Русские вправе не считать Бородино поражением

12 неудач Наполеона Бонапарта. Казалось бы, современные историки примирились с тем, что Бородинское сражение завершилось для Великой армии Наполеона победой, хотя точнее было бы назвать это почти победой. Русская армия не уходила со своих позиций, пусть каждый раз и новых, пока к этому не последовал приказ главнокомандующего.

Великий русский художник В.В. Верещагин отнюдь не случайно изобразил «Конец Бородинского боя» с французской стороны

                                                                  О позиции и силах сторон

Наполеон сам признавал, что Бородино не стало для него такой же победой, как Аустерлиц или Иена, Ваграм или Фридланд. Как бы ни переводить с французского его известные слова, для русских они могут звучать только так: «Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех».
Точно так же не кто иной, а сам великий полководец признал, что при Бородино «русские стяжали право быть непобедимыми…» Однако почему-то именно среди русских историков продолжаются дискуссии о том, почему мы упорно не желаем считать великую битву победой противника. 
Итак, позицию, выбранную Кутузовым при Бородине, критиковали все вплоть до Льва Толстого. Впрочем, он, как боевой офицер, имел на это полное право. Между тем факт практически открытого для прямого удара левого русского фланга сам по себе ещё ничего не говорит.
Ведь левый фланг изначально прикрывал, ко всему прочему, и Шевардинский редут – передовую позицию, за которую французам пришлось уплатить немалую цену. Выстроить же затем что-то более существенное, чем флеши, не позволило время. Впрочем, чтобы прорвать здесь русский фронт, французам в любом случае пришлось преодолевать несколько последовательных рубежей, в том числе глубокий овраг, высоту и горящую деревню Семёновское.

                  Военные карты, с которым работал Кутузов, позволяют несколько иначе оценить позицию при Бородине

Другое дело, что Кутузова на самом деле куда больше беспокоил именно правый фланг, а всю мощь корпусов, выставленных Наполеоном против позиций 2-й Западной армии, русский главнокомандующий считал чем-то вроде блефа. Возможно, Кутузов действительно ошибся, рассчитывая на то, что Наполеон будет оперировать в обход именно его правого крыла, чтобы отрезать русской армии пути отступления к Москве.
А вот если Наполеон предпримет подобный манёвр уже слева, ему можно для начала и во фланг ударить – корпусом Тучкова. Это достаточно сильное соединение, к тому же поддержанное во второй линии почти 10-тысячным московским ополчением начальник штаба кутузовской армии Беннигсен зачем-то из засады вернул в линию, выставив буквально напоказ польским вольтижёрам корпуса Понятовского. 
Кутузов рассчитывал контратаковать как раз из-за реки Колочи — во фланг обходящих его справа колонн французов. Это было бы вполне в духе тогдашнего военного искусства. А на случай удара французов слева три русских корпуса было вообще-то не так сложно перебросить южнее, как и случилось в ходе сражения. 
Начало битвы вполне подтверждало ожидания русского главнокомандующего – французы штурмовали Бородино и взяли мост через Колочу. Впрочем, серьёзного развития операций здесь так и не последовало. Судя по всему, только когда окончательно выяснилось, где Наполеон наносит главный удар, и было принято решение о марше кавалерии Уварова и казаков Платова во фланг наполеоновской армии.

Впрочем, всё же не позиция, а занявшая её русская армия сумела выстоять при Бородине. Ей противостояли около 130 тысяч отборных французских и союзных войск при 587 орудиях. Только в самые первые годы после войны появлялись данные о том, что наполеон располагал намного большими силами, чуть ли не до 180 тысяч, как при Ваграме, но они не подтвердились. 
Численность Великой армии практически никем не подвергается сомнению, а вот споры о том, сколько на поле Бородинской битвы было русских солдат, не прекращаются и сегодня. Появились эксперты, утверждающие, что русских было не менее 160 тысяч за счёт никем не учтённых ополченцев и казаков. 
Не будем много говорить о том, какую роль могли сыграть в сражении такие лишние десятки тысяч, отметим лишь, что уже почти не оспаривается численность регулярных русских полков. Так вот, в пехоте, регулярной кавалерии и артиллерии на день Бородинской битвы числилось не больше 115 тысяч человек. 
При этом пушек у русских было даже больше, чем у французов – 640, причём особенно существенным было превосходство в орудиях большого калибра. Однако они, в отличие от французских, почти не могли свободно передвигаться по полю боя. Почти полторы сотни резервных пушек и гаубиц так и остались до конца дня в резерве, неся при этом потери в прислуге, которую постоянно привлекали на замену погибшим товарищам.
Как видим, говорить о каком-либо решающем превосходстве в силах той или иной стороны не приходится, хотя в боевые линии русские всё же не могли выставить столько же испытанных воинов. 

                                                Какой ценою им далась Москва

Итак, по итогам 12-часового боя французским войскам всё же удалось захватить позиции русской армии в центре и на левом крыле. Однако, сам по себе этот факт ещё не означал победу, тем более, что после прекращения боевых действий, французская армия отошла на исходные позиции.

