Георгиевский пост. На пороге катастрофы

       Памятник подвигу казаков Георгиевского поста, установленный ещё при царской власти

На берегу Неберджаевского водохранилища, раскинувшегося в живописной долине и снабжающего Новороссийск водой, путник может заметить старинный памятник. Монумент символизирует собой одновременно подвиг и трагедию, разыгравшуюся в этих местах в 19-м веке, а также является своеобразным историческим осколком некогда важной Адагумской кордонной линии. Во второй половине 19-го века в этой долине стоял один из постов линии – Георгиевский, чья гибель и увековечена в камне.

Георгиевский пост – звено кордонной линии

После Крымской войны Российская империя стремительно возвращала утраченные позиции на Кавказе. Практически сразу после подписания мирного договора русские войска заняли территории Анапы, Новороссийска, Сухума и т.д. При этом столица была решительно настроена завершить и многолетнюю Кавказскую войну. Однако, несмотря на это желание, дополнительные военные силы Петербург выделял крайне мало и нехотя, продолжая судить о Кавказе по «остаточному принципу».

Назначенный главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом в 1856 году князь Александр Иванович Барятинский вполне резонно решил устройством новых укреплений рассечь враждебные империи горские племена, способные создать военный союз против России.  

Так, создаваемая с нуля Адагумская кордонная линия должна была разобщить натухайцев и воинственных шапсугов.

23 апреля 1857-го года созданный для цели построения новой линии Адагумский военный отряд перешёл Кубань и двинулся в верховья реки Адагум, которая образуется путём слияния рек Неберджай и Баканка. Воюя одновременно с горцами, климатом, рельефом и малярией, отряд упорно строил дороги и возводил новые укрепления и станицы.
Новая линия начиналась у Суровского поста на берегу Кубани и витиевато спускалась на юг, оканчиваясь мощным Константиновским укреплением на территории современного Новороссийска. Вся линия была разделена на степную и горную части. Центральным укреплением всей линии было укрепление Нижне-Адагумское на реке Адагум в районе современного хутора Новотроицкого. 
Одним из звеньев Адагумской линии был Георгиевский пост у реки Липки (поэтому в некоторых источниках пост именуют Липкинским), по сути венчающий линию недалеко от последнего Константиновского укрепления и относящийся к горной её части.  

Построен пост был в 1861-м году в долине Неберджая. Он должен был прикрывать только начинавшие в то время разрастаться станицы Верхнебаканская и Нижнебаканская, а также предупреждать Новороссийск об опасности. 
При этом месторасположение поста было выбрано крайне неудачно. Фактически Георгиевский находился на дне современного Неберджая, который в то время до строительства водохранилища скорее напоминал большое ущелье, нежели долину. Вокруг же высились горы, густо поросшие труднопроходимым лесом. Ближайшее укрепление, которое могло оказать военную помощь, располагалось за Маркотхским хребтом. Поэтому привычная на степной Кубанской линии система сигнализации огнём, дымом и поднятием специальной фигуры здесь просто не работала. Позвать на подмогу или же предупредить о надвигающейся угрозе было просто некого. Единственным «сигнальным» инструментом было одно единственное орудие, выстрел из которого и в хорошую безветренную погоду за горными хребтами был сложно различим. 

Гарнизонная жизнь на окраине империи

В 1862-м году начальником поста был назначен сотник Ефим Миронович Горбатко.

Под его командованием находились казаки 6-го пешего Кубанского (Черноморского) пластунского казачьего батальона. По данным, выгравированным непосредственно на памятнике, нижних чинов было не более 35 бойцов. По другим данным, была допущена неточность из-за раздельных похорон павших героев, и количество гарнизона было не менее 40 казаков. При этом все казаки были коренными жителями Кубани родом из Уманской, Староминской, Старощербиновской и Камышеватской станиц.
Ефим Миронович своему назначению начальником был явно не рад. Сотник сразу осознал уязвимость поста. При этом его географическое положение было далеко не единственной проблемой. Так, крепостной вал, который традиционно был либо трапециевидной четырёхугольной формы, либо в виде пятиугольника, скорее напоминал небольшой круглый холм. Вся артиллерия поста состояла, как уже было указано, из одного орудия, тогда как другие укрепления вооружались двумя или четырьмя орудиями. Лес, привычно вырубаемый вокруг любого оборонительного сооружения, в данном случае был всего лишь несколько прорежен, что позволяло противнику подойти к посту чуть ли не вплотную на расстоянии 10-30 метров, используя деревья как прикрытие. 

