Кавказское аманатство. Забытый социальный институт

Традиционно принято считать, что аманатство является простым захватом заложников, т. к. слово «аманат» переводят как «заложник». Мгновенно в воображении обывателя предстаёт неприглядная картина кучки граждан на полу банка под стволами автоматического оружия, похищенный человек, спрятанный в старом гараже на окраине города, или же группа туристов, томящаяся в яме где-нибудь на Ближнем Востоке.
Всё это, конечно, никакого отношения к аманатству как дипломатическому, политическому и социальному институту не имеет.
Само слово «аманат», к примеру, в исламе понимается как обязанность сохранения чего-либо доверенного вам Богом или человеком и одновременно является самой доверенной сущностью. При этом под аманатом могут выступать как нематериальные ценности, так и вполне осязаемые предметы. Так, аманатами Аллаха, ниспосланными людям, предстают душа, тело, ислам и даже время. А вот к аманатам, даруемым обществом, относятся семья и имущество, долги и рассказанные под строжайшим секретом тайны. И бережное и аккуратное отношение к аманату считается священным долгом. Часть этих тонкостей в итоге перешла в военно-политическое толкование аманата.
Само аманатство было известно издревле. Не стоит путать его с банальным грабительским набегом с последующим угоном людей в плен с целью перепродажи или обмена. И, конечно, никаким изобретением русских аманатство не было в принципе. Его практиковали в Испании и Османской империи, в Австрии и Италии, в Древней Руси и Золотой Орде и т.д. 
Аманат был не просто заложником, он был живым залогом доверия, гарантией соблюдения заранее оформленного вполне официально договора. И следовать условиям договора должны были обе стороны, включая ту, у которой на содержании находился высокопоставленный аманат. Его здоровье и комфорт пребывания были целиком на совести стороны, взявшей аманата. Убийство такого «заложника» считалось не просто каким-то позором для совести, но имело вполне осязаемые последствия на политической арене, подмывающие репутацию и статус того или иного правителя и, как следствие, государства, коим он управлял.

Аманатство на Кавказе – необходимый компромисс

Кавказ, на котором аманатство также существовало с древних времён, во время наиболее активного расширения границ Российской империи в его сторону, т. е. в 18-19-м веках, представлял собой кипящий котёл из княжеств, царств, ханств, шамхальств, майсумств, уцмийств, общин и квазигосударственных объединений, которые быстро появлялись и с такой же скоростью исчезали. 
К примеру, ко второй половине 18-го века на западе Кавказа находились земли разобщённых черкесских племён и ногайские кочевники, Абхазия и Сванетия, Мегрелия и Гурия и т.д. В центре располагались Кабарда и Осетия, земли ингушей и чеченцев, разбитые на отдельные тейпы и периодически зависимые то от кабардинских, то от кумыкских правителей. На западе стелился настоящий ковёр: Аварское, Кюринское, Казикумухское, Кубинское, Шекинское, Ширванское, Бакинское, Дербентское и Гянджинское ханства, Тарковское шамхальство, Табасаранское майсумство и Кайтагское уцмийство, и это далеко не все образования, имеющие квазигосударственную структуру.

                                                                            Народы Кавказа

Всё это богатство было в постоянном движении. Союзы создавались и рушились, одни ханства или княжества возвеличивались, облагая данью соседей, другие мгновенно исчезали. При этом княжеские и ханские семьи были чрезвычайно перемешаны. К примеру, знаменитая дербентская воительница Тути-Бике, будучи выданная замуж собственным братом за своего союзника Фат-али-хана, вскоре оказалась перед страшным выбором, т.к. брат и муж начали враждовать.

Когда войско брата Тути-Бике Амир Гамза оказалось у стен Дербента, она встала на сторону мужа и возглавила оборону города, воюя, по сути, с собственной родной кровью.
Естественно, в такой ситуации любой, пусть самый выгодный договор, скреплённый высокопоставленными лицами, легко терял всяческую силу. Даже, если князь или хан сам просил российского подданства, через некоторое время его собственные дворяне (младшие князья, уздени, визири и т.д.) могли склонить правителя на выгодный традиционный набег или вовсе сместить строптивое «начальство». После этого следовала военная экспедиция Российской империи с целью заставить исполнять добровольно возложенные обязательства. Подобные экспедиции приносили часто более вреда, чем пользы.
Именно поэтому институт аманатства стал компромиссным выбором. К тому же с аманатством Кавказ был знаком лучше, нежели русские войска. Более того, высокопоставленные аманаты правили целыми княжествами. К примеру, прежде чем стать князем Абхазии, Келеш-бей Чачба был аманатом в Константинополе у «дружественных» осман.

