Князь Ярослав Всеволодович.

                                      Часть III

                 Тесовский инцидент и битва на Омовже

10 июня 1233 г. в Новгороде умер старший сын Ярослава Всеволодовича молодой княжич Федор. Умер неожиданно, накануне собственной свадьбы с дочерью Михаила Черниговского Феодулией, «сватба пристроена, меды изварены, невеста приведена, князи позвани; и бысть в веселие место плачь и сетования за грехи наша». Старшим наследником Ярослава стал его сын Александр. Во время организации свадебных торжеств и последовавших вместо свадьбы похорон, Ярослав, видимо, также находился в Новгороде, однако сразу по завершении всех обрядов, он отбыл в Переяславль. Вместе с ним, судя по всему, в Переяславль уехала и несостоявшаяся невеста. Позже она постриглась в монахини под именем Евросинья, стала основательницей и игуменьей Троицкого монастыря в Суздале.

После смерти была канонизирована.

В конце 1233 г. происходит событие, для человека, знакомого с географией территории, на которой оно произошло, труднообъяснимое. При этом сам факт события оспорить невозможно – известие о нем продублировано в нескольких летописях. Имеется в виду налет немецкого отряда на Тесов (совр. дер. Ям-Тесово Лужского р-на Ленинградской области). В летописи об этом написано следующим образом: «Того же лета изгониша Немци в Тесове Кюрила Синкинича, и яша, и ведоша въ Медвежу Голову, и сиде окованъ от Госпожина дни до великого говения».

Граница между немецкими землями в Эстонии и Новгородской землей проходила приблизительно так же, как она проходит сейчас между Россией и Эстонией. Тесов находился приблизительно в 60 км. к северо-западу от Новгорода. Чтобы атаковать его, немецкому отряду необходимо было проследовать около 200 км. по территории новгородского княжества, причем путь должен пролегать по густонаселенным, развитым в сельскохозяйственном отношении местам. 
Большинство исследователей полагают, что имел место захват Тесова изгоном, т.е. внезапным налетом, в ходе которого был пленен некто Кирилл Синкинич, которого затем увели в плен в Оденпе.

Русские кмети не успели ни снять перекидного моста через ров, ни закрыть тяжелых дубовых воротных створ. Когда Кирилла Синкинич добежал до воротной вежи, там уже кипела яростная схватка между конными орденскими немцами и его пешими кметями и гридями. Прикрытые наполовину створы ворот лишь временно сдерживали яростный напор немцев. Многие русские вои уже обломали или потеряли копья и дрались секирами и мечами.

Синкинич выбрал позицию, уперся ногами в землю, взмахнул мечом и нанес удар в десный, незакрытый щитом бок, одному из верховых. Тот согнулся пополам и припал к шее жеребца. Крутя головой, боярин наметил себе еще одну цель и увернулся от удара тяжелого копья. Двое его паробков, дравшихся рядом с ним секирами, тоже смогли повалить на землю рыцаря, подсекая ноги его коню. Тем временем немцы полностью распахнула тяжелые ворота и рыцарская конница стала занимать град. Боярин получил тяжелый удар палицей в спину и, теряя сознание, упал лицом вниз. Его слуги были побиты копьями. Защитников города и тех, кто оказывал сопротивление, кололи и секли повсеместно без пощады. Со звонницы донеслись надрывные запоздалые удары сполошного била. Вслед за конной немецкой ратью в град вступала пехота — кнехты и эсты с копьями и луками. Эти добивали всех, кто хоть как-то защищался. Предградье озарили первые всплески пожара, так как немцы захватили его и стали жечь дома, где оказывалось сопротивление.

Тем временем конные немецкие рыцари и предавшиеся им новгородские дружины добивали тесовскую комонную сторожу на берегах порубежной речки. В граде же схватка заканчивалась. Только несколько десятков русских воев, запершихся на верхах воротной вежи, еще сеяли своими стрелами смерть среди немцев и эстов. Они бились так менее часа, пока не окончились стрелы и пока кнехты не вышибли тараном мощные двери, закрывавшие проход со стен в надвратные верха башни. Но и там, уже при свете факелов, им пришлось столкнуться с яростным сопротивлением русичей, пустивших в дело секиры, мечи и кистени, Некоторые рыцари и кнехты предлагали зажечь всю вежу. Но предводители рати запретили это делать, ибо град Тесов был крепок и хорошо устроен для обороны. Лишь когда немецкие вои и эсты подсекли опорные балки верхнего яруса вежи, обрушив вниз перекрытие, сопротивление прекратилось.

Тесов уже тогда представлял собой укрепленный пункт, у переправы через реку Оредеж на оживленной водской дороге, связывавшей Новгород с погостами Водской пятины.

