Русская армия в сражениях у Тарутино и под Малоярославцем

Е. В. Камынина. «К бою»

В сентябре 1812 г., совершив свой знаменитый фланговый марш-манёвр, русская армия оказалась на территории современной Калужской области. Состояние армии было отнюдь не блестящим. И дело было не только в больших потерях, естественных для такого сражения. Тяжёлым было моральное состояние русских солдат и офицеров. До последней минуты никто не хотел верить, что Москву сдадут неприятелю. И движение войск через пустеющий на глазах город оставило у всех его участников самое тяжёлое впечатление.

В письме к Александру I от 4 сентября Кутузов сообщал:

«Все сокровища, арсенал, и все почти имущества, как казённые, так и частные, из Москвы вывезены.»

На самом же деле ценности, которые были оставлены в городе, могут потрясти любое воображение. Просто больно читать бесконечный список оружия и снаряжения, в числе которого оказались 156 орудий, 74 974 ружей, 39 846 сабель, 27 119 орудийных снарядов. Ещё хуже обстояло дело с бесценными воинскими реликвиями. Французам достались 608 старинных русских знамён и более 1 000 штандартов, что, безусловно, являлось страшным позором. Количество и стоимость оставленных в городе запасов продовольствия, промышленных товаров, сокровищ и произведений искусства невозможно не то что подсчитать, но даже и представить. Но больше всего потрясло армию то, что в городе были оставлены (многие говорили, что брошены) около 22,5 тысяч раненых. А.лексей  Петрович Ермолов вспоминал: 

«Душу мою раздирал стон раненых, оставляемых во власти неприятеля.»

А ведь до этого Барклай де Толли при своём отступлении от западных границ империи «на пути своём не оставил позади не только ни одной пушки, но даже ни одной телеги» (Бутенев) и «ни одного раненого» (Коленкур).
Неудивительно, что Кутузов выехал из Москвы «так, чтоб, сколько можно, ни с кем не встретиться» (свидетельство А. Б. Голицына). Он уже знал, что в войсках его называют «Темнейшим князем» (об этом пишут Ф. В. Ростопчин и А. Я. Булгаков). Известно ему было также, что многие
«срывают с себя мундиры, не желая служить после поносного уступления Москвы.» (свидетельство С. И. Маевского – начальника канцелярии Кутузова)

Об этом трудно вспоминать, однако, как говорил подзабытый ныне Л. Фейербах,
«взгляд в прошлое – всегда укол в сердце.»

К месту будут и слова генерала П. И. Батова:
«Историю не надо подправлять, иначе у неё нечему будет учиться.»

Как справедливо заметил Публий Сир,
«день сегодняшний – ученик вчерашнего.»

А Василий Ключевский любил говорить:
«История не учительница, а надзирательница... Она ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков.»

Ситуация в Тарутинском лагере

После сражения при Бородино, Кутузов отправил в Петербург известие о победе. И потому из столицы вместо подкреплений ему прислали фельдмаршальский жезл и 100 тысяч рублей. У Кутузова под командованием ещё были 87 тысяч солдат, 14 тысяч казаков и 622 орудия, но боеспособность их вызывала сомнения: «Войска в упадке духа», – печально констатировал Н. Н. Раевский.
Не лучше обстояло дело и в ставке главнокомандующего. А. П. Ермолов пишет о «бесконечных интригах», Н. Н. Раевский – об «интригах партий, зависти, злобе и эгоизме», Д. С. Дохтуров – об отвращении, которое внушало ему всё, происходящее в лагере. Именно об этом времени А. К. Толстой и намекал в своей пародийной «Истории государства Российского от Гостмысла до Тимашева»:

«Казалося, ну, ниже, нельзя сидеть в дыре.»

Но общая ситуация была такова, что время работало на русских. Наполеон бездействовал, надеясь на скорые переговоры о мире, и французская армия на глазах разлагалась, мародёрствуя в Москве.