      
                                                                       Алексей Петрович Ермолов

Принято считать, что именно Алексей Петрович Ермолов стал основным инициатором аманатства и чуть ли не его автором. Как уже стало ясно, автором он не мог быть в принципе, а то, что он в своей энергичности ловко сочетал жёсткость военную и дипломатическую, – правда. Беря в аманаты людей, Ермолов ставил твёрдые, но оправданные и вполне реализуемые условия. Часто эти условия лишь были повторением ранее заключённых договоров.
И точно не нужно думать, что Ермолов практиковал аманатство в одиночку или насаждал этот институт в русской армии. Аманатов в виде князей брал, к примеру, генерал Иван Петрович Дельпоццо в Кабарде. Князья эти, кстати, пользовались большой свободой, пока не составили вооружённый заговор. Лишь после этого князей посадили в Кизлярскую крепость. К тому же Дельпоццо в своё время сам был заложником на Кавказе, но далеко не на договорных основаниях, а на ниве наживы.
Брал в аманаты противников и грузинский князь генерал Егор (Георгий) Евсеевич Эристов-Ксанский. Устав от набегов из-за Терека и пустых обещаний их более не проводить, тогда ещё полковник Эристов не просто провёл жёсткую военную экспедицию, но и взял с собой нескольких знатных чеченцев в качестве гарантий исполнения обещанного мирного сосуществования.
Бывали и несколько курьёзные случаи. Перед знаменитым походом в Хевсурию (Хевсурети, область на северо-востоке современной Грузии) в 1813-м году генерал-лейтенант Фёдор Фёдорович Симанович решил гарантировать верность пшавов (считается этнографической группой грузин при различных версиях происхождения). Проведя должную разведку социального устройства, Симанович отказался брать в аманаты каких-либо старейшин, а взял в аманаты… пшавский скот в несколько десятков тысяч голов. Скотину стали выпасать русские войска, а пшавы из неблагонадёжных поданных превратились в лучших проводников и лазутчиков.

Как содержали аманатов

Аманатов обычно содержали в крепостях (Георгиевская, Кизлярская, Нальчикская, Астраханская и т.д.), хотя было множество исключений. Естественно, такое содержание рисует картину какого-то каменистого зиндана или каземата графа Монте-Кристо, но опять-таки обывательское воображение будет лгать.

Конечно, общей картины содержания аманатов сложить нельзя, опять же благодаря разрозненной специфике Кавказа. Каждый содержался в соответствии со значимостью тех земель, которые его отдали и на основе каких-либо конкретных договоров. Одни имели право носить холодное оружие и прогуливаться под надзором охраны или доверенных лиц близ крепостей и даже на некоторый срок выезжать в соседние города или селения. Другие же содержались только внутри крепостных стен, правда, в отдельном доме, как правило, с разбитым рядом садом. Аманатов периодически меняли, поэтому «заложник» мог находиться при крепости от одного года до 15 лет, если договор нарушался стороной, отдавшей аманата.
Более того, существовала даже определённая инструкция обращения с аманатами. Надлежало «обходиться с ними осмотрительно, осторожно, справедливо, приветливо, с умеренною ласкою, но не раболепно».

Образованные аманаты могли вести свободную переписку, имели право выписывать нужные книги. Обеденный стол аманата никогда не уступал трапезе коменданта крепости, а порой и превосходил её. К услугам аманатов всегда были предоставлены лекари и прочий необходимый персонал.
Всё содержание аманатов ложилось на казну Российской империи. Одни жили на уровне офицерства, а вот другие благодаря всё тем же политическим и дипломатическим коллизиям Кавказа жили как настоящие принцы. К примеру, после того как генерал Павел Дмитриевич Цицианов склонил Карабахское ханство со столицей в Шуше к вступлению в российское подданство, он принял присягу от самого владетеля ханства Ибрагим-хана.

В то же время внук правителя был взят в аманаты с ежегодным содержанием мальчика, по разным данным, от тысячи до 10 тысяч рублей.