В нем постоянно содержался хоть и небольшой, но гарнизон, в то же время, великих богатств в нем не было – грабить нечего. Для того чтобы захватить такой пункт, даже изгоном, требовался отряд как минимум в несколько десятков воинов. Провести такой отряд двухсоткилометровым маршем по населенным территориям незаметно (а иначе об «изгоне» не может быть и речи) просто невозможно. 
Допустим, немецкий конный отряд в несколько десятков воинов, рассчитывая исключительно на скорость, вторгся на территорию Новгорода, и двинулся прямо по дороге форсированным маршем на Тесов, уничтожая всех встреченных и не отвлекаясь на грабеж населенных пунктов. В этом случае он мог подойти к Тесову дня через три-четыре на изможденных лошадях. Одновременно в Новгород уже пришла бы соответствующая весть (гонцы скачут без отдыха и меняют лошадей), и тогда мы имеем следующую картину: немцы подходят к Тесову (каковы шансы, что их там уже не ждут?), а в это же время из Новгорода, расположенного в одном дневном переходе, уже выходит отряд на их перехват. Задача захватить тесовское укрепление, после чего на уставших лошадях уйти от преследования (с товаром и пленными) в такой обстановке кажется невыполнимой. Конечно, при наличии боевого мастерства, знания местности и, самое главное, сумасшедшего везения, это возможно. Но рассчитывать на везение при планировании такого мероприятия ни один здравомыслящий человек не стал бы.
Второй вариант. Небольшой отряд скрытно, двигаясь по бездорожью, глухими местами и исключительно по ночам, не разжигая костров в холодное время года, сумел неожиданно выйти к Тесову, атаковать его и захватить. Отряд этот не может быть конным, поскольку лошади по глухим местам просто не пройдут. О нападении в Новгороде узнают на следующий день, плюс день на поход дружины до Тесова, таким образом, у нападающих имеется фора в два дня. Вопрос успеха мероприятия упирается в вопрос, смогут ли нападающие обзавестись лошадями на месте, в Тесове? Если нет, то их гибель неизбежна. Теоретически, если заранее привести в Тесов соответствующее количество лошадей, обеспечив, таким образом, транспорт нападающим на обратный путь, такой вариант осуществим.
Третий вариант – крупный отряд в грабительском рейде не рассматривается. Такой рейд предполагает грабеж населения от начала его проведения и до конца, а такие детали в летописях всегда фиксируются, чего в данном случае мы с очевидностью не наблюдаем.
Да и какова могла быть цель такого похода? Грабеж исключается – заходить так глубоко на вражескую территорию, рискуя быть отрезанным от своих баз, когда можно быстро и просто пограбить пограничные деревни – глупо. А атаковать при этом укрепленный и защищенный пункт – еще глупее. По тем же причинам можно исключить и политическую провокацию. 
Остается предположить, что у похода была определенная, четко обозначенная цель и эта цель находилась именно в Тесове. Исходя из летописной записи можно сделать вполне обоснованное предположение, что целью этой мог как раз и быть захваченный немцами Кирилл Синкинич.

А если прочитать летописное сообщение буквально, то мы вообще ничего не увидим о захвате собственно Тесова: «изгониша Немци в Тесове Кюрила Синкинича, и яша, и ведоша въ Медвежу Голову», речь идет о захвате (неожиданном, врасплох) одного человека, а не укрепленного населенного пункта.

Для захвата одного человека, пусть даже знатного и перемещающегося, возможно, с охраной, не нужно формировать большой отряд. При этом, стоит помнить, что после разгрома под Изборском, некоторая часть «борисовой чади» могла уцелеть и принять активное участие в таком мероприятии, используя свои знакомства, знание местности и установленных порядков. Кроме того, не следует забывать, что в это время в плену у Ярослава Всеволодовича находился князь Ярослав Владимирович, официально являвшийся подданным рижского епископа и имевший родственников в клане Буксгевденов, среди элиты крестоносного сообщества Ливонии. Захват Кирилла Сикинича мог быть осуществлен силами этих родственников и остатков «борисовой чади» с целью обмена его на пленного Ярослава, чтобы не платить за того большого выкупа. Если это так, то «тесовский инцидент» так же как и поход на Изборск, является частной инициативой, а не политической акцией. Косвенно об этом свидетельствует и то, что местом заключения Кирилла были не Дерпт, Венден или Рига – столицы и резиденции правителей католических областей, а Медвежья Голова – то самое место, куда выехала «борисова чадь», будучи изгнанной из Пскова за год до этого. Предполагается, что Медвежья Голова (нем. Оденпе) являлась домениальным владением семьи Буксгевденов.

Говоря о «захвате Тесова» немцами в 1233 г., исследователи обычно отмечают, что, коль скоро земли Пскова немцы своим налетом не затронули, целью этой акции являлось отторжение Пскова от Новгорода. То есть, немцы демонстративно нападают на новгородские земли, не трогая псковские, как бы намекая, что псковичи им не враги, изборский инцидент – частная инициатива отдельных личностей, за которую они ответственности не несут и спрашивать с псковичей за разгром не будут, а в их конфликт с Новгородом Пскову встревать нечего. В принципе, в такой конструкции нет ничего противоестественного, если не задумываться о географическом положении Тесова. 
Кстати, описывая немецкий рейд на территорию Новгорода в 1240 г., когда Тесов и вся округа действительно были ими захвачены и разграблены, летописцы использовали совсем другие слова и краски.
Во время «тесовского инцидента» сам Ярослав Всеволодович находился в Переяславле, где, вероятно, собирал войска для запланированного им похода в Ливонию. Узнав о пленении Кирилла, Ярослав не стал вступать с немцами в переговоры, а немедленно выступил с войсками в Новгород, куда прибыл уже к началу зимы 1233-1234 гг. 

Осуществление масштабного похода в Ливонию против католиков было давней мечтой Ярослава. В 1223 г. во время похода на Колывань с ним была только его личная дружина и новгородские полки. В 1228 г., когда он подтянул в Новгород переяславские полки, осуществлению этой мечты помешали псковичи. Сейчас под рукой Ярослава находились и переяславские полки, приведенные им лично, и новгородское войско и псковичи также дали согласие на поход. Сила, конечно, собралась внушительная, но она значительно уступала даже той, что недавно под руководством Ярослава разоряла черниговское княжество.
Впрочем, и цель поход имел не столь амбициозную. Ярослав в этот раз вовсе не планировал разгромить и уничтожить все крестоносные силы в Прибалтике. Он решил воспользоваться внутренними разногласиями в католическом анклаве и атаковать только одну цель – Юрьев.
Дело в том, что католические владения в Прибалтике были отнюдь не однородны. Кроме владений ордена меченосцев, существовали владения датского короля в северной Эстонии, а также владения трех епископов – рижского со столицей в Риге, дерптского со столицей в Юрьеве и эзель-викского со столицей в г. Леаль (совр. г. Лихула, Эстония). Каждое из этих формирований имело свои вооруженные силы и могло проводить собственную политику. Периодически между ними возникали разногласия, иногда даже доходившие до вооруженных конфликтов. Летом 1233 г. конфликт представителя римского папы, легата Балдуина, поддержанного дерптским епископом и привлеченными из Европы крестоносцами (не все крестоносцы в Прибалтике являлись членами ордена меченосцев), с одной стороны, и орденом меченосцев, поддержанным рижским епископом, с другой, перерос в полномасштабные боевые столкновения, в которых Балдуин потерпел поражение.

