Барон Унгерн в борьбе за мировую монархию

     
Генерал-лейтенант барон Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг в Иркутске на допросе в штабе 5-й советской армии. 1–2 сентября 1921 года

Общая ситуация в Забайкалье

С середины осени 1919 года военная ситуация в Сибири и Забайкалье быстро изменялась в пользу красных. Белыми был брошен Омск – столица верховного правителя адмирала Колчака. Белое движение в Сибири было деморализовано. Вера в победу рухнула. С юга России также шли плохие известия – армия Деникина, которая рвалась к Москве, исчерпала свои силы и быстро покатилась назад.
В итоге вся структура власти белых на востоке России рухнула. Колчак, его правительство и военное командование полностью утратили контроль над ситуацией. Начался бег всё дальше на восток. «Верховный правитель» оказался заложником иностранцев: французов и чехов, которые решали исключительно свои задачи. В основном шкурного характера: как спасти свои жизни и вывезти как можно больше награбленных в России сокровищ, добра.
В военном руководстве Белой армии произошёл раскол, обострились интриги и склоки. Если раньше линия разлома проходила в основном между атаманщиной таких белых лидеров, как Семёнов, и либерально-республиканским окружением адмирала Колчака, то теперь кажущееся единство было утрачено и в среде колчаковского генералитета.
Главнокомандующий Восточным фронтом и начальник штаба верховного генерал Дитерихс отказался защищать Омск под предлогом угрозы гибели всей армии и был отправлен в отставку. Вскоре новый главнокомандующий генерал Сахаров был арестован на станции Тайга генералом Пепеляевым. Сахарова обвиняли в поражениях на фронте. Произошло несколько мятежей против Колчака, войска переходили на сторону красных или повстанцев. Самого Колчака «союзники» сдали проэсеровскому Иркутскому политцентру, а тот выдал адмирала большевикам.

После падения режима Колчака остатки белых сил концентрировались в Забайкалье. Белая дальневосточная армия генерала Семёнова, который возглавил новое читинское правительство, образовало «читинскую пробку» (Поражение Дальневосточной армии. Как ликвидировали «читинскую пробку»). В апреле-мае 1920 года белые отразили два нападения Народно-революционной армии Дальневосточной республики.
Однако ситуация была критической, НРА постоянно усиливалась регулярными частями Красной армии. У белых такого стратегического резерва не было. Под давлением превосходящих сил, включая красных партизан, белые откатывались к Чите. Снова усилилось дезертирство, кто-то сдавался или уходил к красным, другие бежали в тайгу, устав от войны, третьи предусмотрительно переправлялись за рубеж, считая, что в России всё кончено и, пока не поздно, надо налаживать жизнь в эмиграции.

Надежда на Восток

В условиях полной военно-политической катастрофы белые лидеры искали спасения. Было очевидно, что белогвардейцам нужна надёжная тыловая база, чтобы вести боевые действия против Красной армии. Попытка создать такую базу в Сибири провалилась. Основная масса населения поддерживала либо большевиков, красных партизан, либо «зелёных» повстанцев. Социальная база Белого движения была крайне узкой. Поэтому многие белые стали смотреть на Восток, надеясь наладить контакты и взаимную поддержку с военными и аристократическими элитами Монголии и Китая. Ещё раньше семёновцы стали ориентироваться на Японию.
Интересно, что схожих взглядов придерживались и многие большевики. После того, как рухнули надежды на скорую революцию в Польше, Венгрии и Германии, остальной Западной Европе, революционеры обратили внимание на Восток. Казалось, что народы Востока уже созрели для революции против колонизаторов и феодалов. Стоит только поджечь горючий материал и направить вспыхнувший огонь в нужную сторону. Огромные Индия и Китай, и сопутствующие страны и регионы могли дать сотни миллионов людей и решить судьбу мировой революции. Если в Европе большевики проповедовали интернационализм, то в Азии – стали проповедниками национализма.
Поэтому, строя свои геополитические планы о воссоздании империи Чингисхана от Тихого океана до Европы, барон Роман Фёдорович фон Унгерн-Штернберг (Мятеж Семёнова и «безумный барон») ничего особенного не придумал. Его мысли о создании Великой Монголии, затем о формировании Срединного государства во главе с Цинской династией с включением Маньчжурии, Синьцзяна, Тибета, Туркестана, Алтая и Бурятии, во многом были отражением коммунистического плана «борьбы за Восток», перенесения центра мировой революции с Европы на Восток. По мнению Унгерна, создание такой державы во главе со «священным царем» – Богдо-ханом, создавало условия для «экспорта контрреволюции» в Россию и восстановлению монархии не только на территории бывшей Российской империи, но и Европы. 

Унгерн писал: «Ожидать света и спасения можно только с Востока, а не от европейцев, испорченных в самом корне даже до молодого поколения».

Отметим, что азиатская реальность оказалась отнюдь не такой, как рисовали её Унгерн (идеализируя азиатские традиции, порядки) и лидеры большевиков. Однако это понимание пришло слишком поздно, когда они уже с головой погрузились в азиатские дела. Восток – дело тонкое.

Солдаты бурят-монгольского полка Азиатской конной дивизии

Угроза нового Восточного фронта

При этом большевики не были склонны считать идеи Унгерна «химерами безумного». Они сумели оценить угрозу, исходящую от «безумного барона», причем именно в практическом, военно-политическом плане.
31 октября 1920 года на имя главы СНК Ленина была направлена специальная телеграмма об опасности, которую представляют для Советской России успехи генерала Унгерна в Монголии. Копия была направлена наркому иностранных дел Чичерину. 

