Русский царь против императора французов.

                             От Тильзита до Эрфурта

                                                                       Встреча на Немане

12 неудач Наполеона Бонапарта. Утром 25 июня 1807 года два императора, Александр I Романов и Наполеон I Бонапарт, одновременно вступили в лодки и поплыли к плоту, вставшему на якорь посередине Немана. Наполеон первым взошёл на плот и встретил Александра, когда тот выходил из своей лодки. Очевидцы запомнили первые слова Александра Наполеону: «Государь, я ненавижу англичан так же, как и вы!» «В таком случае, — отвечал Наполеон, улыбаясь, — всё будет улажено, и мир упрочен».

                                      Свидание в Тильзите — традиционная для того времени гравюра

Переговоры проходили в главном павильоне и продолжались около двух часов. Наполеон сразу предложил Александру вести переговоры tete-a-tete, без свидетелей: «Я буду вашим секретарём, а вы — моим». Предложение Александра привлечь к переговорам прусского короля Наполеон отверг: «Я часто спал вдвоём, но втроём — никогда».
В следующие дни Наполеон и Александр почти не расставались друг с другом. С утра они проводили смотры и учения французских войск. Затем, чаще в салоне у Наполеона, реже — у Александра, вели переговоры. Они прерывались роскошными обедами, всегда у Наполеона. Император Франции неизменно отклонял все приглашения Александра отобедать у него. Один-единственный раз он посетил русского царя, но не притронулся даже к чаю. 
В ходе переговоров Наполеон излагал свое мнение, выслушивал доводы Александра и в тот же вечер или на другой день присылал царю краткую, но ёмкую записку с мотивированными вариантами решения. Если разногласия сохранялись, Наполеон предлагал компромиссный вариант, при котором он позволял Александру что-то выиграть, сам ничего не проигрывая. 
За время тильзитских встреч Наполеон проникся симпатией к Александру: «Я был крайне им доволен! — сообщил он Жозефине после первых же встреч с царём. — Это молодой, чрезвычайно добрый и красивый император. Он гораздо умнее, чем думают». Наполеон по-прежнему был искренне заинтересован в союзе с Россией, и то, что царь казался таким покладистым, дарило надежду на нужный Франции договор. 
Александр также попал под обаяние Наполеона: «Ни к кому я не чувствовал такого предубеждения, как к нему, — объяснял он свое впечатление от первой встречи с Наполеоном, — но после беседы, продолжавшейся три четверти часа, оно рассеялось, как сон». Нет сомнения, что царь восхищался военным гением императора французов, его острым умом, однако так же верно и то, что эта симпатия не была безоговорочной. 
Историки так объясняют поведение Александра в Тильзите: «Ему нужно было усыпить малейшие подозрения Наполеона. Он решил не останавливаться для этого ни перед чем, даже перед унижениями. Ненависть к Наполеону не утратила ни силы, ни остроты, но он сумел её скрыть и опасался обнаружить её каким-нибудь неосторожным поступком». Тем не менее Наполеоном и Александром в Тильзите была предпринята «искренняя попытка к кратковременному союзу на почве взаимного обольщения». 
Уже 27 июня проект мирного договора был парафирован. Французские, русские и прусские пленные были освобождены. Наполеон назвал Александра своим «лучшим другом» и приписал к проекту договора: «Я старался сочетать политику и интерес моих народов с огромным желанием быть приятным Вашему Величеству…». Свое ответное письмо русский царь закончил словами о том, что он молит Бога хранить Его Императорское Величество под своим святым и высоким покровительством. 

Александр предложил даже сделать Жерома Бонапарта королём Польши с женитьбой его на великой княжне Екатерине Павловне, поделив таким образом польский престол между Францией и Россией, но Наполеон отклонил этот проект. 