Аманатские школы как путь в жизнь

Чаще всего аманатами становились дети кавказских владетелей. По мере замирения Кавказа и умножения земель империи аманатов становилось всё больше. К тому же, естественно, никто из русских офицеров, принимая аманатов, даже не помышлял как-либо карать детей за грехи родителей. Некоторые общины были столь разобщёнными, что за раз отдавали до десятерых мальчишек. С одной стороны, ничего путного ватага мальчиков, предоставленных самим себе, придумать не сможет, с другой стороны, империя получила прекрасный ресурс воспитания у горских детей имперского чувства принадлежности.

Осознание этих фактов и создало особое явление – аманатские школы. В этих школах аманатов учили русскому языку, математике, географии и прочим наукам. Обучение и содержание учеников, естественно, шло за счёт казны империи. Многие горские мальчишки, открывшие для себе целый мир, проявляли просто поразительные способности. Некоторые уже к концу первого года вполне внятно и расторопно читали книги на русском языке.
Выдающиеся аманаты периодически направлялись в кадетские корпуса для продолжения обучения. Позже многие из них составят настоящие династии «русского» офицерства, сражавшиеся во славу империи, в заложниках которой они некогда находились. Так институт аманатства в итоге стал орудием социализации, образования и просто трамплином в жизнь.

Выдающиеся аманаты Кавказа

Аманатов, ставших блестящими офицерами в русской армии, множество. Так, Асламурза Есиев, родившийся в 1836-м году, был взят в аманаты в 9-летнем возрасте. Вскоре мальчик попал в Петербург, где был зачислен во Второй кадетский корпус. В 1853-м году начал службу в Елисаветградском гусарском полку. После шести лет исправной службы был вынужден выйти в отставку по семейным обстоятельствам. 
Есиев вернулся на службу в 1864-м году в должности командира 2-й сотни Терско-Горского иррегулярного полка. К началу Русско-турецкой войны 1877-1879 годов Асламурза уже командовал Осетинским дивизионом вышеозначенного полка, отличившись в составе Дунайской армии. После войны вошёл в отряд генерала Скобелева в Туркестане и т.д.

          
                                                                  Асламурза Есиев

Бывший аманат Асламурза вышел в отставку в звании подполковника, гордо неся на груди орден Св. Владимира 4-й степени, орден Св. Анны 2-й степени, орден Св. Станислава 2-й и 3-ей степени. Последние дни жизни Есиев провёл в селе Карца, занимаясь мирным земледелием, садоводством и пчеловодством.
Другим прославленным аманатом был Асламбек Туганов, дослужившийся до звания генерала и ставший своеобразным основателем осетинской военной интеллигенции. Туганов, происходивший из знатного феодального рода, был отдан в аманаты в 4-летнем возрасте в 1808-м году. Воспитывался Асламбек в семье русского полковника, поэтому уже в 19 лет начал службу рядовым в Кабардинском пехотном полку, в котором быстро дослужился до звания офицера с переводом в Лейб-гвардии Кавказский горский полуэскадрон. 

        
                                                                           Асламбек Туганов

Судьба этого офицера, как и многих других, заслуживает отдельного материала, если не книги. Он участвовал в Польской кампании и в Кавказской войне, состоял в конвое самого императора и служил своеобразным дипломатом, рекрутируя горскую молодёжь в ряды русской армии. 6 декабря 1851-го года Туганов был произведён в генерал-майоры. Список его наград был велик: орден Св. Анны, Св. Станислава 1-й и 2-й степеней, Св. Владимира 1-й и 4-ой степеней, знак отличия Польского ордена и т.д. Умер генерал в 1868-м году.

Самый высокопоставленный и самый несчастный аманат Кавказа

Самым знаменитым и одновременно несчастным аманатом был сын Шамиля – Джамалуддин. В аманаты 10-летний Джамалуддин попал во время боёв за аул Ахульго, когда Шамиль послал его к генералу Павлу Христофоровичу Граббе, чтобы оттянуть неизбежный штурм, грозивший ему и его мюридам гибелью.

В итоге Шамиль бежал, а Граббе остался с малолетним Джамалуддином на руках. 
Мальчика быстро отослали в Петербург, где сам Николай I взял над ним шефство, в каком-то смысле даже заменив ему отца. Джамалуддина зачислили в Александровский сиротский кадетский корпус для дворянских детей, потерявших родителей. Император принимал в судьбе мальчика самое активное участие, подолгу беседовал с ним и принимал в любое время. Мальчик обладал острым умом и живостью характера. Он интересовался решительно всем, открывая для себя всё новые науки и аспекты жизни. В 1849-м году Джамалуддин в чине корнета был отправлен во Владимирский 13-й уланский полк. Во время службы он влюбился в дочь генерала Петра Оленина Елизавету, одновременно твёрдо решив принять крещение. Будущее профессионального офицера казалось безоблачным.