В документе отмечалось: «В случае успеха Унгерна высшие монгольские круги, изменив ориентацию, сформируют с помощью Унгерна правительство автономной Монголии… Мы будем поставлены перед фактом организации новой белогвардейской базы, открывающей фронт от Маньчжурии до Туркестана, отрезающей нас от всего Востока».

Этот новый фронт мог не только отрезать большевиков от Востока, но и угрожать Советской России.
Интересно, что в 1932 году на территории северо-восточного Китая японцы создали монархическое государство Маньчжоу-Го (Великая Маньчжурская империя) во главе с Пу И – последним императором Китая из маньчжурской династии Цин, восстановить власть которой мечтал барон Унгерн.

Маньчжоу-Го было плацдармом и базой Японии для борьбы с Китаем и Россией. Поэтому геополитические планы Романа Унгерна в условиях масштабных потрясений того периода истории не были фантастикой. Удача благоволит храбрым.
Зимой 1919 года Роман Фёдорович отбыл в командировку в Маньчжурию и Китай. Вернулся он только в сентябре. Там он налаживал контакты с местными монархистами и женился на китайской принцессе Цзи из рода Джанкуй (в крещении Елена Павловна). Её родственник, генерал, командовал китайскими войсками на западном участке КВЖД от Забайкалья до Хингана. Летом 1920 года, перед походом в Монголию, барон отправил жену в Пекин «в отчий дом». Этот брак носил формальный, политический характер с целью сближения с китайской знатью.
В августе 1920 года Азиатская дивизия Унгерна покинула Даурию. В составе дивизии было около 1 тыс. сабель, 6 орудий и 20 пулеметов. Перед началом похода генерал дал освобождение всем, кто по состоянию здоровья или семейному положению был не готов к длительному рейду.
Формально считалось, что дивизия Унгерна должна была совершить глубокий рейд в тыл красным на читинском направлении. При этом барон должен был действовать по обстановке. В октябре 1920 года армия Семёнова в Забайкалье была разгромлена красными, её остатки бежали в Маньчжурию. Унгерн решил идти в Монголию.
К этому времени китайцы упразднили автономию Монголии, монголы-министры арестованы, Богдо-хан (1869–1924) попал под домашний арест в своём «Зелёном» дворце. В стране восстанавливаются старые порядки, существовавшие до установления автономии в 1911 году. Особенно ударило по монголам восстановление аннулированных в 1911 году долгов китайским фирмам. К этим долгам были начислены наросшие проценты. В результате монголы попали в жесткую финансовую кабалу к китайцам. Это вызвало мощный протест населения.

Монгольский поход

Поначалу Унгерн не планировал задерживаться в Монголии и воевать с китайцами. Слишком велико было превосходство китайцев: один только гарнизон Урги насчитывал не менее 10 тыс. солдат, 18 пушек и более 70 пулеметов. Через монгольскую территорию он хотел выйти в Россию, двинуться на Троицкосавск (ныне Кяхта). Однако разведка сообщила, что артиллерия и обозы не пройдут через горы. Единственный путь, в обход гор Хэнтэй, проходил через Ургу. 20 октября 1920 года войска Унгерна вышли к монгольской столице. Белый генерал предложил китайцам пропустить его отряд через город.
Дивизия Унгерна разбила лагерь примерно в 30 км от города. Прошла неделя в ожидании ответа китайского командира. Но вместо пропуска через город пришли известия о том, что китайцы готовятся к обороне и начали репрессии против «белых русских», которых подозревали в пособничестве барону. Кроме того, надо было пройти к Троицкосавску до наступления холодов. Это стало поводом для начала боевых действий.
26–27 октября белогвардейцы пошли в наступление. Оно было организовано крайне плохо и закончилось полным провалом. Было потеряно два орудия. Сам Унгерн отправился на разведку, причём в одиночестве и заплутал. Китайцы могли выйти из города и закончить дело, разогнать противника. Но они даже не решались провести разведку.
Вторая атака, начатая 2 ноября, завершилась новым провалом. Китайцы взяли вверх числом и техническим преимуществом. У белых не оказалось резервов, чтобы развить первый успех на главных направлениях. Боеприпасы быстро закончились, на холоде отказали пулеметы. Китайцы бросили в контратаку резервы и унгерновцы отошли.
Потери для малочисленной «дивизии» были страшными: более 100 убитыми, около 200 ранено и ещё больше обморожено. Погибло до 40 % офицерского состава. Фактически Азиатская дивизия (её кадровый состав) перестала существовать. Одновременно пришли вести, что Чита пала, путь в Россию закрыт, и помощи не будет. Наступление холодов ещё более осложняло ситуацию.
В белом стане сложилась угрожающая обстановка: взятые с собой запасы кончились. Пришлось переходить на местную систему довольствия: никакого хлеба, только мясо. Лошадей нужно было заменить на местных, которые обходились без овса, питались подножным кормом. Белые отошли на р. Тэрэлджийн-Гол в верховья р. Туул, а затем на Керулен. Здесь был подножный корм для лошадей монгольской породы, для русских коней было сено, заготовленное монголами для китайской конницы.
Генерал выслал две заставы – на калганский и маньчжурский тракты. Иногда они перехватывали китайские караваны с провиантом и одеждой, захваченные верблюды поступали в обоз. Зимой было тяжело, жили в платках и лёгких юртах, купленных у монголов. Зимнюю одежду изготавливали сами из бычьих шкур. Морозы, нехватка пищи, отсутствие каких-либо перспектив привели к ощущению полной безнадежности, деморализовали солдат. Началось дезертирство, с которым барон боролся усилением «палочной дисциплины», самыми драконовскими методами.
Так, в ночь на 28 ноября 1920 года дезертировало сразу 15 офицеров и 22 конника офицерской сотни 2-го Анненковского полка во главе с подъесаулом Царегородцевым. Барон бросил в погоню две сотни бойцов, они вернулись с тремя мешками голов и с тремя сдавшимися офицерами.