Д. Кардовский. Французы в оставленной жителями Москве в сентябре 1812 года

А мобилизационная система России, наконец, заработала, и к армии Кутузова стали подходить новые части. Уже через месяц численность русских войск возросла до 130 тысяч. Подходили и полки ополченцев, число которых достигло 120 тысяч. Однако все понимали, что использовать соединения ополченцев в бою против Великой армии Наполеона можно только в совсем уж отчаянной ситуации. Исход их столкновения с ветеранами Нея или Даву был слишком предсказуемым. И потому эти наскоро собранные, плохо организованные и практически бесполезные в военном отношении отряды использовались лишь на хозяйственных работах либо несли тыловую службу.
Так или иначе, и солдаты, и офицеры русской армии постепенно успокаивались, горечь отступления и уныние утихали, уступая место злости и желанию реванша. Слабым местом по-прежнему оставался штаб, где генералы продолжали грызться между собой. Кутузов терпеть не мог Беннигсена и ревновал к Барклаю де Толли, Барклай не уважал обоих, называя их «слабыми стариками», а Ермолов не любил Коновницына.
Именно по причине генеральских склок сражение у реки Чернишны (Тарутинское) не закончилось полным триумфом российской армии. Если смотреть на события объективно, неизбежно придётся признать, что это был день упущенных возможностей. Из-за интриг высшего военного руководства русским войскам не удалось развить успех и добиться полной победы. Генерал П. П. Коновницин (будущий военный министр) и вовсе считал, что Мюрату была «дана возможность отступить в порядке с малою потерею» и потому «никто не заслуживает за это дело награды». Беннигсен же тогда отправил Александру I письмо, в котором обвинял Кутузова в пассивности и бездействии. Император, кстати, разбираться не стал и переслал это донесение… Кутузову. Тот с удовольствием зачитал его Беннигсену, и отношения между этими военачальниками испортились окончательно и бесповоротно.
Но Тарутинское сражение стало первым «глотком свежего воздуха», заставившим русских поверить в себя и в возможный успех кампании. После этой, в общем-то, незначительной победы, российская армия, словно феникс, восстала из пепла. Французы же, напротив, впервые засомневались в благополучном завершении этого похода, а Наполеон пришёл к выводу, что вместо мирных предложений он получит тяжёлую войну вдали от дома.
Но не будем забегать вперёд.
Тарутинское сражение 

Петер фон Гесс, Сражение при Тарутине 6 (18) октября 1812 года, 1847 г.

Итак, русскому командованию было известно, что авангард Великой армии Наполеона под командованием Иоахима Мюрата и численностью примерно в 20-22 тысячи человек 12 (24) сентября пришёл к Чернишне и встал лагерем у этой реки. Место для лагеря было выбрано достаточно удачно, с двух сторон его прикрывали реки (Нара и Чернишна), с третьей – лес. Обе армии прекрасно знали о местонахождении противника, и, по свидетельству Ермолова, офицеры сторон часто мирно беседовали на передовых постах. Французы были благодушны, будучи уверены в скором окончании войны и триумфальном возвращении домой. Русские, находясь в бездействии после потери Москвы, тоже не исключали возможности заключения мира.
Но в Петербурге от Кутузова ждали решительных действий, и потому было решено проверить свои силы, нанеся удар по заведомо более слабым частям французского авангарда. Тем более что они стояли слишком далеко от главных сил своей армии, и помощи им ожидать было неоткуда. Диспозицию нападения составляли генералы Леонтий Беннигсен и Карл Толь.
О Беннигсене – участнике убийства императора Павла I и командующем русской армии в закончившемся «вничью» сражении с войсками Наполеона у Прейсиш-Эйлау, знают многие. Скажем несколько слов о Карле Фёдоровиче Толе. Это был «эстляндский немец», который оказался единственным полковником, допущенным на знаменитый Совет в Филях (присутствовали ещё 9 генералов). Правда, был там ещё капитан Кайсаров, но он права голоса не имел и выполнял функции секретаря.

А. Кившенко. «Военный Совет в Филях в 1812 году», 1882 г.

К. Ф. Толь голосовал за оставление Москвы – вместе с Барклаем-де-Толли и графом Остерманом-Толстым (племянник Кутузова). Он также известен своим описанием сражения при Бородино, в котором почему-то сдвинул все события примерно на 2 часа вперёд. Позже он прославится решительными действиями в пользу Николая I во время выступления декабристов, и 7 сентября 1831 года заменит раненого Паскевича во время штурма Варшавы. Станет графом и главноуправляющим путей сообщения. Так что это был вполне адекватный, опытный и заслуженный боевой командир. Подозревать его в нечестном   выполнении служебных обязанностей нет никаких оснований.

      
Karl Wilhelm von Toll, портрет работы Джорджа Доу из Военной галереи Зимнего дворца

Русские войска должны были наносить удар двумя колоннами. Предполагалось, что первая из них, во главе с Беннигсеном, обойдёт левый фланг Мюрата. Вторая, командовать которой был назначен Милорадович, в это время должна была атаковать правый фланг французов.
4 (16) октября Кутузов подписал диспозицию предстоящего боя. А вот дальше начались странности. Ермолов (начальник штаба армии) вдруг уехал из лагеря в неизвестном направлении. Позже выяснилось, что он отправился на званый обед в одну из окрестных усадеб. Многие современники полагали, что таким образом Ермолов пытался «подставить» нелюбимого им генерала Коновницына. В результате управление войсками было нарушено, и многие соединения не получили вовремя нужных указаний. На следующий день в назначенных местах не оказалось ни одной русской дивизии. Кутузов был в ярости и «выпустил пар», оскорбив двух первых попавшихся ему на глаза офицеров. Один из них (подполковник Эйхен) после этого покинул армию. Ермолова Кутузов распорядился «исключить со службы», но тут же своё решение отменил.
Таким образом, сражение началось на день позже. Однако это было и к лучшему. Дело в том, что Мюрат вовремя узнал о планах русского главнокомандующего, и в день предполагаемого нападения его войска были приведены в полную готовность. Не дождавшись атаки русских, французы утратили бдительность.
  Итак, 6 (18) октября у лагеря французов появились лишь лейб-казачьи части генерал-адъютанта В.асилия Васильевича Орлова-Денисова.