Одна из последних сторожевых вышек кордонных линий, сохранившаяся к началу 20-го века

При этом наличными силами провести, по сути, перестройку поста сотник Горбатко не мог. А высокое начальство, видимо, считавшее пост «под сенью» быстро растущего Новороссийска, не спешило тратить усилия на должное укрепление какого-то горного поста, когда рядом строился целый город. 
Бывший однополчанин Горбатко, войсковой старшина Вишневецкий, посетивший Георгиевский пост с отрядом пластунов в трагическом 1862-м году, так описывал укрепление и окружающую обстановку:

«Мы встретились как старые товарищи и вошли в его поистине убогое обиталище. Он пригласил меня отобедать, и за этою предсмертною трапезой Горбатко горько жаловался на неудовлетворительное укрепление поста, несмотря на его важное значение… Действительно жизнь этих пластунов была самая невыносимая и выносилась только вследствие глубокого сознания долга царской службы. Пластуны Липкинскаго поста жили в тесном помещении, построенном в расщелине гор, куда редко заглядывало солнышко. Кругом лес, которого нельзя не назвать украшением природы, но не всегда можно смотреть на него такими глазами. По милости этого леса, нельзя было выйти из поста ни днём, ни ночью: сейчас раздадутся из лесной чащи выстрела горцев».

Предчувствие бедствия

За некоторое время до полного истребления поста в среде гарнизона чувствовалась какая-то внутренняя напряжённость и задумчивость некогда весёлых и вечно задорных пластунов. Даже песельники, скрашивающие народным творчеством тяжкие гарнизонные будни, хранили молчание. Кто-то точил штык со словами «я три дня штык гострю каминцем, и так зробив, як шило гострое, нехай голомшивцы (презрительное прозвище черкесов, данное им казаками за плешивость и нечистоплотность в плане мытья волос) тилько придут, буде чем их тыкать». А кто-то тоскливо отзывался, советуя надеть чистые белые сорочки.
Не менее напряжённо вела себя и жена сотника Марьяна, прибывшая на пост ведомая своими тяжёлыми снами и предчувствиями. 

К удивлению пластунов казачка, обеспокоенная странной тоской и чувством близкой беды, даже выучилась неплохо стрелять из ружья и гордилась, что не мажет с расстояния 150 шагов, приговаривая, что коль черкесы нападут, то она наверняка кого-нибудь да застрелит. При этом на все просьбы супруга уехать со злополучного поста казачка отвечала решительным отказом.

                                                 Долина Неберджая сейчас

Не менее мрачна была и погода. Тяжёлые низкие свинцовые тучи нависали над всем ущельем, буквально проглотив вершины тёмных гор. Ливень частенько лил такой, что гарнизон буквально слеп, не замечая, что творится в пятидесяти метрах от поста. 
Горбатко все эти изменения отлично видел и сам чувствовал надвигающуюся угрозу. Так, за несколько дней до нападения на пост увеличилось число одиночных обстрелов поста из ружей. При этом обстрел вёлся в основном с одного направления. Но кроме как поддерживать боевой дух и внимательность бойцов сотник сделать ничего не мог. Попытка перестроить хотя бы одну сторону поста наличными силами в сложившихся обстоятельствах означало только одно – поставить гарнизон в ещё более уязвимое положение и самим пригласить неприятеля внутрь поста.

Враг на пороге

В дождливую ночь с 3 на 4 сентября 1862-го года северо-западнее Неберджая начался сбор черкесских отрядов, состоящих в основном из враждебно настроенных натухайцев.

Численность противника была крайне внушительной – до трёх тысяч пеших горцев и около шести сотен всадников.
По злой иронии судьбы вражеский отряд не ставил себе задачи нападение на Константиновское укрепление, что и понятно. Константиновское укрепление было самой настоящей крепостью трапециевидной формы с высотой каменных стен до трёх метров с капонирами и люнетами. Мощное артиллерийское вооружение просто рассеяло бы толпы горцев ещё до подхода их к крепостным стенам. Само укрепление уже обзавелось своим форштадтом, по сути, будущим городом, в котором селились казаки и их семьи, торговцы и моряки.