Таким образом, Рига и Орден не возражали, чтобы дерптский епископ был наказан кем-нибудь и на подготовку Ярославом похода против Юрьева смотрели, если и не одобрительно, то, во всяком случае, нейтрально. 

По этим же причинам псковичи, имевшие с рижским епископом мирный договор, но участвовавшие в походе на Юрьев, не считались клятвопреступниками.
В начале марта 1234 г. Ярослав начал свой поход. Вероятно, вместе с Ярославом в походе участвовал и его тринадцатилетний сын Александр. Точная датировка похода в летописях отсутствует, однако известно, что мирное соглашение по его итогам было заключено до «великого говения», то есть, до конца апреля. Придя под Юрьев, Ярослав не стал осаждать город, в замке которого имелся сильный гарнизон, а распустил свои войска в «зажитие», то есть разрешил грабить местное население без ограничений. Гарнизон Юрьева, который к тому времени уже будет правильнее называть Дерптом или Дорпатом, как выяснилось, ожидал помощи из Оденпе – Медвежьей Головы и бессильно наблюдал за тотальным опустошением округи. Ярослав не хотел класть своих воинов под стенами хорошо укрепленного города, поэтому своими действиями провоцировал немцев на выступление из замка. Провокация удалась блестяще. С приходом подкрепления от «медвежан», как называли жителей Оденпе русские, гарнизон Юрьева вышел за стены города, и выстроился для битвы. Однако, Ярослав был к этому готов и сумел к этому моменту снова собрать свои дружины и сосредоточить их для боя.
О ходе самого сражения известно, что бой происходил на берегу реки Омовжа (нем. Эмбах, совр. Эмайыги, Эстония), русские успешно выдержали немецкую атаку и сами атаковали немецкий строй, в упорном бою погибли многие рыцари, после чего немецкое войско дрогнуло и побежало. Часть войска, преследуемая русским, выбежала на речной лед, который не выдержал и провалился – многие немцы утонули.

На плечах бегущих русские ворвались в город, который был захвачен и сожжен. Не смогли русские войска захватить лишь замок, стоявший на холме, в котором укрылись остатки разбитого немецкого войска. Штурмовать его Ярослав не стал. 

                                                     Битва на Омовже. Лицевой летописный свод.

Небольшая часть немецкого войска также сумела добраться до Оденпе. 
Победа Ярослава была впечатляющей. Потери русского войска – минимальны. После победы Ярослав провел свое войско к Оденпе, окрестности которого также подверглись изрядному разграблению. Сам замок Ярослав решил не штурмовать и даже не осаждать.
Запертый в Дерптском замке епископ Герман начал мирные переговоры. Ярослав выдвинул достаточно жесткие условия: возобновление выплаты «юрьевской дани», о которой немцы в последнее время «забыли», а также отторжение от территории епископства некоторых земель на юго-востоке. Также по мирному соглашению Буксгевдены отпустили без выкупа плененного в Тесове Кирилла Синкинича.
Заключив с Дерптом мир, Ярослав вернулся в Новгород и распустил войска. Одним из итогов битвы на Омовже (под таким названием она вошла в историю) считается смена немецким крестоносным движением в Прибалтике вектора своей агрессии с восточного на южный и западный. На юге, впрочем, им тоже не особо благоприятствовала судьба. Через два года после поражения на Омовже крестоносцы потерпят еще более жестокое поражение от литвы под Сауле. В результате этого фиаско орден меченосцев будет расформирован, а его остатки войдут во вновь учрежденное Ливонское ландмейстерство Тевтонского ордена.
Следующая попытка уже Тевтонского ордена расширить свою территорию на восток произойдет только в 1240 г. Князь Ярослав Всеволодович сумел приостановить «Дранг нах остен» на шесть лет.

                                                      Бой под Дубровной. Вокняжение в Киеве

После победы на Омовже весной 1234 г. Ярослав не поехал в Переяславль, а остался в Новгороде и, как выяснилось, не зря. Летом нападению литвы подверглась Руса (совр. Старая Русса, Новгородская обл.) – один из ближних пригородов Новгорода.

Литва атаковала внезапно, однако рушане сумели дать серьезный отпор налетчикам. Нападавшие уже прорвались к городскому торгу, но защитники города сумели организоваться и оттеснить их сначала на посад, а затем и за пределы города. Летопись отмечает гибель в этом бою четырех рушан, первым из которых назван некий поп Петрила, вероятно, организатор отпора. Пограбив окрестности, в частности, разорив один из монастырей, литва отступила.
Узнав о нападении, Ярослав тут же бросился в погоню, не тратя много времени на сборы. Часть дружины вместе с князем двигалась вслед за литвой вверх по реке Ловать в насадах, часть осуществляла преследование в конном порядке по берегу.

Спешка при подготовке похода все-таки сказалась и у «судовой рати» закончились припасы до того, как войску удалось догнать противника. Ярослав отослал воинов в насадах обратно в Новгород, а сам только с конной ратью продолжил погоню.
Догнать спешно двигавшийся отряд литвы удалось только у села «Дубровно Торопецкой волости», как указано в летописи. В произошедшем бою литва была разгромлена, хотя снова, как и в бою под Усвятом, победа далась Ярославу Всеволодовичу нелегко. В качестве приза победителям досталось 300 лошадей и весь товар побежденных.