В этом эпизоде Гражданской войны можно увидеть «звериную жестокость» Унгерна. На самом деле он просто поступил с дезертирами в соответствии с законами военного времени.

Союз с монголами

В этот критический момент начинаются складываться дружественные отношения с монголами. Они почувствовали в русских возможных освободителей от китайских колонизаторов. Сначала в белый стан прибывали торговцы, Унгерн приказал расплачиваться с ними золотом. Затем местные феодалы северо-восточной Монголии признали Романа Фёдоровича тем вождём, который восстановит независимость страны. У барона завязалась тайная переписка с Богдо-ханом. Тот начинает посылать письма по провинциям страны об оказании помощи белогвардейцам. Вскоре ряды Азиатской дивизии пополняют монголы, поднявшиеся на борьбу с китайцами. Правда, боевые качества новых бойцов были крайне низкими.
Н. Н. Князев вспоминал: «Нелёгкая это была задача – сколачивание воинских частей из такого материала. Монголы изводили обучающих своей малоподвижностью в пешем строю и вообще органической неспособностью (!) к чрезвычайно необходимой на войне расторопности, а также рабским, бессмысленным преклонением перед русскими нойнами (князьями)».

Это к мифу о «монголах», которые якобы завоевали большую часть Евразии (Миф о «монголах из Монголии на Руси). «Монголы и Монголии», находящиеся на весьма низкой ступени цивилизационного, государственного развития, никак не могли создать мировую империю.
Окончательно завоевать симпатии монголов Унгерну помогла его религиозная политика. Она отличалась крайней терпимостью. Будучи сам глубоко верующим человеком, барон относился чрезвычайно внимательно к религиозной жизни своих солдат. Это резко отличало дивизию «бога войны» не только от красных частей, но и «светских» белых.
Все смотры заканчивались общей молитвой, которую каждая национальность пела на своём языке и по своему обряду. Хор получался весьма чудесным: русские, различные монголы, буряты, татары, тибетцы и пр.
Роман Фёдорович быстро нашёл общий язык с местными ламами (ламаизм – местная разновидность буддизма).

Путь к сердцам степняков шёл через кошельки лам, которые имели в глазах туземцев непререкаемый авторитет. Генерал сделал щедрые пожертвования в буддистские монастыри (дацаны), оплатил услуги многочисленных гадальщиков и предсказателей будущего.  

                                                                                                                                   Автор:  Самсонов Александр

                             Докшит Белого движения

Если бы барон Унгерн осуществил свои замыслы, в России сейчас, возможно, были бы не области, а аймаки

29 декабря - 124 года со дня рождения барона Романа Унгерна фон Штернберга (1885–1921) — русского офицера, знаменитого участника Белого движения. Историки оценивают его деятельность по-разному, зачастую негативно. Но никто не сомневается — жизнь барона представляет собой замечательный пример «всепримиримости» русского характера, о которой говорил еще Федор Достоевский (1821–1881).

Но писатель имел в виду возможность синтеза русских патриархальных ценностей с духовными достижения западной культуры, а Унгерн предложил восточную альтернативу.
Спаситель восьмого Богдо-гэгэна
В один из последних дней января 1921 года в Ургу, столицу Монголии (современный Улан-Батор), въехал необычный всадник.

Породистая белая кобыла везла на себе европейца в ярко-вишневым монгольском халате и белой папахе с кокардой царской армии.

Гость не спешил, он медленно двигался по безлюдным, как будто вымершим улицам, усыпанным серым щебнем. Два месяца назад в город вошел китайский экспедиционный корпус генерала Сюй Шучжэна — был введен комендантский час, начались аресты и расстрелы.

Среди заключенных оказался и монгольский первосвященник — Джебцзун-Дамба-хутухта, восьмой Богдо-гэгэн, считавшийся реинкарнацией самого Будды.

Такова была месть Пекина монголам, осмелившимся провозгласить автономию от Поднебесной.

Как это часто бывало в китайской армии, расквартированным в городе солдатам долго не платили жалования, и бойцы Сюй Шучжэна регулярно устраивали грабежи и конфискации. Перепуганным монголам оставалось только забиться вглубь своих жилищ, подальше от дверей и окон, лишь бы не привлекать внимания китайских патрулей. Но всадника на белой кобыле, казалось, это вовсе не беспокоило. Он доехал до дома городского наместника Чэн И, спешился, внимательно осмотрел двор и, как ни в чем не бывало, поехал обратно. Проезжая мимо тюрьмы, он наткнулся на спящего часового. «Ах ты собака! Как смеешь спать на посту!», — крикнул он по-китайски, обрушив на голову несчастного удары своего ташура — полуторааршинной камышовой трости. Бедняга долго не мог отойти от шока, а когда поднял тревогу, всадник давно скрылся.
Незваным гостем был как раз барон Унгерн. Ведомая им Азиатская конная дивизия окружила монгольскую столицу, желая выбить оттуда китайцев, свергнувших своего императора. Также было необходимо освободить русских эмигрантов, арестованных солдатами Сюй Шучжэна. 31 января 1921 года окрестные сопки услышали громкое «Ура!». Бой шел несколько дней. Перекинувшись на улицы города, он превратился в настоящую мельницу смерти: в ход шли гранаты, штыки и сабли. Пространства между домами были залиты лужами крови, в которых валялись разрубленные или разорванные тела. Но удача, бесспорно, была на стороне Унгерна: численность его дивизии едва превышала полторы тысячи человек, и всё же ее бойцам удалось сломить сопротивление восьми тысяч китайцев.
3 февраля город был взят, а Джебцзун-Дамба-хутухта освобожден. Унгерн созвал в Ургу монгольских князей и высших лам для того, чтобы провести официальную церемонию восстановления монгольской автономии. 22 февраля 1921 года восьмой Богдо-гэгэн с большой пышностью был коронован как Богдо-хан (хан всех монголов), а его спаситель произнес вдохновенную речь на языке Чингисхана (ок. 1155–1227) и его потомков, в которой вспомнил лучшие времена Великой Монголии и заверил собравшихся, что после установления в стране теократии слава непременно вернется на эти земли снова. Сам Унгерн был пожалован высшим княжеским титулом цин-вана, князя первой степени, со званием «Дающий развитие государству великий герой-командующий». С тех пор барон не снимал с себя желтый княжеский халат с нашитыми на него погонами русского генерала. Конечно, на всю эту церемонию можно было бы посмотреть как на средневековый спектакль или фарс эпохи Брежнева (1906–1982), но на самом деле и для Унгерна, и для монголов все происходящее было очень серьезно…