            
                                                                       Джамалуддин, сын Шамиля

Всё это время Шамиль продолжал переговоры, стараясь вернуть сына. Для этих целей он даже взял в заложники князя и генерала Илико Орбелиани. Правда, выставленные Шамилем требования были столь утопическими, что сам Орбелиани отказался от свободы на таких условиях. После этой неудачи Шамиль совершил дерзкий набег на Кахетию, захватив множество заложников, в том числе знатных персон княжеской фамилии Чавчавадзе. Среди пленных были женщины с годовалыми детьми на руках. Император оказался в сложной ситуации. С одной стороны, он совсем не хотел отдавать любимого им Джамалуддина, а с другой — не мог бросить на произвол судьбы заложников Шамиля.
Джамалуддин в то время был откомандирован в Польшу в чине поручика. Он и не знал, какая беда его ожидает, продолжая мечтать о браке с Елизаветой и читать труды по математике, которой он увлёкся ещё в кадетском корпусе. Вскоре его вызвали в штаб в Варшаве, обрисовав ситуацию. Джамалуддин был ошарашен. Его жизнь, новый мир, офицерская служба, любимая женщины – всё это рушилось на глазах. Он долго колебался, но был вынужден дать согласие.
10 марта (по старому стилю) 1855 года близ селения Майртуп состоялся обмен. Джамалуддин горячо попрощался со своими товарищами и, прихватив с собой в качестве багажа только многочисленные книги, атласы, бумагу и карандаши, побрёл в сторону семьи, торжественно встречавшей сына из «плена».
Многие близкие Шамилю люди отмечали необыкновенный ум и образованность Джамалуддина, но уже спустя несколько дней после жаркой встречи чувствовалось растущее напряжение между отцом и сыном. Джамалуддин уговаривал отца примириться с Российской империей, крайне хвалебно отзывался о Николае I и восхищался русской армией, чем, конечно, вызывал неприязнь отца. А как ответственный офицер Джамалуддин не мог чахнуть без дела, поэтому провёл инспекцию аулов, административного устройства и самих войск Шамиля. После этого он обрушился с крайне резкой критикой всего, что он видел. Это ещё более оттолкнуло сына от отца.
Правда, на некоторое время Джамалуддину удалось умерить пыл Шамиля, наладить ему связь с наместником на Кавказе генералом Александром Ивановичем Барятинским.

Начался массовый обмен пленными, а Джамалуддину поручили привести в порядок административные дела в Северо-Кавказском имамате. Но откровенно пророссийская ориентация сына всё более злила Шамиля. Несмотря на безусловные успехи Джамалуддина, от него отстранились братья, с ним не общались соплеменники, его сторонились наибы.

                                                          Мавзолей Джамалуддина в селе Карата

Последней каплей для могущественного имама была попытка тайной встречи Джамалуддина со своей возлюбленной Елизаветой. Эту встречу Шамиль смог сорвать. Имам сразу же после этого женил сына против его воли на дочери своего наиба Талхига Шалинского, что окончательно надломило бесконечно одинокого Джамалуддина.
Молодой человек начал мучиться от болей в груди и кашля, ходил по аулу словно бессловесный призрак, будто ожидая трагического конца. Шамиль, заметив это, всё же любя сына, отправил его в высокогорный аул Карата (ныне село в Дагестане), климат которого считался целебным. Но молодой человек продолжал гаснуть, не видя смысла в продолжении жизни. Шамиль был вынужден вступить в переговоры с Барятинским, чтобы он прислал к Джамалуддину русского врача. Барятинский отправил полкового доктора Пиотровского. 
Пиотровский диагностировал у Джамалуддина чахотку и упадок жизненных сил. Все необходимые лекарства врач оставил вместе с нужными рекомендациями. Но лечение не пошло сломленному Джамалуддину на пользу. 26 июня 1858 года самый известный и образованный для своего времени аманат скончался в ауле Карата. Клевреты сразу распространили слух, что русский врач отравил несчастного, что, конечно, не имело под собой никаких оснований и даже какой-либо логики.
Ныне мавзолей Джамалуддина, аманата и офицера русской армии, находится всё в том же селе Карата.