       
В. В. Орлов-Денисов, портрет работы Джорджа Доу из Военной галереи Зимнего дворца

По этому поводу Кутузов позже сказал Милорадовичу:
«У вас всё на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных манёвров.»

Так и не дождавшись других соединений своей колонны, Орлов-Денисов принял самостоятельное решение атаковать неприятеля.
Так началось Тарутинское сражение, которое иногда называют «боем у Чернишны», а во французской литературе встречается название Bataille de Winkowo («бой у Винково» – по названию ближайшей деревни).
Французы были застигнуты врасплох, и этот удар стал для них полной неожиданностью.
Об этой атаке многие читали в романе Льва Толстого «Война и мир»:
«Одиин  отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза, и всё, что было в лагере, неодетое, спросонков, бросило пушки, ружья, лошадей, и побежало куда попало. Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и всё что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных.»

В результате потери темпа атаки французы пришли в себя, построились для боя и встретили подошедшие егерские полки русских таким плотным огнём, что, потеряв несколько сотен человек, в числе которых был генерал Багговут, пехота повернула обратно. На этом Тарутинское сражение и завершилось. Напрасно Л. Беннигсен просил у Кутузова войска для массированной атаки отступающего неприятеля. Фельдмаршал сказал:
«Не умели утром взять живьём  Иахима Мюрата и притти вовремя на место, теперь нечего и делать.»

Более того, Кутузов остановил и движение колонны Милорадовича, которая могла принять участие в преследовании отходивших французов. В итоге замах оказался «на рубль», а удар – «на полкопейки»: из всей российской армии в бою участвовали лишь 12 тысяч человек (7 тысяч кавалеристов и 5 тысяч пехоты), Мюрат в полном порядке отвёл свои части к Вороново. Тем не менее это была победа, потери были значительно меньше французских, имелись пленные и трофеи. Армия была воодушевлена и в свой лагерь возвращалась под музыку оркестров и с песнями.
Отступление армии Наполеона от Москвы

Сгоревшая к тому времени Москва уже давно не представляла для Великой армии никакой ценности. Маршалы Наполеона уговаривали императора увести стремительно деградирующие и теряющие дисциплину войска на более удобную позицию. Наполеон отказывался, утверждая, что Москва – лучшее место для переговоров о мире, предложение о которых он с нетерпением ожидал от Александра I. Наконец, он принял принципиальное решение на отвод войск, но колебался с выбором даты. Узнав об атаке своего авангарда, Наполеон понял, что переговоров не будет. После этого он объявил о решении вернуться к разработанному ранее им самим плану двухэтапной войны, который предусматривал после нанесения поражения русской армии в генеральном сражении, отход на зимние позиции и продолжение кампании в следующем году.
8 (20) октября французская армия начала своё движение от Москвы. В ставке Кутузова об этом узнали лишь 11 (23) октября.
Более всего Кутузов тогда опасался, что Наполеон пойдёт на Петербург. Того же очень боялись и в столице империи. В письме от 2 октября (по старому стилю) Александр I писал фельдмаршалу:
«На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург... ибо с вверенной вам армией... вы имеете все средства отвратить сие новое несчастье.»

Поэтому Кутузов «прослезился от радости» не из-за того, что Наполеон покинул Москву (в том, что французы рано или поздно уйдут из неё, не было ни малейших сомнений), а потому, что узнал направление его движения – к Малоярославцу.

Сражение под Малоярославцем

Сражение у Малоярославца с обеих сторон было импровизацией чистой воды, проходило без плана и представляло собой жестокую «мясорубку». Результатом стало практически полное уничтожение этого города и большие потери и русских, и французов.

Петер фон Гесс. «Сражение 12 (24) октября 1812 года при Малоярославце». 1851 г.