Более того, натухайский отряд даже не желал штурмовать Георгиевский пост, надеясь обойти его стороной незамеченным. Целью отряд себе ставил разграбление и истребление станиц Верхнебаканской и Нижнебаканской. И эта цель для горцев была вполне оправдана. Станицы становились центрами торговли и общения горцев и русских. Заводились дружеские, а порой и родственные отношения, что, естественно, сокращало ряды фанатично агрессивных черкесов. Да и сам уклад мирной жизни по законам медленно, но неуклонно сокращал ряды неприятеля.
В первые часы 4 сентября собранный отряд черкесов в полной темноте, поливаемый ливнем, двинулся в сторону Неберджаевского ущелья.

                      Подвиг и гибель Георгиевского поста

                                         Современный памятник подвигу Георгиевского поста

Ночь с 3-го на 4-е сентября 1862-го выдалась ветреной и промозглой. Под утро горы и ущелья вовсю поливал мощнейший ливень, а по горным хребтам заструился туман. Косой дождь превратил местность чуть ли не в болото. К этому времени неприятельский отряд черкесов-натухайцев численностью до трёх тысяч пеших и до шести сотен конных воинов уже находился на марше. Отряд ставил себе целью разграбление и истребление станиц Верхнебаканской и Нижнебаканской.

К четырём часам ночи противник стал осознавать, что ночной налёт уже невозможен. Отряд оказался разбит на три части. Одна часть шла в авангарде, исполняя функции разведки, вторая часть сама по себе была раздроблена ввиду специфики местных горных путей и следовала за авангардом, а третья замыкала весь этот марш. При этом каждая группа обладала своей частью кавалерии. В итоге гористая местность и погодные условия перечеркнули первоначальный план атаковать станицы ночью. К тому же начинало светать, а, значит, отряд рискует привлечь внимание Георгиевского поста, месторасположение которого черкесы знали превосходно.
В рядах горцев начались разногласия. Одни черкесы, умудрённые опытом, советовали отступить, скрыться в горах и повторить манёвр ночью. Другие боялись напороться на войска неистового Бабука (генерал Павел Денисович Бабыч, в то время командир Адагумского отряда, успешно громившего вражеские партии черкесов) и жаловались, что на посту у пластунов поживиться нечем, а джигитов казаки изрубят множество.

Раздались и третьи голоса, обвинившие всех оппонентов в трусости. Над отрядом понеслись выкрики: «Долой трусов, разве мы хуже пластунов?» Однако точку в этом споре положил казачий секрет, на который в итоге напоролся авангард. Тишину Неберджая разорвал ружейный огонь. Когда же черкесы выяснили, что казаки секрета первыми же выстрелами сразили двух всадников, горячие головы немедля взяли верх и повели всех остальных на штурм.

В осаде

Спустя пару минут с первых выстрелов в Неберджаевском ущелье крепостное орудие сделало несколько сигнальных выстрелов, дабы дать знать соседним укреплениям, что неприятель пошёл на штурм линии. Многие ветераны того сражения со стороны черкесов позже рассказывали, что долина незадолго до орудийной пальбы наполнилась волчьим воем, который часто имитировали пластуны для предупреждения об опасности, поэтому точно указать, в какой момент горцы были обнаружены казаками, невозможно. 

                                                                                 Горцы-черкесы

Опасаясь, что пластуны, увидев своё отчаянное положение, совершат попытку прорыва блокады поста, натухайцы в первую очередь оцепили пост со всех сторон, послав впереди основных сил всадников, обошедших укрепление с флангов. Вскоре после этого непосредственно на штурм поста выдвинулись две части наличной у горцев пехоты, а третью отослали стать засадой на входе в ущелье в случае появления русской конницы. Атака началась около пяти утра.
Горячие головы, обвинявшие своих оппонентов в трусости, в самом деле первыми бросились в лобовую атаку. Некоторые даже слезли со своих лошадей без какого-либо приказа, дабы влиться в ряды пехоты. Гарнизон поста во главе с сотником Ефимом Горбатко сразу воспользовались такой сумятицей, поддержанной бессмысленной горской бравадой. Первую штурмовую колонну встретили столь дружным ружейным огнём, что перед постом мигом наземь рухнули до сотни воинов. Казаки хладнокровно расстреливали черкесов, заставив первую волну атаки отступить.