От ефрейтора до генерала
Барон Роман Федорович Унгерн родился в семье эстляндского помещика. Согласно семейным преданиям, его род происходил из Венгрии и был очень древним: первые Унгерны принимали участие еще в крестовых походах. Приставка Штернберг появилась позже, когда Унгерны перебрались на север Европы. Естественно, все мужчины из столь славной семьи выбирали себе военную карьеру.

Так же было и с Романом. В 17 лет его определили в петербургский Морской кадетский корпус. Но тут началась русско-японская война, и юноша ушел добровольцем на фронт. Вскоре за проявленную храбрость в бою он был произведен в ефрейторы. Вернувшись домой, юный барон поступил в Павловское военное училище, после окончания которого (1908) попросился служить в Забайкальское казачье войско. Выбор был не случаен. По словам Романа, он всегда питал интерес к буддизму и буддийской культуре. Якобы это увлечение он перенял от отца, а тот, в свою очередь, от его деда. Барон утверждал, что последний много лет пиратствовал в Индийском океане и принял религию, основанную принцем Шакьямуни (623–544 до н.э.).
Однако по ряду обстоятельств Первую мировую войну барон встретил не с забайкальцами, а в 34-м Донском казачьем полку. Проявив исключительную смелость, за три года боев Унгерн был награжден пятью орденами, в том числе и офицерским Георгием, которым гордился больше всего. Это была его первая награда, полученная за бой у хутора Подборек (Польша) 22 августа 1914-го, в то время, когда разбитые в Восточной Пруссии русские войска спешно отступали. В тот день под перекрестным артиллерийским и пулеметным обстрелом с обеих сторон Унгерну удалось подползти к немецким позициям на четыреста шагов и в течение нескольких часов корректировать огонь русских батарей, передавая данные о передислокации противника.
В конце первого военного года Унгерна перевели с повышением в 1-й Нерчинский казацкий полк, в подчинение к знаменитому Петру Врангелю (1878–1928) (кстати, песня «Белая гвардия черный барон» — это не о Врангеле, а об Унгерне).

Октябрьская революция 1917 года застала Унгерна уже в Забайкалье, куда тот был командирован вместе со своим близким другом есаулом Григорием Семеновым (1890–1946) для создания добровольческих частей из бурят. Унгерн сразу активно включился в боевые действия против красных. Вскоре ставший атаманом Забайкальских казаков Семенов произвел его в генералы и сделал командиром Инородческой конной дивизии, размещенной у станции Даурия, недалеко от границы с Монголией. В задачу барона входил контроль за железной дорогой из России в Китай. По словам Михаила Торновского, одного из офицеров Унгерна, генерал в Даурском районе являлся почти полноправным хозяином, творя много темных дел […] Едва ли кто из большевиков благополучно миновал станцию Даурию, но, к сожалению, немало погибло и мирных русских людей. С точки зрения общечеловеческой морали, станция Даурия — черное пятно на Белом движении, но в мировоззрении генерала Унгерна это оправдывалось теми высокими идеями, коими была полна голова барона.
Так продолжалось два года — 1918 и 1919-й. Но 1920-й оказался несчастливым для белых: армия Александра Колчака (1874–1920) была разгромлена, и ее остатки отступали на восток. Осенью того же года Семенов ушел в Манчьжурию, а Унгерн, переименовав свое войско в Азиатскую конную дивизию, — в Восточную Монголию, в Цэцэнхановский аймак (область). К удовольствию генерала, многие монгольские князья были рады его приходу. В русских они видели единственное спасение от произвола китайских солдат. Азиатская дивизия Унгерна сразу получила пополнение и продовольствие. Всего в ней сражались представители шестнадцати национальностей: русские казаки, буряты, монголы, татары, башкиры, китайцы и даже японцы. Все добровольцы. В октябре 1920-го барон двинулся на Ургу.
Чем закончилась операция — мы уже знаем, так же как и то, что взятие монгольской столицы воспринималось генералом Унгерном как нечто большее, нежели обычная тактическая победа. На самом деле речь здесь шла о тех самых целях, о которых вскользь упомянул Торновский, заставлявших барона жестоко расправляться в Даурии со всеми, в ком он угадывал сочувствие красным.