9 октября Кутузов получил от командовавшего одним из партизанских отрядов генерал-майора И. С. Дорохова сообщение с просьбой прислать подкрепление для атаки французских частей, вступивших в село Фоминское (сейчас – город Наро-Фоминск). Ими оказались кавалерийские отряды Филиппа Орнано и пехотинцы Жана-Батиста Брусье. О том, что это лишь передовые отряды всей французской армии, в тот день никто не подозревал. На помощь к Дорохову был отправлен корпус Дохтурова, который после долгого перехода пришёл в деревню Аристово (Калужская область). В ночь на 11 октября в расположение Дохтурова прибыл командир другого партизанского отряда – капитан А. Н. Сеславин. Накануне им был взят в плен французский унтер-офицер, который и сообщил о том, что французы ушли из Москвы и вся Великая армия движется в сторону Малоярославца. Но и Сеславин не знал, что в Фоминском в это время находился сам Наполеон.

«Важное открытие партизана Сеславина». Картина неизвестного художника, 1820-ые гг.

Дохтуров отправил курьера к Кутузову и двинул свой корпус к Малоярославцу.
12 (24) октября боевые части этого корпуса вступили в бой с дивизией Дельзона (которая первой из французских начинала Бородинское сражение). В этом бою Дельзон погиб, а уже знакомый нам партизан – генерал-майор И. С. Дорохов получил тяжёлую рану, от последствий которой он позже скончался. 
Наполеон в это время находился в Боровске, откуда, узнав о битве под Малоярославцем, прибыл в деревню Городня, расположенную в нескольких километрах от этого города.
После полудня к Малоярославцу подошли и тут же были введены в бой корпус генерала Раевского и две дивизии из корпуса Даву, завязалось ожесточённое сражение, в котором участвовало около 30 тысяч русских и 20 тысяч французов. Город переходил из рук в руки, по данным разных источников, от 8 до 13 раз, из 200 домов уцелели только 40, улицы были завалены трупами. Данные о потерях сторон варьируются в сообщениях разных авторов, но можно смело утверждать, что они оказались приблизительно равными.
В итоге город остался за французами, и Наполеон отправил в Париж сообщение о новой победе. Кутузов же отвёл свои войска на 2,7 км к югу, занял новую позицию – и тоже направил в Петербург известие о победе.

В. Верещагин. «В Городне – пробиваться или отступать?»

14 октября и русская, и французская армии практически одновременно отступили от Малоярославца: как шары с одинаковой массой, получившие при столкновении импульсы равной величины, но разной направленности, армии противников откатились в разные стороны.
Русская армия отошла к Детчину и Полотняному Заводу. Люди из окружения Кутузова утверждали, что он готов был отступать дальше. Передают его слова:
«Калугу ждёт судьба Москвы.»

А Наполеон издал странный приказ, в котором были такие строки:
«Мы шли, чтобы атаковать неприятеля... Но Кутузов отступил перед нами… и император решил повернуть назад.»

О Малоярославецком сражении российские и французские историки спорят до сих пор. Русские авторы говорят, что Кутузову удалось преградить неприятельской армии путь на Калугу или даже ещё дальше – на Украину. Некоторые французские утверждают, что пока часть войск Наполеона сражалась у Малоярославца, остальная армия продолжала движение к Смоленску, и, таким образом, ей удалось оторваться на значительное расстояние.
Кутузов тогда действительно «потерял» французскую армию (как Наполеон русскую после Бородинского сражения). Догнать её удалось лишь у Вязьмы, когда отряд Милорадовича вышел на Старую Смоленскую дорогу, но сил, достаточных для того, чтобы воспрепятствовать движению войск Даву, Богарне и Понятовского, у него не оказалось. Он всё же вступил в бой и отправил к Кутузову гонца с просьбой о помощи. Но фельдмаршал, верный тактике «золотого моста», вновь отказался отправить подкрепления.  

Так начинался знаменитый «параллельный марш», который в конечном итоге погубил французскую армию, но при этом совершенно обессилил и буквально довёл до изнеможения и потери боевых качеств армию российскую. Ф. Стендаль имел право говорить, что
«русская армия прибыла в Вильно не в лучшем виде, чем французская.»

А российский генерал Левенштерн прямо заявлял, что его солдаты «бедствовали не менее неприятеля».
Возвращаясь к сражению за Малоярославец (которое Кутузов ставил в один ряд с Бородинской битвой), можно сказать, что оно не принесло решительной победы ни одной из сторон. Но именно о нём Сегюр позже сказал ветеранам Великой армии:
«Помните ли вы это злосчастное поле битвы, на котором остановилось завоевание мира, где 20 лет непрерывных побед рассыпались в прах, где началось великое крушение нашего счастья?»

Под Малоярославцем Наполеон впервые за всю свою карьеру полководца не решился дать генеральное сражение. И в первый раз отступил от неразбитого неприятеля. У академика Тарле были все основания утверждать, что истинное отступление французской армии началось не от Москвы, а от Малоярославца.

                                                                                                                        Автор:  Рыжов В. А.