Где подмога?

Естественно, если бы с первых же выстрелов орудия, просигналившего о нападении, к Георгиевскому посту выступила русская кавалерия, то, верно, был шанс избежать гибели гарнизона. Так, почему же войска не пришли вовремя?
В Константиновском укреплении и форштадте при нём (будущий Новороссийск), как ни странно, в пять утра часовые, несмотря на дождь и ветер, всё-таки смогли расслышать несколько орудийных выстрелов. Мгновенно по тревоге был поднят гарнизон крепости. Но возник резонный вопрос: откуда ведётся стрельба? Увы, часовые точно указать направление не могли, что вполне объяснимо. Георгиевский пост, находившийся на дне ущелья, ко всем своим бедам ещё и отчасти заволокло туманом и залило дождём. Любой звук просто тонул в этом сыром мареве.
Часть офицеров укрепления посчитала, что стрельбу ведёт отряд генерала Бабыча, который отличался стремительным маневрированием и нанесением внезапных жалящих ударов по враждебным силам черкесов. Другие высказали предположение, что колонна с обозами, которая должна была на днях прибыть в Константиновское, напоролась на черкесскую засаду и в данный момент ведёт бой.

                                                                 Неберджай в окружении гор

И лишь считанные единицы заявили, что бой может идти на Георгиевском посту у реки Липки. Однако это единственно верное мнение стало жертвой опытности русских офицеров. По жестокой иронии судьбы, офицеры рассудили так же, как и умудрённые боями враждебные черкесы. Многие и мысли не могли допустить, что спланированный горский набег, ставивший себе целью в подавляющем количестве случаев грабёж и увод в плен ради выкупа, был совершён на пост, на котором нечем поживиться, а потерять отряд за считаные часы можно вполне. К тому же пост можно отстроить и усилить, а убийство небольшого гарнизона, как бы это цинично ни звучало, никак существенно не изменит даже оперативной обстановки. В итоге спасительные минуты были безвозвратно утеряны.

Не робей, братцы!

После первой неудачной попытки штурма черкесы засели за окружавшими пост деревьями, как и предполагал сотник Горбатко. Правды, ради стоит уточнить, что ружейные выстрелы горцев не сильно беспокоили казаков. Зато из-за собственной численности черкесы буквально давили друг друга, постоянно попадая под меткие выстрелы пластунов. Дошло до того, что многие предлагали отступить. Местные князья смогли удержать их только страхом перед местью и опасностью получить клеймо труса. 
Прошло около получаса, но пост так и не сдался. Поэтому князьям пришлось вернуть пехоту, засевшую в засаде в начале ущелья. Таким образом, у укрепления оказалось около 3000 человек. Однако гораздо большей бедой оказалось замолкнувшее орудие. Неистовый ливень, поливавший пост ещё с ночи, привёл к тому, что часть пороха отсырела. Таким образом, смертельно опасная для атакующих черкесов картечь более им не грозила.
Наконец горцы, заметив молчание орудия, воспрянули духом. Раздался крик, призывающий задавить гордый пост числом. На пост ринулась с гиканьем целая озлобленная лавина воинов, мечтавших отомстить за столь бездарную попытку штурма. На этот раз черкесам удалось прорваться непосредственно к крепостному валу, и многие бросились карабкаться на плетень вала. Но казаки Ефима Горбатко, продолжавшего командовать постом в первых рядах обороняющихся, не потеряли присутствия духа, штыками и прикладами они сбрасывали врага вниз на головы собственных товарищей. 