Когда монголы спасут мир

По своему масштабу планы Унгерна вполне сопоставимы с планами Чингисхана. Он уже не первый год вынашивал идею создания Срединного, или Центрально-Азиатского, государства, в которое вошли бы Внешняя Монголия, или Халха (современная Монголия), Западная и Внутренняя Монголия, Урянхайский край (Тува), Синьцзян, Тибет, Казахстан, Манчьжурия и Южная Сибирь — огромная территория от Тихого океана до Каспия. Управлять им, по мысли барона, должна была маньчжурская династия Цин, потерявшая китайский престол десять лет назад. Для реализации этой цели Унгерн пытался наладить контакт с китайскими аристократами, преданными экс-императору Поднебесной Пу И (1906–1967), который жил в те годы в своем пекинском дворце на правах иностранного монарха. Вероятно, именно с этой целью летом 1919 года барон, не терпевший женского общества, сыграл в Харбине по христианскому обряду свадьбу с маньчжурской принцессой Цзи Чжанкуй, которая стала Еленой Павловной Унгерн-Штернберг.

Но вместе супруги почти не жили. Спустя два года они развелись.
Хотя, надо сказать, что национальность правителя Срединного государства для Унгерна была не столь уж принципиальна. Пу И просто оказался в нужное время в нужном месте. Барону монархия была необходима как общий принцип организации общества, и его вполне можно назвать монархическим интернационалистом, горящим лютой ненавистью ко всем, кто представлял опасность для самодержавия, какой бы страны это ни касалось. В его глазах революция представлялась результатом корыстных замыслов погрязших в пороке людей, стремящихся уничтожить культуру и мораль.
Единственно, кто может сохранить правду, добро, честь и обычаи, так жестоко попираемые нечестивыми людьми — революционерами, — рассказывал барон во время допроса у красных, — это цари. Только они могут охранять религию и возвысить веру на земле. [Ведь] люди корыстны, наглы, лживы, они утратили веру и потеряли истину, и не стало царей. А с ними не стало счастья […] Самое наивысшее воплощение царизма — это соединение божества с человеческой властью, как был Богдыхан в Китае, Богдо-хан в Халхе и в старые времена русские цари.
Барон был уверен в том, что монарх должен находиться вне какого-либо класса или группировки, выполняя роль равнодействующей силы, опираясь на аристократию и крестьянство. Но, пожалуй, не было в России консерватора, начиная с XVIII века, кто бы не воскурил фимиам идее спасения общества через возвращение к традиционным ценностям, хранимым русскими крестьянами — «народом-богоносцем». Однако Унгерна можно назвать кем угодно, только не эпигоном. Говоря о крестьянстве, барон имел в виду не русских мужиков. По мнению генерала, «в массе своей они грубы, невежественны, дики и озлоблены — ненавидят всех и вся, сами не понимая почему, подозрительны и материалистичны, да и без святых идеалов». Нет, свет должен прийти с Востока! На допросе речь барона была негромкой, но уверенной, почти жесткой:
Восток должен непременно столкнуться с Западом. Культура белой расы, приведшая народы к революции, сопровождавшаяся веками всеобщей нивелировкой […] подлежит распаду и замене желтой культурой, образовавшейся 3000 лет тому назад и до сих пор сохранившейся в неприкосновенности.
В глазах Унгерна монголы были как раз тем народом, который счастливо совмещал в себе и верность традициям предков, и силу духа, не развращенного соблазнами индустриального общества.

Карма «гневного палача»

Однако барон был далек от мысли строить идеологию нового государства исключительно на буддизме — возможность религиозного синтеза его совсем не смущала. Но в самом бароне от религии Христа почти ничего не осталась: ни смирения, ни любви, ни страха Божьего. Да и воспринимал он себя сам как северобуддийского докшита («гневного палача» по-тибетски). Есть в ламаизме класс таких существ — гневных защитников правды, безжалостно уничтожающих всех ее противников. Они почитаются святыми, равно как и бодхисатвы. Им тоже до ухода в Нирвану осталось лишь одно перерождение, но они не уходят в царство вечного покоя, а остаются на земле, среди страданий, и стараются помочь тем, кто окончательно запутался в сетях этого иллюзорного мира. Считается, что докшиты появляются тогда, когда сострадание бодхисатв оказывается бессильным. Вот Унгерн как раз и был одним из таких. Причем это не метафора, монголы действительно считали барона воплощением разрушающей силы, призванной охранять добро. Генералу это нравилось. И не только потому, что по складу характера он был мистиком, но и потому, что так получала оправдание его звериная жесткость. Барон ничуть не сомневался, что после смерти его ждет блаженство, уготованное буддийским святым.
Отдать приказ повесить, расстрелять или зарубить человека ему не стоило ничего. Иногда было достаточно попасть под горячую руку. Но даже если наказание оказывалось заслуженным, его жестокость однозначно свидетельствовала о психической патологии барона. Так, интендант, подмочивший несколько мешков с мукой, был утоплен. Прапорщика Чернова, застрелившего спьяну двух казаков, сутки продержали на льду, потом дали 200 ташуров и под конец заживо сожгли. Сохранился рассказ о «милой привычке» Унгерна даурских времен. Тогда всех расстрелянных отвозили на ближайшие сопки и бросали без погребения. По воспоминаниям одного из унгерновских офицеров, с наступлением темноты кругом на сопках только и слышен был жуткий вой волков и одичавших псов. И вот на эти сопки, где всюду валялись черепа, скелеты и гниющие части обглоданных тел, и любил ездить для отдыха барон Унгерн.