                                                         Бой под Дубровной. Лицевой летописный свод

Список погибших весьма примечателен тем, что указывает на их социальное положение, причем в их числе только один, если не считать самого тысяцкого, профессиональный воин, – Федор Ум, княжеский детский (по всей видимости, из младшей дружины). Учитывая, что перед этим в летописи совершенно недвусмысленно говориться, что продолжившая поход часть отряда Ярослава была конной («а самъ поиде с коньникы по них»), можно сделать некоторые выводы о способах комплектации новгородского войска, в том числе конного, то есть, элиты вооруженных сил средневековой Европы и, соответственно, Руси. В источниках ничего не сказано о том, как именно сражались и погибли эти воины, вполне возможно, что они только прибыли к месту сражения на лошадях, а сражались пешими, как это делали их отцы, в общем смысле этого слова, на Липице в 1216 г. – тактика, доставшаяся новгородцам в наследство от поздних викингов – но то, что у «щитника», «серебряника», «Негутина с Лубяници» и «иных три мужи» были кони, на которых можно отправиться в военный поход, из этого отрывка следует с очевидностью. Как, впрочем, и то, что были такие кони все-таки далеко не у всех, способных и желающих воевать, поскольку часть войска, все-таки, ушла в поход на лодках.

Анализ имен погибших новгородцев может также дать определенное представление о соотношении боевых потерь между профессиональными воинами и «продвинутыми» ополченцами. Если считать тысяцкого профессиональным воином (а чаще всего так и было), то соотношение погибших воинов профессионалов и непрофессионалов в данном бою составила 2:8, то есть, непрофессионалов погибло в четыре раза больше. Для научного обобщения этих данных, безусловно недостаточно, но, возможно, стоит зафиксировать это соотношение в памяти.

Столь малое число погибших русских в этом бою никоим образом не свидетельствует о его незначительности или нерешительности. Общее число участников боя могло доходить до тысячи человек и даже значительно превосходить это число. Достаточно вспомнить, что в Невской битве 1240 г. в новгородской дружине погибло всего 20 человек. При этом, численное преимущество в бою под Дубровной, вероятно, было на стороне литвы. 

Дело в том, что в средневековом сражении основные потери несет та сторона, которая проигрывает конкретную схватку. Собственно, в процессе «выяснения отношений», конечно бывают и убитые, и раненые, но их сравнительно немного, поскольку нанести тяжелую травму бойцу, который твердо стоит на ногах, наблюдает за противником, защищен с боков и спины товарищами, стоящими с ним в одном строю, и сам активно защищается, особенно, если он экипирован тяжелым защитным вооружением, крайне сложно.

Но когда строй пятится или, тем более, ломается, когда начинается паника и бегство, у победителей появляется возможность наносить удары противнику в спину, фактически, не подвергая себя опасности – вот тогда и наносятся самые ощутимые потери, которые, как правило, кратно и даже на порядки превышают те, что понесли противники в первой стадии боя, когда еще обе стороны сражались на победу. Фраза «смерть скосила» дошла до нас именно с тех времен, когда отряды, обращенные противником в бегство, подвергались истреблению и мертвые тела на поле боя лежали, вытянувшись в одном направлении, как скошенная трава.

Вероятно, войско Ярослава Всеволодовича в бою под Дубровной состояло из двух тактических единиц – пешую часть составляли воины новгородской дружины, дружина же самого Ярослава сражалась в конном строю. Построенная в несколько шеренг тяжелая пехота атаковала противника, притягивая его к себе, в то время как конница, являющаяся средством маневра на поле боя, неприспособленная, к долгому утомительному бою с топтанием на одном месте, поскольку ее стихия — скорость и натиск, пыталась разрушить строй противника ударами с флангов или, если возможно, с тыла. Когда первый удар не достигал цели, конные воины разворачивались и отступали, после чего перестраивались и повторяли атаку в другом месте. Конница также осуществляла преследование и уничтожение отступающего противника.
Возможно, хоть и маловероятно, что войско Ярослава вело бой исключительно в конном строю. Тогда сражение представляло собой серию конных атак на литовский строй с разных сторон. Психологическое напряжение и физическая усталость обороняющихся, вынужденных находиться в постоянном напряжении, в конце концов давала себя знать и строй распадался, после чего следовал разгром.

Набеги литвы на новгородские земли начались в самом начале XIII в. (1200, 1213, 1217, 1223, 1225, 1229, 1234 гг.) и часто, поначалу, заканчивались успешно – нападавшим удавалось скрыться от ответного удара, однако, к середине XIII в. русские князья научились с таким набегами бороться. Быстро реагируя на известия о нападениях, зная маршруты возвращения литовских отрядов, русские дружины все чаще и все успешнее перехватывали их на обратном пути из набегов. Бой под Дубровной – яркий и типичный пример такого рода операции.
1235 г. на севере Руси прошел спокойно. Летописцами не отмечено ни голода, ни усобиц, ни военных походов. На северных и западных рубежах новгородского княжества католики, убедившись в способности новгородцев дать достойный отпор любой агрессии временно сменили векторы приложения собственных усилий. На востоке Волжская Булгария, вступив в прямое соприкосновение с монгольской империей, готовилась к неотвратимому вторжению, пытаясь заручиться поддержкой русских княжеств, и лишь на юге Руси жарким огнем полыхала княжеская междоусобица, в которой, взаимно истощая друг друга, ольговичи во главе с Михаилом Всеволодовичем Черниговским оспаривали у волынских изяславичей Галич, а у смоленских ростиславичей Киев. Обе стороны для решения своих вопросов привлекали к военным действиям поочередно то половцев, то венгров, то поляков.

Однако, именно этот год можно считать судьбоносным для Руси. Далеко-далеко на востоке в неприметном местечке Талан-даба состоялся Великий Курултай монгольской империи, на котором общим собранием ханов было принято решение об организации западного похода «к последнему морю».

Главнокомандующим похода был назначен молодой хан Бату. 

Тишина 1235 г. была тем самым затишьем перед бурей.

До поры до времени Ярослав Всеволодович в политических и военных играх на юге Руси участия не принимал, занимаясь, вероятно, семейными делами. Ориентировочно в 1236 г. (точная дата неизвестна) у него родится очередной сын – Василий.

Приблизительно в начале марта 1236 г. летописи фиксируют следующее событие: «Поиде князь Ярославъ из Новаграда къ Киеву на столъ, понявши съ собою новгородцовъ болших муж (здесь перечисляются имена знатных новгородцев), а новоторжець 100 муж; а в Новеграде посади сына своего Александра; и пришедши, седе в Киеве на столе; и державъ новгородцовъ и новоторжанъ одину неделю и, одаривъ, отпусти прочь; и приидоша вси здрави». 