                                                       Конец четвёртой коалиции

Реально Александру пришлось хлопотать только о территориях своего друга Фридриха Вильгельма III. Наполеон вначале предлагал просто ликвидировать Пруссию, разделив её между Францией и Россией, и только «из уважения к Его Величеству Императору всероссийскому», согласился оставить Прусское королевство на европейской карте, урезав его на треть. 
7 июля 1807 года были подписаны три документа, положившие конец войне и «четвёртой коалиции»: 
1. Договор о мире из 29 открытых статей.
2. 7 особых и секретных статей.
3. Секретный договор о союзе из 9 статей.

Они делили мир, и Наполеону отходила Западная Европа, а Александру – Восточная Европа и Азия.

Александр, от которого Наполеон не требовал ни контрибуций, ни территориальных уступок, пообещал быть посредником на переговорах между Францией и Англией, а в случае их неудачи – присоединиться к континентальной блокаде. Учитывая, какую роль играла торговля с Англией в экономической жизни России, можно сказать, что континентальная блокада означала нож в сердце русской экономики. 
Договор был ратифицирован обоими императорами 9 июля. 
В письме к Талейрану Наполеон высказался прямо: «Я имею основание надеяться, что наш союз будет постоянным». Действительно, Тильзит стал и триумфом Наполеона, и успехом Александра. Россия обретала могущественного союзника, прекращала войну с Турцией, получала свободу действий против Швеции. 
Торжества омрачил эпизод, произошедший на церемонии награждения императорами высшими наградами своих держав. Александр вручил 5 орденов Андрея Первозванного Наполеону, Жерому, Талейрану, Мюрату и Бертье, а Наполеон — 5 орденов Почетного легиона Александру, Константину Павловичу, министру иностранных дел Будбергу, Куракину и Лобанову-Ростовскому. Александр предложил вместо Будберга наградить Беннигсена, но Наполеон категорически отказал. Уже находясь в изгнании, он объяснил, как ему «было противно, что сын просит награду для убийцы своего отца». 

                                                                  Такое не прощается

Александр всё понял. Внешне прощание императоров прошло вполне дружески, но повторно нанесенное оскорбление привело царя к пониманию, что он никогда не станет другом Наполеона, и рано или поздно вместе с другими монархами вновь объявит его «общим врагом»… 
Столицы своих государей встретили по-разному. Наполеона ждал триумф, его могущество достигло апогея, и когда, уже в изгнании, его спросят, какое время своей жизни он считает самым счастливым, он ответит одним словом: «Тильзит». 
Совершенно иной прием после Тильзита ждал в России Александра I. Царь встретился с открытым недовольством. Императрица-мать заметила, что ей «неприятно целовать друга Бонапарта». Высшее духовенство проклинало Наполеона, дворянство фрондировало и говорило о «тильзитском предательстве», само слово «Тильзит», как заметит А.С.Пушкин, стало «обидным звуком» для русского слуха. 
Преданный Новосильцев ещё в Тильзите заявил: «Государь, я должен вам напомнить о судьбе вашего отца». Позднее о том же напомнит ему граф Толстой, один из участников заговора против Павла: «Берегитесь, государь! Вы кончите, как ваш отец!» В петербургских салонах собирались «постричь императора в монахи, а канцлера Румянцева послать квасом торговать». 
Опорой для Александра стал народ. Любовь к себе простого люда царь видел всегда и везде: «С большим затруднением ехал Александр среди толпы: народ целовал его ноги, платье и даже лошадь его», — вспоминал современник.