На глазах барона его молодцы могли разрывать на части грудных детей — он ничего не имел против. Он вообще любил присутствовать при пытках. В частности, с удовольствием смотрел, как поджаривают на медленном огне очередную его жертву, не желавшую по-доброму рассказать, где спрятано золото или провиант. Поэтому, когда монгольская одиссея барона уже подходила к концу и смертные приговоры выносились им направо и налево, некоторые офицеры, получив приказ явиться в ставку к «дедушке» (как между собой называли Унгерна), спешно седлали коня и исчезали в неизвестном направлении. Счастливы были те, кого обошла эта чаша, кому за небольшую провинность «всего лишь» пришлось поздней осенью переплывать в одежде реку и ночевать на другом берегу, не разжигая костра, или просидеть в пургу сутки на дереве.

Жертва лам-прорицателей

По весне 1921 года барон, уверенный в поддержке крестьян Южной Сибири, собрался продолжить борьбу с красными. Выступили 20 мая: 7 тысяч сабель, 20 пулеметов и 12 легких орудий. Через два дня дивизия разделилась. Сам Унгерн командовал эскадроном в 2100 бойцов при 8 орудиях и 20 пулеметах. В его задачу входило взять Троицкосавск — городок на территории РСФСР (современная Кяхта, в двухстах километрах к югу от Улан-Удэ).
Штурм начался 6 июня. Красные закрепились на сопках вокруг города, с помощью пулеметов пытаясь поставить огневой заслон перед наступавшими. Но дух Азиатской дивизии, ободренной успехами в Монголии, был высок как никогда. Барон лично обходил в полный рост под пулями растянутые цепи своих бойцов. Ему не было за них стыдно. Сопки взяли «на ура». Беспомощный Троицкосавск лежал в низине. Но развивать успех барон не стал. Это была большая ошибка: городской гарнизон не превышал и пятисот бойцов. Говорят, что суеверный генерал послушался лам-предсказателей, находившихся всегда при ставке, посоветовавших ему пока воздержаться от решительных действий. Как бы там ни было, дивизия отошла в лощину на отдых.
Следующим вечером красные предприняли контратаку и сбили патрули Азиатской дивизии с сопок. Барон вновь возглавил своих бойцов, и красноармейцы бежали. В 4 часа ночи все закончилось. Можно было продолжить наступление, но Унгерн пожалел людей: оставив на сопках китайцев, он отдал приказ всем остальным возвратиться в лощину и спать. Прошел час. Уснула лощина, уснули китайцы, выставленные в боевое охранение. В это время красноармейцы снова поднялись на сопки. От первых выстрелов желтолицая гвардия разбежалась, кто куда.
Тут же на горы выкатили пулеметы, и началось избиение спящей армии. Те, кто еще полтора часа назад бесстрашно шел в штыковую, теперь метались в темноте, беспомощно крича, давя друг друга и падая под копыта лошадей, испуганных вспышками бросаемых с сопок в лощину гранат. Погибло более четырехсот человек, все орудия были потеряны. Отряд барона спешно отступил. Спустя две недели он соединился с остальными частями дивизии. Месяц прошел в небольших стычках с красными, из которых унгерновцы неизменно выходили победителями. Так продолжалось до 8 августа, когда под Новодмитриевкой Азиатская дивизия столкнулась с броневиками.

Без артиллерии они ничего не смогли сделать. Ситуация стала критической. Ургу, в которой осталось всего сотни две унгерновцев, к этому времени заняли части Красной Армии, и возвращаться туда на зимовку было невозможно. Барон собирался отправиться в Тибет. Но это решение пришлось по вкусу далеко не всем. Дивизия начала разваливаться в считанные дни, бежали целыми отрядами. В конце концов против барона созрел заговор. Его схватили в ночь на 22 августа 1921 года. Что хотели с ним сделать — неизвестно. Монгольский отряд, конвоировавший плененного генерала, налетел на красных, и барон «достался» им. 15 сентября 1921 года его публично судили в Новониколаевске (Новосибирске) и в тот же день расстреляли.
Так окончил свои дни русский докшит. А Монголия стала первым оплотом социализма в Азии. Хотя, если бы не барон, она, вероятно, так бы и осталась китайской провинцией: у красных не было тогда сил, чтобы противостоять восьми тысячам китайцев.                                                                                             Автор: Павел Котов

                                              Как провалился Северный поход барона Унгерна

Освобождение Богдо-гэгэна

После первых неудачных попыток занять Ургу (Монгольский поход), отряд барона Унгерн-Штернберга ушел на р. Тэрэлджийн-Гол в верховья Туула, а затем на Керулен. В зимний период белогвардейцы столкнулись с рядом трудностей. Морозы, хроническое недоедание, отсутствие снабжение и перспектив борьбы с большевиками привели людей к ощущению полной безнадежности. Началось дезертирство не только среди простых солдат, но и офицеров. Белый генерал боролся с этим явлением самыми жесткими методами.
Однако вскоре Унгерн смог наладить отношения с местными жителями. Монголы начинают видеть в русских освободителей от китайских оккупантов. Русский генерал наладил отношения с князьями и ламами Северо-Восточной Монголии. Завязал переписку с находившимся под арестом в своей резиденции в Урге главой буддистов Монголии Богдо-гэгэном. Монголы признали Унгерна вождём, который должен освободить Монголию. Ряды белой дивизии пополняют монгольские воины. Решился вопрос со снабжением. Кроме того, белые стали перехватывать караваны.
В конце января 1921 года к барону прибыли две сотни тибетцев.

Они вошли в состав отдельного дивизиона под началом прапорщика Тубанова. Тибетцы, в отличие от местных монголов, были хорошими воинами. 2 февраля переодетые в костюмы местных священнослужителей-лам тибетцы пробрались во дворец монгольского правителя, обезоружили китайскую охрану и вынесли Богдо-гэгэна (он был почти слепым) и его жену из дворца. Богдо вместе с семьей благополучно доставили в стан унгерновцев. В этот же день белогвардейцы захватили важные позиции у Урги.