Ни о каком масштабном походе, боевых действиях под Киевом, будь то осада или «изгон» речи нет. Ярослав даже не счел нужным брать с собой переяславскую дружину, во время похода на Киев с ним были только знатные новгородцы и сотня новоторжцев, которых он, к тому же, через неделю отпустил домой, оставшись в Киеве с одной лишь своей ближней дружиной.

Чтобы понять, что привело к такому течению событий, нужно немного разобраться в событиях, имевших место на юге Руси в предыдущие годы. 
Как уже говорилось, яблоком раздора на юге Руси всегда были киевское и галицкое княжества, не имевшие, подобно Новгороду, собственных княжеских династий, но и не имевшие, в отличие от того же Новгорода, таких глубоких традиций народоправства. В большей степени это касалось Киева, жители которого вовсе не проявляли какой-либо политической воли, в меньшей степени Галича, с традиционно сильным боярством, временами составлявшим серьезную оппозицию княжеской власти.

К началу 1236 г. диспозиция в конфликте за Киев и Галич была следующей. В Киеве сидел, незадолго до этого вернувший себе киевский стол, князь Владимир Рюрикович из смоленских ростиславичей, старый знакомый Ярослава еще по походу 1204 г. и битве на Липице 1216 г., где Владимир, выступавший в союзе с Мстиславом Удатным, командовал смоленским полком. Главным союзником Владимира по коалиции были братья Даниил и Василько Романовичи, из клана волынских изяславичей, владевшие волынским княжеством. Галичем овладел и пытался в нем закрепиться черниговский князь Михаил Всеволодович – представитель рода черниговских ольговичей, Черниговом непосредственно управлял князь Мстислав Глебович, двоюродный брат Михаила из младшей ветви тех же черниговских ольговичей.

Ситуация складывалась патовая. Обе коалиции в активных компаниях предыдущих лет полностью истощили не только свои собственные силы, но и силы ближайших соседей – половцев, венгров и поляков. В таких случаях принято заключать мир, но сложившееся положение настолько не устраивало ни одного из участников конфликта, которые, к тому же, явно испытывали друг к другу острую личную ненависть, что какие-либо переговоры были просто невозможны. Даниил Романович не мог согласиться даже временно на то, чтобы Галичем владел Михаил, а Михаил не собирался уступать Галич ни при каких обстоятельствах. 
Кому из двоих князей – Даниилу Романовичу или Владимиру Рюриковичу пришла в голову мысль подключить к выяснению отношений Ярослава Всеволодовича, как представителя клана суздальских юрьевичей, сказать сложно. Известно только, что Владимир добровольно уступил Ярославу Всеволодовичу золотой киевский стол, а сам удалился, как предполагается, в г. Овруч на границе киевских и смоленских земель в 150 км. к северо-западу от Киева.

Хотя есть мнение, что он оставался в Киеве все время пребывания там Ярослава, создавая некий дуумвират. Такая реконструкция событий кажется более обоснованной, поскольку Ярослав на юге был человек новый, большого воинского контингента он с собой не привел и без авторитета Владимира Рюриковича вряд ли сумел бы удерживать киевлян в повиновении. Следует также учитывать, что возможно, в 1236 г. Владимир был уже серьезно болен (он умер в 1239 г., а до этого времени, начиная как раз с 1236 г. какой-либо активности не проявлял), это обстоятельство могло бы отчасти объяснить мотивы принятия его такого неожиданного, можно сказать беспрецедентного решения.

Бескровное и быстрое вокняжение в Киеве Ярослава, который, кстати, по пути в Киев, памятуя о своей «любви» к Михаилу Черниговскому, прошелся по черниговским землям, разоряя округу и беря откупы с городов на своем пути, кардинально изменило соотношение сил в регионе. В случае начала военных действий против Волыни или Киева, Михаил Всеволодович неизбежно подвергал свои домениальные владения – черниговское княжество – сокрушительному удару с севера, со стороны суздальских юрьевичей, противопоставить которому он не мог буквально ничего. Даниил же, наоборот развил бурную активность, как военную, так и дипломатическую, в течение 1236 – 1237 гг. поочередно выводя из политической игры возможных союзников Михаила на западе (Польша, Венгрия). Досталось от него даже Тевтонскому ордену, который пытался укрепиться в замке Дрогичин, который Даниил считал своим. Осознав всю бесперспективность дальнейшей борьбы, Михаил пошел на заключение мира с Даниилом, которому вынужден был уступить город Перемышль с прилегающими областями. 

Таким образом, к осени 1237 г. положение на юге Руси замерло в состоянии неустойчивого равновесия. Киевской землей управляли совместно Владимир Рюрикович и Ярослав Всеволодович, чувствовавший себя в незнакомой обстановке, вероятно, не очень уютно. Усилившиеся Перемышлем Даниил Романович с братом Васильком, готовились к новой войне за Галич, который они считали неотъемлемой частью наследства своего отца. Засевший в Галиче Михаил, приглашенный туда галицкими боярами, можно сказать, чисто номинальным властителем, оказался изолирован от своей отчины Чернигова, где хозяйничал его двоюродный брат Мстислав Глебович. Мстислав же Глебович жил с постоянной оглядкой на север, откуда над ним нависала вовсе не призрачная угроза в виде единого и сплоченного Владимиро-Суздальского княжества, фактически объединенного властной рукой Ярослава Всеволодовича с Великим Новгородом.
Ни одна из сторон-участников политического процесса на юге Руси не была довольна сложившимся положением ни в малейшей степени. Установленный шаткий и непрочный мир должен был разрушиться как только обстановка хоть незначительно изменится и такое изменение не заставило себя ждать.

В ноябре 1237 г. непосредственно на границах Руси появились монголы.

