встретился с Ярославом Владимировичем и, видимо, найдя с ним общий язык, поступил к нему на службу.
Весной 1233 г. Ярослав Владимирович с «борисовой чадью» при помощи немцев изгоном захватили Изборск.

Судя по всему, участие немецкого отряда в этой акции было частной инициативой кого-то из немецких родственников Ярослава. Однако, сил у захватчиков было явно немного, поскольку псковская дружина сумела отбить Изборск почти сразу и даже без помощи новгородцев. В бою Ярослав Владимирович был пленен, а некий немецкий рыцарь, которого русская летопись называет Даниил, погиб. Возможно, именно этот Даниил, видимо, хорошо известный летописцу, и командовал немецким отрядом в этом мероприятии.
Пленного Ярослава псковичи в знак верноподданнических чувств передали Ярославу Всеволодовичу, после чего он был переправлен в Переяславль, где и дожидался выкупа за своё освобождение, которое последовало только в 1235 г. 
О «борисовой чади» мы больше не слышим, в источниках она более не упоминается. В пылу политической борьбы Борис Негочевич вступил на скользкую тропу сотрудничества с врагами своего княжества, став в глазах как новгородцев, так и псковичей, предателем, «переветником». Где и когда он и его сторонники закончили свои дни неизвестно. 
Таким образом, к концу 1233 г. в северной части Руси сложилась вполне стабильная внутриполитическая ситуация: все внутренние конфликты в новгородской и владимирской землях были улажены, что дало возможность как Юрию, так и Ярославу обратить свою энергию на решение внешнеполитических задач. По сложившейся традиции Юрий занялся решением спорных вопросов с Волжской Булгарией, расширяя пределы Руси на восток, а Ярослав большую часть времени проводил в Новгороде, пытаясь противостоять католической экспансии в этом регионе.

                                                                                                                      Автор:  Михаил Б. (Хозяин Трилобита)

                                Начало читайте на сайте : Любознательным. Русь.  Часть I