Падение Урги

После освобождения Богдо Унгрен приступил к штурму Урги. Под его началом было около 1,5 тыс. бойцов, 4 орудия и 12 пулеметов. Китайский гарнизон насчитывал около 7 тыс. человек при 18 орудиях и 72 пулеметах. Китайцы имели полное численное и огневое преимущество. Однако китайское командование не использовало имеющееся время для усиления обороны и не наладило разведку. Китайцы были испуганы слухами о формировании Унгерном монгольской армии и удачной операцией по освобождению Богдо.
3 февраля белогвардейцы отдыхали и готовились к атаке. На сопках вокруг города зажгли большие костры, было создано впечатление, что к Унгерну подошло сильное подкрепление.
В ночь на 4 февраля Азиатская дивизия начала решающую атаку с востока. Резухин снял вражеские караулы. Утром генерал Унгерн лично повёл солдат на штурм белых казарм, одного из наиболее сильных участков обороны монгольской столицы. Унгерновцы захватили казармы, но на узких улочках торговой слободы Маймачена завязались упорные бои, в которых белогвардейцы понесли серьёзные потери. Китайцы, поддержанные артиллерией, пытались контратаковать и использовать своё численное преимущество. Но орудия белых стреляли лучше, китайский гарнизон был разбит, около 500 человек попало в плен. Началось паническое бегство китайцев.
К вечеру город в целом был взят. Первыми из Урги на двух автомобилях бежали начальник китайского гарнизона и все старшие офицеры. Затем город оставили и основные китайские силы, которые ушли по Троицкосавскому тракту. На следующий день белые зачистили город от мелких групп противника. Дивизия Унгерна захватила хорошие трофеи: 16 пушек,   60 пулеметов, 5 тыс. ружей, 500 тыс. патронов.

Борис Петрович Резухин. Командовал Татарским полком и 2-й кавалерийской бригадой в Азиатской дивизии, был заместителем командующего дивизией

Монголия при Унгерне

Монгольская столица встретила Унгерна как освободителя. Из Ургинской тюрьмы были освобождены около 60 русских офицеров, которых китайцы обвиняли в шпионаже в пользу белогвардейцев. Роман Фёдорович практически не вмешивался в жизнь местного населения, но с врагами расправился жестоко. При занятии города перебили всех «красных» элементов и устроили еврейский погром.
Автономия Монголии была восстановлена. Богдо-гэгэн снова стал владыкой страны. Богдо пожаловал Роману Унгерну титул дархан-хошой-чин-вана в степени хана. Ламы передали барону старинный золотой перстень-печатку с рубиновой свастикой (по легенде, он принадлежал самому Чингис-хану). Многие русские офицеры получили чины монгольских князей. Резухин получил титул «цин-ван» – «сиятельный князь».
Весной 1921 года войска Унгерна завершили разгром китайских сил в Монголии. Белогвардейцы захватили военные базы китайцев в Чойрыне и Замын-Уудэ на юге страны. Часть китайских войск, которые бежали после падения Урги на север, попытались пройти в районе столицы и уйти в Китай. Однако были повторно разбиты казаками и монголами в районе тракта Урга – Улясутай у реки Тола в центральной Монголии. Часть китайских войск сдалась, часть смогла бежать в Китай. Вся внешняя Монголия была освобождена от китайского присутствия. Раздробленный и слабый Китай не мог восстановить свои позиции в Монголии. Другое дело – Советская Россия, в которой успехи Унгерна в Монголии вызвали большую тревогу.

Северный поход

21 мая 1921 года Унгерн-Штернберг издал приказ о начале похода на Русь с целью ликвидации советской власти в Сибири. Белые надеялись на широкое антисоветское восстание. Дивизия была разделена на две бригады под началом генерал-лейтенанта Унгерна и генерал-майора Резухина. В 1-ю бригаду входили 1-й конный полк есаула Парыгина, 4-й конный полк войскового старшины (затем старшина Архипов), Китайский, Монгольский, Чахарский и Тибетский дивизионы, две артиллерийские батареи и пулеметная команда. В состав 2-й бригады входили 2-й и 3-й конные полки полковника Хоботова и сотника Янкова, Монгольский дивизион, Японская рота, одна батарея и пулеметная команда.
Бригада Резухина должна была перейти границу в районе станицы Цежинской и, действуя на левом берегу Селенги, идти на Мысовск и Татаурово, нарушая вражеские тылы. Сам Унгерн нацеливался на Троицкосавск, Селенгинск и Верхнеудинск. Дивизия Унгерна окрепла и насчитывала свыше 4 тыс. бойцов. В бригаде Унгерна было более 2 тыс. человек при 8 орудиях и 20 пулеметах, в бригаде Резухина – более 1500 солдат при 4 орудиях и 10 пулеметах. В Урге осталось около 500 человек. Кроме того, в Монголии было несколько отдельных отрядов белых, которые формально подчинялись барону.
Общие силы белых доходили до 7–10 тыс. человек. У барона практически не было людских резервов. В Урге в дивизию влилось несколько десятков колчаковских офицеров, которые разными путями оказались в Монголии. Мобилизация дала небольшой приток солдат. Уже в ходе боевых действий барону снова приходилось пополнять части за счёт пленных красноармейцев.
Также ощущалась нехватка орудий, пулеметов и боеприпасов. Еще барон начинает испытывать нехватку финансовых средств. Большие суммы ушли в карманы лам, обеспечивающих поддержку местных, на покупку коней, скота и провианта. В Урге были захвачены деньги и ценности Китайского банка, Центросоюза, конфисковано имущество сбежавших китайцев, евреев и просоветских элементов. Но для войны этого было мало.
Стоит отметить, что советское командование само планировало операцию с целью разгрома войск белогвардейцев и монгольских феодалов. Начать операцию планировали ещё зимой 1920–1921 года, но отложили из-за возможных международных осложнений. Поэтому наступление дивизии Унгерна стало хорошим поводом для вмешательства в дела Монголии.
В 1920 году при поддержке Коминтерна была создана Монгольская народная партия во главе с Д. Бодо. В Иркутске начинают издавать «Монгольскую правду». Монгольские революционеры обратились к Москве с просьбой помочь в деле восстановления независимости Монголии. В феврале 1921 года началось формирование Монгольской народной армии, которую возглавил Сухэ-Батор.