           Князь Ярослав Всеволодович. Нашествие

Нельзя сказать, что появление монголов на границах Руси было неожиданным. После разгрома на Калке в 1223 г. сведения о монгольских делах периодически попадают в русские летописи. Разгром же Волжской Булгарии в 1236 г., извечного соперника и политического противника, окончательно поставил Русь перед фактом неизбежной конфронтации с монгольской империей.

Думается, что неотвратимость этого конфликта понимали все. Однако, над русскими князьями довлел вековой опыт общения со степными народами, который показывал, что степняки как приходят, так и уходят, к тому же совершенно не интересуются лесными областями, предпочитая передвигаться по открытым, степным ландшафтам. Безусловно, всей силы степной империи русские князья не представляли, да и не могли представить – цифры в десятки тысяч конных воинов просто не могли уместиться в голове русского князя, численность дружины которого в среднем была около 500 человек, а ополчения крупных городов могли выставить полторы-две тысячи воинов.
Самый сильный князь Руси – Юрий Всеволодович, глава Владимиро-Суздальского княжества, рассчитывал обороняться в пределах своей собственной земли в том случае, если монголы рискнут ее атаковать, однако, полагал, что те ограничатся нападением на южные пределы Руси, а его княжество останется в стороне от основных маршрутов вторжения.

Разведка не велась, дипломатическая подготовка к обороне тоже. Даже после атаки монголами Рязанского княжества, гибели рязанских князей в битве на Воронеже и во время осады и штурма Рязани, Юрий не стал проводить мобилизацию, а только лишь выдвинул имеющиеся войска к границам княжества, поручив руководство ими сыну Всеволоду. И только после того, как, разграбив Рязань, Бату двинулся в сторону Коломны, Юрий понял, что именно его земли подвергнутся первому удару и начал проявлять какую-то активность. 

                                                                     Рязань пала 21 декабря 1237 г. 

На момент начала вторжения Ярослав Всеволодович находился в Киеве. Как только стало ясно, что основной мишенью Бату стало Владимиро-Суздальское княжество, Ярослав со своей небольшой дружиной отправился на помощь брату. В летописях отмечен его быстрый отъезд на север. Киев остался без руководителя и почти сразу был занят Михаилом Всеволодовичем Черниговским. 
С точки зрения здравого смысла, Ярослав должен был отправиться либо в Новгород (около 1000 км), либо в Переяславль (около 900 км) – собирать войска. При этом ему нужно было обходить враждебное ему Черниговское княжество, если идти на Новгород, то с запада, если к Переяславлю, то с востока, так что, при самых благоприятных обстоятельствах такой путь должен был занять не менее месяца, а в реальности, в зимнее время – не менее двух. В то же время, уже к началу января монголы были в Коломне (битва с отрядом Всеволода Юрьевича и остатками отрядов рязанских князей сложилась для армии Бату тяжело, но все-таки успешно), 07 февраля был штурмом взят Владимир, далее в течение февраля было разорено все вытянутое вдоль Волги переяславское княжество Ярослава, включая его столицу, а 22 февраля уже был осажден Торжок, тем самым, основная дорога к Новгороду была перекрыта. 

При всем желании Ярослав не смог бы опередить монголов и прибыть на помощь брату Юрию иначе чем просто со своей ближней дружиной, хотя, если бы у него было время, он, теоретически, смог бы собрать весьма внушительное войско – под его рукой фактически находились Киев, Новгород, где сидел его сын Александр и Переяславль. Беда в том, что этого времени ему никто не дал.
В начале марта в битве на р. Сить погиб великий князь Юрий Всеволодович, сполна заплатив за свои ошибки собственной смертью и гибелью всей своей семьи. Приблизительно в это же время пал Торжок, и монголы начали свой отход на юг, в степи. На полный разгром Владимиро-Суздальского княжества и физическое уничтожение его правителя, чему монголы всегда уделяли особое внимание, ушло чуть более трех месяцев. Правда их ждал еще «злой город» Козельск, под которым они вынуждены будут провести семь недель, дожидаясь помощи из степи и пережидая распутицу, но в общем нашествие для северной Руси было закончено в середине марта.
Еще сопротивлялся героический Козельск, еще хан Бату ждал на подмогу из степи тумены ханов Орду и Кадана, чтобы все-таки взять «злой город», а в пределах разоренной нашествием страны, буквально по следам монголов, на еще не остывших пепелищах появился князь Ярослав Всеволодович и начал восстанавливать в разоренных областях порядок и власть. Первое, чем пришлось заниматься князю, были массовые похороны погибших, которые нужно было, в силу известных причин, произвести до весеннего потепления. 

   
                                      Возвращение Ярослава Всеволодовича во Владимир. Лицевой летописный свод

Ярослав, в первую очередь с головой окунулся в административную работу. Нужно было восстановить княжескую власть на местах, поскольку практически весь административный аппарат княжества был уничтожен, перераспределить освободившиеся в результате гибели князей уделы, наладить работы по восстановлению страны, грамотно распределить уцелевшие ресурсы. Главенство Ярослава среди князей никто не оспаривал, слишком велик был его авторитет в клане юрьевичей и слишком бесспорно его старшинство в роду. И Ярослав не обманул ожиданий своих родственников и подданных, проявив себя энергичным, рачительным и вдумчивым хозяином. Одно то, что уже весной 1238 г. вновь были засеяны поля, что позволило избежать голода, можно поставить Ярославу в огромную заслугу. Некоторое время людям казалось, что с уходом монголов назад в степи жизнь снова пойдет в том же порядке, а монгольское разорение можно забыть, как страшный сон. 
Не тут-то было.
Не прошло и года, как Бату напомнил Руси, что монгольская империя не сборище кочевых племен, живущих от набега до набега, и что с этой силой Руси придется считаться как ни с чем другим до этого.
В марте 1239 г. монголы берут штурмом Переяславль-Южный. После этого город восстановился на прежнем месте в сопоставимых объемах только в XVI в. 
В начале осени 1239 г. монгольская армия осаждает и берет штурмом Чернигов.  

