Ставленник запорожцев на московском престоле

Величайшей загадкой нашей истории остается то, как персона, назвавшаяся царевичем Димитрием, вышла из Украины с отрядом запорожцев и стала «императором Московии».

Киево-Печерская Лавра. Лжедимитрий провел тут некоторое время перед тем как объявить себя «сыном Ивана Грозного» и попросить поддержки у польских магнатов

Этот человек занимал Пушкина. В «Капитанской дочке» Пугачев говорит Гриневу: «Гришка Отрепьев ведь поцарствовал же над Москвою». «А знаешь, чем он кончил? — отвечает Гринев. — Его выбросили из окна, зарезали, сожгли, зарядили его пеплом пушку и выпалили!»

Пушкин посвятил Григорию Отрепьеву целую драму. «Борис Годунов» написан, по сути, об этом загадочном историческом фантоме, от которого у царя Бориса «мальчики кровавые в глазах». То ли беглый монах Гришка, то ли действительно чудом спасшийся сын Ивана Грозного, то ли еще кто-то неведомый, прикрытый псевдонимом Лжедимитрий Первый.
Остались только блистательные пушкинские строчки, словно обрывки старинной картины: «Вот наша Русь: она твоя, царевич. Там ждут тебя сердца твоих людей: твоя Москва, твой Кремль, твоя держава». Это говорит князь Курбский Лжедимитрию, когда они переходят с армией «литовскую границу». А вот слова самого претендента на московский престол после проигранного сражения под Новгород-Северским: «Как мало нас от битвы уцелело. Изменники! злодеи-запорожцы, проклятые! Вы, вы сгубили нас — не выдержать и трех минут отпора! Я их ужо! Десятого повешу, разбойники!»
Что значит сила таланта! По большому счету, все, что знает нынешний читатель о загадочном «царевиче», — это драма Пушкина. Кстати, где эта «литовская граница», которую перешел Лжедимитрий? Под Киевом! В 1604 году, когда маленькая армия «сына Ивана Грозного» выступила на Москву, Чернигов и Новгород-Северский принадлежали России.

Чтобы попасть в московские пределы самым коротким путем, нужно было просто переправиться через Днепр. Это и сделал Лжедимитрий в районе Вышгорода, чуть выше Киева. Войско его было навербовано из авантюристов — мелких польских шляхтичей, которых дали князья Вишневецкие, да отрядов запорожцев, готовых пограбить что угодно — хоть Стамбул, хоть Москву.

                   Лжедимитрий — первый «европеец» на московском троне. Сбрил бороду за сто лет до Петра Великого

Пикантности предприятию добавляет и то, что «польскими» этих шляхтичей назвали только историки в XX веке. Сами себя они называли «русскими», или «руськими», и были православными. Как православными были и князья Вишневецкие, разглядевшие в загадочном беглеце из Москвы «истинного царя». Первым католиком в их роду станет только знаменитый Ярема Вишневецкий.

Но до его рождения в год похода Лжедимитрия оставалось еще целых восемь лет. Русь шла на Русь. Западная на Восточную. И, боюсь, католиком в армии Лжедимитрия был разве что один из десяти! Даже французский капитан Жак Маржерет, который сначала воевал в войске Бориса Годунова против царевича, а потом перешел на его сторону, вполне мог быть протестантом — ведь во Франции только-только отгремели религиозные войны между католиками и гугенотами, разбросавшими «лишних людей» со шпагами в руках вплоть до далекой Московии.
Кстати, Маржерет, в отличие от современных историков, был убежден, что Димитрий — настоящий. Никакой не «лже». Он, конечно, мог ошибаться. Но, по сравнению с историками, у него все-таки есть одно преимущество: он знал этого удивительного человека лично и даже дослужился до капитана его гвардии.
Книга Маржерета, изданная в Париже вскоре после смерти Лжедимитрия и возвращения автора во Францию, называется пространно, как было принято в те времена: «Состояние Российской империи и Великого княжества Московии с описанием того, что произошло там наиболее памятного и трагического при правлении четырех императоров, именно, с 1590 года по сентябрь 1606».
Рассказывая о финале царствования Бориса Годунова, бравый капитан пишет: «В 1604 году обнаружился тот, кого он так опасался, а именно Димитрий Иоаннович, сын Императора Иоанна Васильевича, которого, как было сказано выше, считали убитым в Угличе. Каковой примерно с четырьмя тысячами человек вступил в Россию через границы Подолии». Подолией Маржерет называет Правобережную Украину, входившую тогда в состав Польско-Литовского государства. Потому-то и граница «литовская». По словам мемуариста, Димитрий «осадил сначала замок под названием Чернигов, который сдался, затем другой, который также сдался, затем они пришли в Путивль, очень большой и богатый город, который сдался, и с ним многие другие замки, как Рыльск, Кромы, Карачев и многие другие, а в стороне Татарии сдались Царьгород, Борисов Город, Ливны и другие города. И поскольку его войско выросло, он начал осаду Новгород-Северского, это замок, стоящий на горе, губернатора которого звали Петр Федорович Басманов (о котором будет сказано ниже), каковой оказал столь хорошее сопротивление, что он не смог его взять».