Она создавалась при помощи советских советников. Только в мае 1921 года красным монголам передали более 2 тыс. винтовок, 12 пулеметов и т.д.
В марте 1921 года на съезде в Кяхте был избран ЦК партии, определены цели и задачи будущей революции. ЦК партии сформировал народное временное правительство Монголии. 18 марта ополченцы Сухэ-Батора разгромили китайский гарнизон и взяли Алтан-Булак. В мае по просьбе временного монгольского правительства советское командование начало подготовку Монгольской операции. Был сформирован экспедиционный корпус 5-й армии Михаила Степановича  Матиясевича, также в операции участвовали войска Народно-революционной армии ДВР и монгольские войска Сухэ-Батора.

В мае 1921 года белогвардейцы начали движение на север. 26 мая войска Резухина разбили отряд красных, который перешёл на монгольскую территорию у границы. Бригада Резухина форсировала границу и двинулась в сторону станицы Желтуринской. Унгерновцы нанесли поражение нескольким отрядам красных и к 7 июня продвинулись севернее Билютая. Однако противник имел преимущество в силах и средствах, связи с бригадой Унгерна не было, и возникла угроза окружения. Резухин 8 июня начал отступление и ушёл в Монголию. Тем временем бригада Унгерна вместе с белыми монголами по р. Селенге наступала на Троицкосавск (ныне Кяхта). 11–13 июня в боях за Троицкосавск войска барона были разбиты и понесли большие потери.
27 июня 1921 года экспедиционный корпус 5-й армии, НРА ДВР и красные монголы Сухэ-Батора начали наступление в Монголии.

6 июля красные вошли в Ургу, которую белые оставили без боя. Временное монгольское правительство стало постоянным, Сухэ-Батор стал военным министром. Богдо передал Сухэ-Батору государственную печать – символ высшей власти в стране. В Монголии была провозглашена ограниченная монархия.
Тем временем Унгерн форсировал Селенгу и соединился с бригадой Резухина. Под его началом теперь было свыше 3 тыс. человек при 6 орудиях и 36 пулеметах. 18 июля 1921 года белогвардейцы снова начали наступление на Мысовск и Верхнеудинск. «Бог войны» одержал несколько побед. Так, 1 августа был разбит красный отряд у с. Гусиное Озеро. Белые взяли в плен 300 человек, захватили 2 пушки, 6 пулеметов, 500 винтовок и обоз.
Но в целом ситуация складывалась неблагоприятная. Расчёт на обширное восстание в Сибири не оправдался. Власти ДВР ввели осадное положение в районе Верхнеудинска, провели перегруппировку войск, перебросили подкрепления. Белогвардейцы, не имея источников пополнения живой силы, тыловой базы, не могли противостоять имеющим численное превосходство, хорошо вооруженным и подготовленным войскам 5-й Красной армии и армии ДВР. Возникла угроза блокирования и полного уничтожения. 3 августа Унгер начал отступление в Монголию. Уходили с боями. Бригада Унгерна шла в авангарде, бригада Резухина в арьергарде, прикрывая отход. В середине августа белые вернулись в Монголию.

Гибель

Роман Фёдорович не собирался прекращать борьбу. Сначала он хотел отвести дивизию на зимовку на запад, в Урянхай (Тува). Затем решил идти в Тибет. Однако эта идея не вызвала восторга у его подчиненных. Они устали от бессмысленной борьбы и не видели никаких перспектив в этом походе. Только гибель. В результате созрел заговор с целью убийства «безумного барона» и ухода в Маньчжурию, откуда можно было добраться до Приморья или Европы.
16 августа был убит ближайший сподвижник Унгерна-Штернберга – Борис Резухин. Палатку командира дивизии обстреляли, но он смог сбежать с несколькими ближними офицерами. Азиатская дивизия под командованием полковника Островского и начальника штаба дивизии полковника Торновского ушла на восток, в Маньчжурию. В Маньчжурии дивизию разоружили и расформировали.
19 августа Унгерн встретил монгольский дивизион своей дивизии и попытался склонить его на свою сторону. 20 августа его арестовали и решили выдать белым (его бывшим подчиненным в дивизии). Но по пути Унгерна перехватили красные партизаны. 15 сентября 1921 года в Новониколаевске состоялся показательный процесс над белым генералом. Барона обвинили в вооруженной борьбе против советской власти под покровительством японцев и в военных преступлениях. Приговор привели в исполнение в этот же день.
Богдо-гэгэн после получения известия о гибели Унгерна повелел служить молебны о нём во всех буддийских святилищах. Так завершился путь одного из самых ярких белых полководцев, «бога войны», мечтавшего уничтожить «мировое зло» нигилизма и бездуховности, создать новую мировую монархию. И начать «крестовый поход» против Запада (Глобальный проект «бога войны» Унгерна).

Руководитель Народной революции 1921 года, один из основателей Монгольской народно-революционной партии Сухэ-Батор

                                                                                                                      Автор:  Самсонов Александр