Во время осады к городу подошел князь Мстислав Глебович с небольшой дружиной и атаковал монголов. Атака была самоубийственная, силы были слишком неравны, княжеская дружина была уничтожена, сам Мстислав погиб, а город был взят и разграблен, навсегда утратив статус одного из культурных и экономических центров Руси.
Ближе к зиме были разграблены владимирские и рязанские земли в низовьях Оки и Клязьмы, не затронутые первым походом Бату: Муром, Гороховец, Городец. 
Кроме боя с дружиной Мстислава Глебовича у стен Чернигова, более нигде какого-либо серьезного сопротивления захватчикам не оказывалось.
Ярослав в 1239 г., не помышляя об открытом сопротивлении монголам, занимался политическим обустройством своей земли, сдерживанием агрессивных соседей на ее западных границах и выполнением союзнических обязательств перед Даниилом Галицким. 
В начале 1239 г. крупному набегу литвы подверглось смоленское княжество. Литве удалось даже захватить сам Смоленск, из которого был изгнан князь Всеволод Мстиславич, сын погибшего на Калке в 1223 г. киевского князя Мстислава Романовича Старого бывший также как и Владимир Рюрикович, уступивший в 1236 г. Ярославу Киев, участником сражения на Липице 1216 г. Ярослав немедленно организовал поход на Смоленск, взял город и вернул его Всеволоду. Интересно, что княжество, почти не подвергшееся монгольскому погрому, было вынуждено прибегнуть к помощи княжества, разгромленного монголами полностью, тем самым встав от него в определенную зависимость.

В том же 1239 г. состоялась свадьба князя Александра Ярославича (уже скоро он поведет в бой против шведов на берегу Невы новгородскую дружину, чем заслужит у потомков свое знаменитое прозвище «Невский»), на полоцкой княжне Александре Брячиславне.

Этим браком Ярослав, вероятно, хотел подчеркнуть свои претензии на доминирование во всех землях северной Руси, что, если не учитывать монгольский фактор, было объективной политической реальностью, поскольку так или иначе, под его контролем оказались все территории от северных пределов новгородской земли до Коломны в меридиональном направлении и от Смоленска до Нижнего Новгорода в широтном.
Интересно, что с нападением монголов на северные земли Руси, княжеская усобица на юге не прекратилась, даже не приостановилась. Несмотря на очевидность того, что с разгромом Владимиро-Суздальского княжества экспансия монгольской империи в Европу не закончится и на очереди земли южной Руси, никаких попыток примириться и создать хотя бы некое подобие коалиции для противостояния степной угрозе, мощь и напор которой уже можно было оценить вполне наглядно, предпринято не было. Более того, почто сразу после ухода Ярослава из Киева, в нем в начале 1238 г. обосновался Михаил Черниговский. Одновременно, его сын Ростислав, в нарушение договоров его отца с Даниилом Романовичем, отобрал у последнего переданный тому по мирному соглашению 1237 г. Перемышль.
Дальнейшее же поведение Михаила вообще не может не удивлять – запершись в Киеве, он отослал свою семью подальше от неизбежной войны не предпринимал никаких действий, весь 1238 и 1239 гг. наблюдая как монголы разоряют сначала Переяславль-Южный, затем его собственную вотчину Чернигов. 
Ярослав же, предприняв необходимые меры по восстановлению хозяйства разоренной страны и вернув Смоленск его законному обладателю, снова включился в политическую жизнь на юге. Прощать Михаилу захват Киева во время его отсутствия он не собирался. Судя по всему, летом 1239 г. ему удалось снестись с Даниилом Романовичем Волынским и разработать, и согласовать совместный план по возвращению Даниилу Галича, а Ярославу Киева. Осенью 1239 г., в то время как монголы осаждали и штурмовали Чернигов, Ярослав с дружиной находился четырьмя сотнями километров западнее: действуя, видимо, единым умыслом с Даниилом Романовичем, он осадил крепость Каменец (совр. Камень-Каширский Волынской обл., Украина), штурмом овладел ею и захватил находившуюся там жену Михаила Черниговского – княгиню Алену Романовну, к слову, родную сестру Даниила Романовича. 
Сам же Даниил, тем временем, мастерски разработал, подготовил и осуществил операцию по захвату Галича, в результате которой молодой князь Ростислав Михайлович, оставленный отцом в этом городе местоблюстителем, без единого сражения потерял всю свою дружину. Дезинформированный относительно сил и намерений Даниила Ростислав вышел из Галича для отражения набега Ярослава, после чего Даниил мастерским маневром отрезал его от города. Затем, при помощи своих сторонников в Галиче Даниил без потерь захватил этот город.

Ростислав остался без тыловой базы между отрядами Даниила и Ярослава, зарекомендовавших себя решительными и удачливыми военачальниками, его дружина потеряла боевой дух и разбежалась, причем часть ее вернулась в Галич к Даниилу. Ростислав вынужден был с небольшим отрядом верных людей бежать в Венгрию. Таким образом, при помощи Ярослава, Даниил, наконец, сумел объединить в своих руках наследство своего отца и теперь мог с полным правом называться Галицким, под каковым именем он и вошел в историю. 