                                                        Не союзник, а младший партнёр

С Наполеоном Александр продолжал вести переписку, одобряя чуть ли не каждую его идею. Наполеон писал Александру: «Армия в 50 000 человек, франко-русская, может быть, и австрийская, которая направится через Константинополь в Азию, не дойдет еще до Евфрата, как Англия затрепещет… Я твёрдо стою в Далмации, Ваше Величество — на Дунае. Через месяц после того, как мы договоримся, наша армия может быть на Босфоре. Удар отзовётся в Индии, и Англия будет покорена». Александр ответил: «Виды Вашего величества представляются мне одинаково великими и справедливыми. Такому высочайшему гению, как Ваш, предназначено создать столь обширный план, Вашему же гению — и руководить его исполнением». 
Порой складывалось впечатление, что Александр вёл себя не как император великой державы, а как какой-нибудь мелкий курфюрст, вынужденный ради выживания лавировать между сильными мира сего и приноравливаться к ним. Собственные подданные стали называть его называли «приказчиком Наполеона». 
Унизительное положение младшего партнёра стало тяготить русского царя. Наполеон вовремя почувствовал наметившийся кризис и в феврале 1808 г. предложил Александру новую встречу в любой точке на полпути между Петербургом и Парижем. Александр выбрал Эрфурт. 

     Переговоры в Эрфурте не принесли Наполеону желанного успеха, Александр так и не стал его настоящим союзником

В то время против французских войск в Испании развернулась настоящая народная война, и Наполеону важно было показать, что единичные неудачи отдельных генералов не отражаются на величии Французской империи. Поэтому Наполеон обставил эрфуртское свидание с умопомрачительной помпезностью. 
«Я хочу до начала переговоров, — сказал он Талейрану, — ослепить императора Александра картиной своего могущества. Это облегчает любые переговоры». В Эрфурт были приглашены все вассальные по отношению к Франции государи (короли, князья, герцоги, курфюрсты) и знаменитости европейской культуры, включая И.В.Гёте и слывшего «Вольтером Германии» К.М. Виланда. Из Парижа был вызван первый состав труппы «Комеди франсез» во главе с Ф.Ж.Тальма. 

                                                    Знаменитый Ф.Ж. Тальма. Уже потом Александра I стали сравнивать именно с ним

В Эрфурте Александр демонстрировал куда больше несговорчивости, чем в Тильзите. На людях оба императора по-прежнему щедро одаривали друг друга дружескими объятиями, подарками и поцелуями. Театр двух великих актёров был рассчитан на вполне определённого зрителя. Как заметил Евгений Тарле: «Для Наполеона эти поцелуи утратили бы всю свою сладость, если бы о них не узнали австрийцы, а для Александра — если бы о них не узнали турки». 

                                                     Его называли Северный Тальма

Однако за ширмой, где шли переговоры, ситуация складывалась совершенно иная. И страсти здесь бушевали нешуточные. Так, однажды после долгих споров Наполеон попытался воздействовать на Александра, схватил с камина шляпу, швырнул её на пол. Александр смотрел на эту сцену с улыбкой. «Вы резки, а я упрям, — сказал он спокойно. — Будем рассуждать, или я уеду». 
Хотя Наполеон и Александр нуждались друг в друге, каждый, естественно, преследовал собственные интересы: Наполеон хотел опереться на Александра в осуществлении континентальной блокады и в надвигавшейся войне с Австрией, Алесандр р— на Наполеона в завершении трёх войн, которые вела тогда Россия против Швеции, Ирана и Турции. 
В отношении Англии два императора условились действовать в "совершеннейшем между собой согласии". Нейтральным условием мира с Англией должно было быть признание ею Финляндии, Валахии и Молдавии за Российской империей и установленного Францией нового колониального режима в Испании. 
В конвенции говорилось также о позиции России и Франции по отношению к Турции и Австрии. В случае если Оттоманская империя откажется от русских условий, указывалось в 10-й статье конвенции, и "возгорится война, то император Наполеон не примет в ней никакого участия... Но если бы Австрия или какая-либо другая держава соединилась с Оттоманскою империей в этой войне, то его величество император Наполеон немедленно соединились с Россией". И, наоборот, в случае, "когда Австрия начнёт войну с Францией, Российская империя обязуется объявить себя против Австрии и соединиться с Францией...". 
В обмен на обязательство выступить вместе с французами, если потребуется, против Австрии Наполеон предлагал русским Галицию. Позже славянофилы будут упрекать царя, что он не воспользовался этим уникальным шансом. По их мнению, он оказался плохим внуком своей великой бабки: Александр мог получить Галицию так же легко, как Екатерина получила древние русские земли в результате раздела Польши. 
Александр I предложение Наполеона, однако, отклонил. Причин тому было несколько: и этических, и экономических, и политических. Если говорить об этике, то раздел Польши Александр (вслед за отцом и вопреки аргументам Екатерины) всегда считал не успехом, а позором русской дипломатии. Если говорить об экономике, то разрыв с Англией и континентальная блокада наносили всё более ощутимый ущерб российской экономике, а потому пора было думать не о французских, а о своих собственных интересах. 