     
                                    Родион Кузнецов. Набросок на картоне по мотивам трагедии Георгиевского поста

Снова пронеслась мольба к отступлению. На отступивших мигом набрасывались князья, грозя позором и смертью. Муллы также подключились к «воодушевлению» собственных воинов. Они посылали в адрес защитников поста всяческие проклятия и подбадривали штурмующих вечной славою. Но и второй приступ оказался неудачным.
Гибельным для поста стал третий штурм. Кто-то из черкесских командиров предложил прорубаться прямо сквозь плетень под прикрытием постоянного ружейного огня товарищей. Горцы вновь бросились к плетню под ураганным огнём своих войск и принялись топорами взламывать оборону поста. Через некоторое время у ворот на центральном направлении обороны образовался пролом, в который хлынул противник.
Ефим Горбатко повёл за собой казаков в последний короткий бой. Пластуны ударили в штыки, на мгновенье разбросав горцев перед собой, но силы были неравными. Казаков перерубили шашками. Горбатко до последнего рубился с черкесами, приговаривая «не робей, братцы». Через пару минут черкес, оказавшийся сбоку, срезал ударом клинка сотника, и тот упал под многочисленными ударами противника. Не сдался живым и прикомандированный к посту канонир Ромоальд Баруцкий. Оказавшись в окружении, он подорвал вместе с собой ящик с артиллерийскими зарядами.
Ещё одним героем сражения стал безымянный пластун высокого роста, который разбил на две части собственное ружьё о голову очередного черкеса, отчего горец умер на месте. Второго врага он принялся душить голыми руками. Толпа черкесов не смогла оттащить единственного казака, поэтому закололи его в спину кинжалами.

Последним защитником центральных ворот поста оказалась… жена Горбатко – Марьяна. Несчастная женщина с ужасающим криком бросилась на защиту тела мужа. Вооружённая ружьём, с которым она за несколько дней до нападения тренировалась в стрельбе, Марьяна в мгновенье ока прикончила удачным выстрелом одного черкеса. И пока горцы отпрянули в жутком недоумении, женщина проткнула другого врага штыком насквозь. Лишь после этого рассвирепевшие натухайцы изрубили отважную Марьяну буквально на куски. К чести горских князей стоит отметить, что часть из них, услышав о женщине на руинах поста, ринулись вызволять её из рук яростной толпы, ибо не желали опозорить себя ещё и этой смертью, которая не сделает им чести. Они просто не успели.

Сдадимся, если только сам царь велит!

В посту творился истинный ад. У ворот высился настоящий курган из павших врагов. Обезумевшие от ненависти орды принялись рубить не только раненых казаков, не способных оказать сопротивление, но и сами трупы пластунов, включая отважного сотника Горбатко. В этом кровавом месиве лишь спустя некоторое время неприятель обнаружил, что его воины продолжают падать под выстрелами казаков.
Оказалось, что в момент прорыва внутрь укрепления неприятеля часть пластунов, оборонявшая фланги, в количестве 18 бойцов (по другим данным, не более восьми человек) с боями смогла отступить в казарму и занять там оборону. Князья, осознав своё бесславное положение, совсем не желали идти на приступ очередного укреплённого пункта, поэтому сразу же предложили пластунам сдаться, дабы позже быть обмененными на черкесских пленников. Но в ответ услышали лишь одну фразу: «Пластуны в плен не сдаются; сдадимся, если сам царь велит».

                                                            Пластуны. Гравюра Артура Ванюра

Никто даже думать не хотел о новом бое. Князья и старшие горцы видели удручающее положение отряда. Окровавленные, ошалевшие от злобы натухайцы уже не были похожи не только на воинов, но и на людей. К тому же с минуты на минуту командиры ожидали прибытия русской кавалерии, которая окончательно добьёт совершенно разобщённый отряд. Поэтому, пользуясь тем, что казарма была построена из дерева без каких-либо каменных частей, после нескольких попыток штурма черкесы всё же подожгли её. Ни один казак так и не сдался.
В итоге после полуторачасового сражения пост пал. Из оборонявшихся не выжил никто, как и никого черкесам не удалось взять в плен. Черкесский отряд, поредевший после того как рухнула крыша казармы, даже и думать о продолжении операции не смел. Все до единого быстро ринулись в горы, опасаясь мести генерала Бабыча.
Молва о храбрости поста быстро разнеслась по горам. Сотника Горбатко горцы стали именовать «султаном», а его шашка долго ходила по рукам за немалую плату, пока её цена не стала просто фантастической, немыслимой для этих мест.
Утром 4 сентября 1862 года к реке Липки прибыл русский отряд. Бойцы обнаружили у бойниц и ворот 17 тел, в том числе и Горбатко с женой. Их похоронили на кладбище станицы Неберджаевской. Но лишь 8 сентября отрядом полковника Орла была вскрыта сгоревшая казарма, где обнаружили тела последних защитников поста. Останки этих воинов были упокоены на берегу реки Неберджай. Увы, в один год река стала столь полноводной, что размыла могилы, и кости унесло течением. Но это другая история, история памяти героев.