Тем временем, уже в начале 1240 г. к Михаилу, безвылазно сидевшему в Киеве, и никак не реагировавшему на действия своих противников, прибыли послы монгольской империи. Михаил послов велел умертвить, а сам, видимо, не выдержав психологического напряжения последних лет, тут же сбежал в Венгрию к сыну, находившемуся при дворе короля Белы IV. Киев остался без князя, чем немедленно воспользовался Даниил Галицкий, овладев этим городом (для этого ему понадобилось выгнать из него князя Ростислава Мстиславича, из смоленских ростиславичей, захватившего город чуть раньше) и поставив там своего наместника – боярина по имени Дмитрий. То, что Даниил не попытался вокняжиться в Киеве сам, а сразу после захвата этого города отправил внушительное посольство в суздальскую землю, свидетельствует, скорее всего о том, что действовал он, в данном случае, в интересах Ярослава Всеволодовича, для которого, видимо, согласно их договоренностей, он и освободил киевский стол. Косвенно это подтверждается тем, что Ярослав передал посольству Даниила жену Михаила Всеволодовича, захваченную в Каменце, как козырь в предстоящих переговорах с Михаилом.
Сам Ярослав в Киев не поехал, видимо, с одной стороны, кандидатура Дмитрия, которого он мог знать еще по своему княжению в Киеве до монгольского нашествия, как наместника его устраивала, а с другой, необходимо было заниматься хозяйством у себя в разоренной земле. Требовалось восстанавливать города, строить новые крепости, возвращать людей, вселяя в них уверенность в собственном будущем. Глобальное обустройство земли требовало постоянного присутствия князя настолько, что он даже не принимал активного участия в новгородских делах, предоставив возможность разбираться с ними своему сыну Александру.
Осенью 1240 г. началась последняя, завершающаяся стадия западного похода монголов – вторжение в центральную Европу. После десятинедельной осады 19 ноября пал Киев, раненый посадник Дмитрий был взят монголами в плен и в дальнейшем сопровождал их в походе в Европу. Далее были разорены города и земли южной Руси, включая Галич и Владимир-Волынский, разгром монголами поляков и венгров, под Легницей и на Шайо, штурмы европейских городов и замков, трудное возвращение монгольской армии в степи.

Михаил Черниговский и Даниил Галицкий, в отличие от суздальских князей, в открытое вооруженное противостояние с монголами вступать не рискнули, пересидев все вторжение у родственников в Европе.
В Северной Руси в это время основные события развивались в Новгороде и Пскове, где взамен разбитого ордена меченосцев на политическом поле появился новый, еще более опасный игрок – Тевтонский орден, включивший в себя как остатки разгромленных меченосцев, так и новые крестоносные силы. Желая использовать военный разгром Руси в своих интересах активизировались и шведы, и датчане. В июле 1240 г. князь Александр Ярославич разгромил шведский экспедиционный отряд на Неве, за что получил свое историческое прозвище «Невский», под которым его знают потомки, хотя современники называли его «Храбрый».

В том же году в сентябре объединенные силы Тевтонского ордена и католических епископств Ливонии разгромили псковскую дружину под Изборском и захватили Псков «бяху бо переветъ держаче с Немци Пльсковичи, и подъвели ихъ Твердило Иванковичь съ инеми, и самъ поча владети Пльсковомь с Немци, воюя села новгородьская;». В сражении под Изборском и оккупации Пскова активную роль сыграл князь Ярослав Владимирович, уже упоминавшийся в связи с событиями 1233 – 1234 гг. Плененный под Изборском же в 1233 г., он был не позднее 1235 г. выкуплен, своими немецкими родственниками и вернулся на службу к немцам, получив от них лен под Оденпе. Тем не менее, мечты о возвращении во Псков он, судя по всему не оставлял.
Однако, захватив Псков, немцы не учли его желаний и не передали ему этот город в управление, хотя он готов был принести, а, по некоторым сведениям, даже принес за Псков вассальную присягу рижскому архиепископу. Обиженный Ярослав больше в антирусских акциях не участвовал, впоследствии, после победы Александра Невского в ледовом побоище он приехал в Новгород к Александру и попросил его содействия в возвращении на Русь. Александр, которому Ярослав Владимирович приходился двоюродным братом (мать Александра и отец Ярослава были родные брат и сестра) отправил Ярослава к своему отцу и тот выделил ему, как ростиславичу, удел в родном ему смоленском княжестве. По другим данным, Ярослав Владимирович стал наместником Александра Невского, как новгородского князя, в Торжке. В 1245 г. Ярослав Владимирович погиб в очередном бою под Усвятом при отражении литовского налета на русские земли.
В конце осени 1240 г. Александр вместе с семьей неожиданно уезжает из Новгорода в Переяславль. Некоторые исследователи объясняют его отъезд конфликтом с новгородским боярством, вызванным тем, что новгородцы не желали идти на Псков выгонять немцев. Сторонники этой точки зрения полагают, что новгородцы считали псковичей вправе самостоятельно выбирать себе политического покровителя, даже если это немецкий рыцарский орден, тем более, что привел немцев во Псков как раз Ярослав Владимирович. Однако, когда стало понятно, что князем псковским Ярослава немцы не сделают, когда во Пскове начались гонения на православие, когда, базируясь на Псков, немцы начали проводить налеты на собственно новгородские территории, новгородская господа резко изменила свое мнение и стала просить Ярослава Всеволодовича дать им сына в князья, а когда тот предложил Андрея, снова попросили именно Александра, который, видимо, пользовался в Новгороде искренним уважением.
Ярослав дозволяет Александру вернуться в Новгород и дает ему в помощь брата Андрея с полками. 
В апреле 1242 г., когда монголы начали свое возвращение в степи из европейского похода, князь Александр Невский при помощи «низовских полков», присланных ему отцом с братом Андреем, сумел изгнать немцев с новгородских земель и из Пскова, после чего разгромил их в генеральном сражении, известном нам как Ледовое побоище.

«Того же лѣта князь Ярославъ Всеволодичь позванъ цесаремь татарьскымь Батыемь, иде к нему въ Орду».

Не успели монголы вернуться из трудного европейского похода, в ходе которого не потерпели ни одного поражения, но не смогли одержать победу, как хан Бату призвал к себе наиболее знатных и влиятельных русских князей, в том числе и Ярослава Всеволодовича как очевидного для него главу русского княжеского дома и при этом, наиболее влиятельную фигуру в политическом пространстве Руси. 

Начинался новый этап в истории древнерусского государства и каково будет начало этого этапа, будет оно основываться на конфронтации со степью или сотрудничестве с ней, предстояло решать недавно отметившему свое пятидесятидвухлетие, великому князю киевскому и владимирскому Ярославу Всеволодовичу.

Начало смотрите на сайте : Любознательным – Русь – Князь Ярослав Всеволодович.  Часть III

Автор:  Михаил Б. (Хозяин Трилобита)