Безусловно, нельзя не признать, в рядах наполеоновских войск после Бородина не могло быть и речи об отступлении. Однако и сразу наступать император, как ни удивительно, не спешил. Потери его армии, возможно, были всё же меньше, чем у русских, о чём чуть ниже, но тоже изрядно подорвали боеспособность целых соединений. Считается, что уже на следующее утро Наполеон хотел продолжить сражение и завершить разгром армии Кутузова.
Именно потери, с учётом возможностей получить подкрепление, и предрешили то, как продолжилась впоследствии компания 1812 года. Вряд ли заслуживают доверия многочисленные скептики, считающие, что Кутузов дал сражение лишь в угоду общественному мнению и настроению армии. И не стоит сомневаться в том, что изначально он сдавать Москву после единственного сражения, пусть и столь кровопролитного, всё-таки не планировал.
Другое дело, что Кутузов не рассчитывал и засесть в старой столице, как в неприступной крепости, понимая, что Москва к этому совершенно не подготовлена. Вопреки оптимизму и боевому задору её губернатора Ростопчина. 
В документах и воспоминаниях современников есть немало фактов, подтверждающих, что Кутузов всерьёз рассчитывал отвлечь Наполеона от первопрестольной, сразу отходя либо в сторону Петербурга, либо к югу или юго-востоку. Вряд ли русский главнокомандующий при этом разыгрывал свой очередной спектакль на публику. Но ему потребовался весьма непродолжительный анализ таких перспектив, чтобы примириться с фактом – уводить армию придётся через Москву.

Говоря о потерях, начнём с французов, которым отечественные историки поначалу «прописали» больше 50 тысяч убитых и раненых. И это казалось вполне возможным с учётом того, что армия Наполеона потеряла намного больше генералов и офицеров по сравнению с русской. 49, в том числе 8 убитых, против 28, из которых погибли шестеро. 
Нельзя не заметить, что расчёт по генералам неизбежно ведёт к ошибочной оценке общих потерь. Дело в том, что во всей русской армии в Бородинском сражении было задействовано всего 73 генерала, в то время как у французов только в кавалерии числилось 70 генералов. При этом, в каждой из армий в плен при Бородине попал всего один генерал – Бонами у французов, и Лихачёв у русских, оба с многочисленными ранениями.
Достаточно быстро стало понятно, что все ссылки на документы с высокими цифрами французских потерь настолько сомнительны, что было решено обратиться к боевым расписаниям частей и соединений Великой армии. До и после сражения у стен Москвы. Они и дали вполне обоснованные данные о французских потерях – немногим более 30 тысяч человек. Пленных было не более 1000, а пушек русские сумели взять всего 13. Против 15 орудий, захваченных французами, и это вообще-то совсем неплохой показатель с учётом того, что наши постоянно оборонялись.
Сумма в пределах 30-тысячных потерь не вполне соответствует тем многочисленным и вполне правдивым сведениям, которые есть в распоряжении историков по поводу состава французской армии, вступившей в Москву. Её численность лишь немного превысила 100 тысяч человек, а это значит, что те самые маршевые батальоны к Наполеону вроде бы и вовсе не пришли.
Но они на самом деле пришли, хотя и с опозданием в несколько дней. Также подтянулась и нетронутая дивизия Пино из Итальянской армии принца Евгения Богарне, и несколько полков из флангового охранения, которое, казалось, можно было несколько ослабить. Да, несколько тысяч человек Наполеону пришлось выделить на охрану коммуникаций, разведку и наблюдение за армией Кутузова. 
Но и в таком случае у Наполеона осталось слишком мало сил, чтобы просто так признать его потери под Бородином меньше, чем в 30 тысяч. Впрочем, это, как и потери русской армии – тема для серии куда более глубоких исторических исследований. 
Наша же задача в чём-то амбициознее, но в чём-то скромнее – попробовать аргументировать свой тезис о том, что под Бородином русская армия не терпела поражения. Здесь же лишь отметим – после настоящего поражения, даже с такими потерями, так спокойно, но вместе с тем скрытно, оперативно и организованно мало кто ещё отступал. 

                                                   О русских потерях и... перспективах

О русских потерях судить намного сложнее. Хотя, казалось бы, очень многое известно абсолютно точно. Но отнюдь не всё.
Для русской армии никто и никогда не называл цифру потерь ниже 38,5 тысяч человек. Это уже больше французского минимума. И вряд ли вообще есть смысл доказывать, что наши потери были меньше. Парадокс, но под Бородином известный принцип – атакующий несёт потери больше обороняющегося, почти не работал. Точнее работал, но русские ведь слишком часто контратаковали. 
К тому же, в день Бородина во всей армии царил единый дух – стоять насмерть. И стояли, не двигаясь с места под перекрёстным огнём французской артиллерии, под ударами железных людей из кавалерийских корпусов Мюрата. В густых колоннах, и далеко не всегда на высотах или же в укрытиях. 
Французы в этом отношении были намного хитрее и предприимчивее – они ничуть не стеснялись уходить из-под огня. К тому же огонь этот со стороны наполеоновской артиллерии, вообще-то менее многочисленной, чем русская, был куда более интенсивным. Есть документально подтверждённая информация, что наши противники истратили под Бородином едва ли не втрое больше зарядов, чем русские.
В наше время в ряде изданий появились данные о том, что русская армия могла потерять до 60 тысяч человек. Среди прочего, в основание таких расчётов приводятся некие рукописные списки ополченцев до и после сражения, немыслимые потери среди казаков Платова, и прочие сомнительные данные. Между тем, завышение русских потерь напрямую связано с завышением численности армии Кутузова. 