                              Александр фактически вынудил Наполеона к диалогу с Пруссией и её королём

Александр уже решал принципиально новую внешнеполитическую задачу: постепенно и очень осторожно Россия начала дрейфовать от Парижа к Лондону. Русский император, этот истинный византиец, которого современники за артистизм тут же прозвали «Северный Тальма», в итоге просто переиграл Наполеона. Тот всё ещё по инерции говорил о русско-французском союзе, а Александр уже задумывался о своей главенствующей роли в новой коалиции, направленной против наполеоновской Франции. 
Таким образом, ни подписанная конвенция, ни публичная демонстрация дружбы никого не обманули. Очевидцы свидетельствовали, что Наполеон уехал из Эрфурта мрачным, чувствуя, видимо, что отношения между Россией и Францией оставляют желать лучшего. Он так и не смог добиться главной цели – полностью развязать себе руки для войны в Испании и предотвратить войну с Австрией. Это было почти дипломатическим поражением. 
Эрфуртский конгресс частично компенсировал «проигрыш» царя в Тильзите. Россия сумела оставить за собой завоёванные территории. Хотя оба императора заявили в Эрфурте о своём желании «придать соединяющему их союзу более тесный и навеки прочный характер», их соглашение только «продлило союз, но не упрочило его». Александра это устроило, Наполеона разочаровало. 

                                                             Брачные хлопоты

Наконец, еще один кризис был связан со второй женитьбой Наполеона, который не переставал думать о наследнике, но в браке с Жозефиной напрасно ждал рождения законного потомка. Он решил вступить в новый союз, тем более что все толкало императора к разводу — и желание иметь наследника, и семья, подстрекавшая его «бросить старуху», и, наконец, осознание того, что все люди смертны. 
В 1809 г. при штурме Регенсбурга он был ранен в ногу и подумал тогда, что будь этот выстрел точнее, его империя осталась бы не только без государя, но и без наследника. Осенью в Вене, когда Наполеон заканчивал смотр гвардии, к нему пробрался 17-летний студент из Наумбурга Фридрих Штапс, которого схватили секундой раньше, чем он выхватил нож. На допросе Штапс признался, что хотел этим ножом убить Наполеона. 
Наполеон приказал в строжайшей тайне составить список достигших брачного возраста принцесс. В него вошли по две русских, австрийских, баварских и саксонских, и по одной испанской и португальской девушке. 
«Тут, — пишет Тарле, — ход его мыслей оказался крайне быстр и вполне ясен. На свете, кроме великой Французской империи, есть три великих державы, о которых стоит ещё говорить: Англия, Россия и Австрия. Но с Англией — война не на жизнь, а на смерть. Остаются Россия и Австрия». 
Романовы ближе к Бонапартам как союзники, значит, нужно начинать с России. В Эрфурте Наполеон через Талейрана зондировал возможность своей женитьбы на великой княжне Екатерине Павловне, но вдовствующая императрица поспешно отдала руку дочери немецкому принцу Георгу Ольденбургскому, тщедушному и прыщавому заике. 

                                                     Великая княгиня Екатерина Павловна вышла замуж за принца Ольденбургского

Наполеон тут же поручил Коленкуру официально просить у царя руки другой его сестры — Анны Павловны. «Если бы дело касалось только меня, то я охотно дал бы свое согласие, но этого недостаточно: моя мать сохранила над своими дочерьми власть, которую я не вправе оспаривать», — ответил Александр. 

                                                Мужем великой княгини Анны Павловны стал не Наполеон, а король Нидерландов

Императрица согласилась на брак Анны Павловны с Наполеоном, но, по молодости невесты, которой шёл шестнадцатый год, не раньше, чем через два года. Такое согласие было равнозначно отказу, но иного трудно было ожидать при резко враждебном отношении матери Александра и всего русского общества к Наполеону. Этот отказ ещё более ухудшил русско-французские отношения. 
14 октября 1808 г. Наполеон проводил Александра из Эрфурта в Петербург. Прощаясь, государи обнялись и договорились встретиться через год. Но этой встрече уже не суждено было состояться.

                                                                                                                     Автор: Олег Сергеев

                       Наполеон в России. Погоня за страхом

                                                                 Антихрист и его приятель

12 неудач Наполеона Бонапарта. В самом начале переговоров между Александром I и Наполеоном в Тильзите в июне 1807 года российский император обратился к французскому коллеге со словами «Государь, я ненавижу англичан так же, как и вы!» «В таком случае, — отвечал Наполеон, улыбаясь, — всё будет улажено, и мир упрочен».

Действительно, мирный договор был подписан, две соперничающие империи стали союзницами, только вот Наполеон улыбался напрасно: куда сильнее, чем англичан, русский царь ненавидел самого императора французов. Это была поистине всепоглощающая страсть, которая прорывалась лишь в общении с особо доверенными лицами.
Так, своей сестре, великой княжне Екатерине Павловне (к которой, кстати, безуспешно сватался Бонапарт) державный брат признавался, что на земле есть место только для одного из них. Однако превосходный лицедей Александр умело скрывал свои чувства, и, пуская в ход природное обаяние, старался всячески расположить к себе французского монарха.
И хотя Наполеон подозревал в оппоненте актёрство, похоже, он так и не разгадал нехитрую загадку русского «сфинкса». Перефразируя расхожую цитату, отношения Бонапарта к России можно охарактеризовать как «только политика, ничего личного». Александр исходил из прямо противоположных побуждений: «никакой политики – только личное». Причины подобного отношения – предмет увлекательный, но лежащий за пределами нашей темы и уже разобранный на «Военном обозрении». 
Тем не менее, в начале XIX века именно субъективные факторы доминировали в отношениях России и Франции. Все попытки побороть Россию в чем-то уникальны, а в чем-то схожи. И в 1812 году, и в 1941-м войну с нашей страной континентальная Европа рассматривала лишь как этап (хотя и важнейший) в разгроме Англии. 
Но если фашистская Германия и Советский Союз смотрели друг на друга как на смертельных врагов, в полной мере сознавая, что военное поражение обернется для участников противостояния национальной катастрофой, то нападение Наполеона на Россию явно неадекватно оценивалось в официальной пропаганде и общественном мнении России той эпохи. 

В наше время такого рода карикатуры на Наполеона – редкость. В начале XIX столетия – норма

Никакого «нашествия» на Россию Наполеон не планировал. Его военные замыслы соответствовали политическим задачам – достаточно скромным. В первую очередь корсиканец намеревался ужесточить континентальную блокаду против Англии, создать буферное государство на территории бывшей Речи Посполитой и заключить военный союз с Россией для совместного похода в Индию – этот мегапроект со времен Павла I продолжал занимать воображение Бонапарта. 
Главный смысл войны со стороны будущего противника состоял в «принуждении к сотрудничеству». От России требовалось строго следовать прежним союзническим обязательствам и взять на себя новые. Да это был бы союз неравноправный, прикрывающий вассальную зависимость, но все же союз. 
Подобный подход вполне соответствовал взглядам императора, которого многочисленные победы над Пруссией и Австрией не подвигли покуситься на государственный суверенитет и внутреннее устройство этих стран. Тем более подобные радикальные планы Наполеон не вынашивал в отношении России. 
                                                                  Необычная война