Раз за разом приписывая ей десятки тысяч ополченцев и тысячи казаков, такого рода исследователи ошибаются в главном – русские тогда ещё не разучились побеждать по-суворовски — не числом, а умением. А вот с умением у тех же казаков и ополченцев всё было, скажем прямо, не слишком ладно. И в регулярном сражении пользы от них было не так много, как от опытных солдат. 
Потому-то их и брали в Главную армию только слаженными частями и соединениями, как то же Московское ополчение, вставшее во вторую линию за корпусом Тучкова. Кстати, занимаясь подобными сомнительными подсчётами, впору и вовсе записать в Великую армию всех сопровождавших её обозников и маркитанток. Не говоря уже о медиках и поварах. 

                                                        Что осталось в резерве?

Французы не принудили русских не то, что к бегству, как это было под Аустерлицем и Фридландом, но и даже к сколько-нибудь существенному отходу. И уж точно никакого преследования со стороны французов не было и в помине. 
Русским любят напомнить, что Наполеон под Бородином так и не ввёл в действие свою гвардию, но, вопреки сложившейся легенде, русская гвардия также к вечеру 26 августа (7 сентября) оставалась почти нетронутой. Три полка лейб-гвардии, блистательно отразившие многочисленные атаки французской тяжёлой кавалерии – Литовский, Измайловский и Финляндский достаточно спокойно, отнюдь не под напором врага, заняли свои позиции во второй линии, оставив первую за передвинутыми с правого крыла корпусами Остермана и Дохтурова. 

Потери в составе этих русских гвардейских полков, как свидетельствуют документы, были значительными, но об утрате боеспособности не могло быть и речи. Между тем, в корпусах Даву, Нея и Жюно, а также в Итальянской армии принца Евгения ряд полков уже к вечеру 26 августа пришлось сводить в батальоны. Иначе ударные колонны оказались бы настолько малочисленными, что не выдержали бы уже первой атаки в случае возобновления боя. 
Ну а что касается Преображенского и Семёновского гвардейских полков, то они ограничили своё участие в сражении тем, что после потери флешей и Курганной батареи поддержали линию новых позиций армии, которая после отступления на километр-полтора, не более, была уже почти в полном порядке. Главное, что она была готова к продолжению битвы. 
В итоге русские всё же могли бы противопоставить 18-тысячной французской гвардии около 8-9 тысяч своих отборных войск. К тому же Кутузов по-прежнему рассчитывал на то, что уже к Бородинскому полю подоспеют обещанные московским губернатором Ростопчиным подкрепления. В их составе, кстати, как утверждал Ростопчин, должны были присутствовать не только ратники, но и несколько тысяч бойцов из регулярных полков. 
Но едва ли не важнейшим преимуществом, которое к концу сражения сохранилось за русскими, было преимущество в артиллерии, особенно в отношении боеприпасов. К тому же почти 150 русских орудий из резерва сохранили без существенных потерь свою прислугу, хотя нескольким тысячам артиллеристов всё же пришлось отправится на передовые позиции на помощь товарищам. 

У Наполеона практически вся артиллерия, за исключением части гвардейской, уже была в деле, а вопрос с наличием ядер, картечи, бомб и особенно пороха, стоял на редкость остро. Вряд ли надо удивляться, что вечернюю артиллерийскую дуэль русские выиграли вполне однозначно, фактически не позволив французам занять исходные позиции для атаки на следующий день. 
Разговоры же о том, что французы не хотели ночевать среди трупов – не самое лучшее оправдание их отхода на исходные позиции. Конечно, в этом присутствовала определённая уверенность в том, что у русских нет сил для наступления, но и сами наполеоновские войска в бой уже не слишком рвались. 
Наполеон очень рассчитывал на то, что буквально на следующий день к нему подтянутся маршевые батальоны, но они запаздывали в силу целого ряда причин. Среди них, едва ли не важнейшей, оказались действия первых русских партизанских отрядов.
Есть достаточно много свидетельств, особенно с французской стороны, тому, что французский главнокомандующий на самом деле испытал немалое облегчение, когда узнал, что русские ранним утром 27 августа ушли со своих новых позиций. Именно этот факт, а затем и оставление Москвы, похоже, убедили самого Наполеона в том, что его войска всё же победили при Бородине, или на французский манер — в битве на Москве-реке. 
Пусть и не разгромом, а, что называется, по очкам. Мы же останемся при своём мнении: русские при Бородине не проиграли даже по очкам. Отступать и оставлять Москву пришлось вовсе не из-за поражения, а совсем по иным причинам.

                                                                                                                     Автор: Алексей Подымов