Для императора французов (как и солдат и офицеров Великой армии) это была, скажем так, обычная «среднеевропейская» война. Необычной можно считать численность армии, превышавшей полмиллиона человек. Бонапарт собрал под свои знамена почти весь Старый Свет, что имело не только военное, но в не меньшей степени политическое значение демонстрации единения и могущества — перед Александром, Англией и всем прочим миром. 
Совсем иначе воспринималось вторжение «двунадеси языков» в России, чему немало способствовала официальная пропаганда. После того как в начале 1807 года Россия выступила против Франции в составе так называемой Четвертой коалиции, дабы возбудить в подданных ненависть к противнику, духовенство после каждой обедни зачитывало прихожанам воззвание Святейшего Синода, в котором Наполеон объявлялся не кем иным, как… антихристом.
 

Отметим, что в письмах (например, в послании от 31 марта 1808 года) Александр называл своего французского коллегу «дражайшим приятелем и братом». Понятно, что требования этикета и политические соображения превалируют в дипломатической переписке, но подобное обращение православного монарха к персоне, год назад официально объявленной врагом рода человеческого, по крайней мере, забавляет.
Как не без сарказма заметил историк С.М. Соловьев, «войну, предпринятую единственно ради спасения погибавшей Пруссии, превращали в народную войну, направленную против гонителя православной церкви, мечтавшего провозгласить себя Мессией». Тогда же было издано постановление о сборе народного ополчения. Неудивительно, что спустя пять лет война против Бонапарта, вторгшегося в пределы России, была объявлена Отечественной. 
Само по себе приближение врага к сердцу страны, невиданное со времен Смутного времени, вызвало в разных слоях общества шок. Тем более после стремительного расширения границ страны на запад и юг в царствование Екатерины такое развитие событий представлялось невероятным. Прибавим закономерный подъем патриотизма, ненависть к захватчикам, тревогу за судьбу Отечества, боль потерь, реакцию на грабежи и насилия, и становиться понятно, почему Отечественная война стала таковой не по названию, а по сути. 
Но, повторим, для Наполеона русская кампания отличалась лишь масштабами и театром военных действий. О патологической ненависти Александра, которая с началом войны вошла в унисон с настроениями в верхах и низах русского общества, властитель Европы не догадывался да и вряд ли брал подобные категории в расчет. В письме из сгоревшей Москвы Наполеон укажет Александру, что он «вёл войну без озлобления». Но это были, что называется, его проблемы – агрессору никто не обещал принимать в расчёт его «беззлобность». 
Принято считать, что Россию подталкивал к противостоянию унизительный Тильзитский мир, вынудивший свернуть торговлю и зерновой экспорт в Англию, нанес существенный удар по российской экономике. Что касается «унижения», то о таковом уместно рассуждать, лишь, если принимать во внимание, что договор был заключен с «антихристом» и под его диктовку. 
Что же касается экономических проблем якобы порожденных присоединением России к Континентальной блокаде, то, как сообщал Александру канцлер Н.П. Румянцев, «главная причина финансового кризиса отнюдь не в разрыве с Англией, а невероятных военных расходах». 

В 1808 году потери казны от сокращения товарооборота составили 3,6 млн рублей, в то время как военные расходы — 53 млн рублей. В 1811 году они выросли более чем вдвое — до 113,7 млн рублей, что составило треть всего государственного бюджета. Столь масштабные приготовления предпринимались явно не ради выхода из Континентальной блокады, иначе это было бы сродни попытке прибить муху хрустальной вазой. 
В целом развитие любых отношений с Англией, самым последовательным и ярым противником России, очевидно, противоречило национальным интересам. У Александра было куда больше причин дружить с Наполеоном против англичан, чем наоборот.
Именно это соображение брал в расчет Бонапарт. Более того. Французскому императору наверняка было известно, что от присоединения к Континентальной блокаде пострадали торговавшие зерном российские помещики, в том числе многие влиятельные столичные вельможи. В этом случае успешное вторжение Великой Армии в Россию могло бы «помочь» царю справиться с внутренней оппозицией и без оглядки на нее строго следовать договоренностям в Тильзите. 
Но, как мы знаем, Александр (во всяком случае, в этом вопросе) руководствовался совсем иными мотивами. Он, быть может, и ненавидел англичан, но не стоит забывать, что заговор против Павла был инспирирован Лондоном и там очень хорошо знали подоплеку восшествия его сына на престол. И в 1807 году русские войска сражались с «антихристом» за Пруссию на английские деньги. 

                                                    Скифские игры

Добиться своих целей Наполеон намеревался, победив в большом приграничном сражении. Однако реальный сценарий русской кампании сразу и решительно разошелся с этими замыслами. Причем складывается впечатление, что сценарий этот был написан заранее и написан в Санкт-Петербурге. Это в корне расходится с бытующим взглядом на ход кампании 1812 года, в которой отступление русских войск предстает вынужденным решением и чуть ли не экспромтом, но факты говорят за себя.

Начнём с того, что подобную тактику подсказывал весь опыт предыдущих антифранцузских коалиций. Как отмечал С.М. Соловьев, все лучшие генералы считали лучшим средством борьбы с Наполеоном избегание решительных битв, отступление, затягивание неприятеля вглубь территории. 
Другое дело, что в стесненных условиях европейского ТВД отступать и «затягивать» было особенно некуда, поэтому Наполеон и его маршалы решительно пресекали подобные потуги – а вот российские просторы открывали для подобных маневров захватывающие перспективы. Тактику «выжженной земли» то же нельзя считать отечественным ноу-хау – её успешно применил в Португалии герцог Веллингтон при отступлении к линиям Торрес-Ведрас в 1810 году. Да и эффективность партизанской войны против французов испанские герильос продемонстрировали вполне наглядно.
Стратегию «скифской войны» приписывают Барклаю-де-Толли. Но российскому военному министру в поисках достойных примеров вряд ли требовалось так далеко углубляться в прошлое. В 1707 году накануне вторжения Карла XII Петр Великий сформулировал следующий образ действий для русской армии: «Не сражаться с неприятелем внутри Польши, а ждать его на границах России», по мысли Петра русские войска должны были перехватывать продовольствие, затруднять переправы, «истомлять» противника переходами и постоянными нападениями.

Имея в виду подобную стратегию, Александр прямо указывал Барклаю: «Читайте и перечитывайте журнал Петра Первого». Министр, разумеется, читал, читали и делали выводы его помощники, такие как Людвиг фон Вольцоген, автор одного из планов «отступательной» войны против Франции.
У России не было недостатка в компетентных экспертах. Бывший наполеоновский маршал, а в то время наследный шведский принц Бернадот в письме русскому царю давал предельно чёткие инструкции:

«Я прошу императора не давать генеральных сражений, маневрировать, отступать, длить войну – вот лучший способ действия против французской армии. Если он подойдет к воротам Петербурга, я буду считать его ближе к гибели, чем в том случае, когда бы ваши войска стояли на берегах Рейна. Особенно употребляйте казаков… пусть казаки забирают все у французской армии: французские солдаты дерутся хорошо, но теряют дух при лишениях».

Император высоко ставил авторитет Бернадота, вплоть до того, что предлагал ему возглавить русскую армию уже после назначения Кутузова главнокомандующим. Несомненно, царь прислушивался к его советам и использовал их при принятии решений.

                                                                                                                          Автор:  Игорь Максимов