Запорожская вольница. Большую часть четырехтысячного отряда Лжедимитрия, двинувшегося на Москву, составляли казаки-наемники

Человек, который вел это войско на Москву, объявился на территории Речи Посполитой несколькими годами ранее.

Григорий Отрепьев родился в волости Борок, Галичского уезда (около 1581) и принадлежал к небогатому роду Нелидовых, один из представителей которого, Давид Фарисеев, получил от Ивана III нелестную кличку Отрепьев. Считается, что Юрий был на год или два старше царевича^[.  Отец Юрия, Богдан, имел поместье в Галичском уезде недалеко от Железно-Боровского монастыря, величиной в 400 четей (около 40 гектаров) и 14 рублей жалования за службу сотником в стрелецких войсках. Имел двоих детей — Юрия и его младшего брата Василия. Для того чтобы прокормить семью и обеспечить, как ему было предписано по должности, коня с саблей, пару пистолей и карабин, а также одного холопа с пищалью и долгою, которого он был обязан полностью снарядить за свой счёт. Доходов, вероятно, не хватало, так как Богдан Отрепьев вынужден был арендовать землю у Никиты Романовича Захарьина (деда будущего царя Михаила), чьё имение находилось тут же по соседству. Погиб он очень рано, в пьяной драке, зарезанный в Немецкой слободе неким «литвином», так что воспитанием сыновей занималась его вдова.

Ребёнок оказался весьма способным, легко выучился чтению и письму, причем успехи его были таковы, что решено было отправить его в Москву, где он в дальнейшем поступил на службу к князю Борису Черкасскому и позже к Михаилу Никитичу Романову. Здесь он опять же показал себя с хорошей стороны и дослужился до высокого положения. В 14 лет (1595) пострижен в иноки в монастыре Железный Борок под именем Григорий, а около 1600 посвящён патриархом Иовом в дьяконы. Однако простая и непритязательная жизнь провинциального монаха его не привлекала, часто переходя из одного монастыря в другой, он в конечном итоге возвращается в столицу, где по протекции своего двоюродного дяди Елизария Замятни-Отрепьева, поступает в Чудов монастырь.

Грамотного монаха вскоре замечает архимандрит Пафнутий, затем после того, как Отрепьев составил похвалу московским чудотворцам, он делается «крестовым дьяком» — занимается перепиской книг и присутствует в качестве писца в «государевой Думе»

Именно там, если верить официальной версии, выдвинутой правительством Годунова, будущий претендент начинает подготовку к своей роли; сохранились свидетельства чудовских монахов, что он расспрашивал их о подробностях убийства царевича, а также о правилах и этикете придворной жизни. Позже, опять же если верить официальной версии, «чернец Гришка» начинает весьма неосмотрительно хвалиться тем, что когда-нибудь займёт царский престол. Похвальбу эту ростовский митрополит Иона доносит до царских ушей, и Борис приказывает сослать монаха в отдалённый Кириллов монастырь, но дьяк Смирной-Васильев, которому было это поручено, по просьбе другого дьяка Семёна Ефимьева отложил исполнение приказа, потом же совсем забыл об этом, пока неизвестно кем предупреждённый Григорий в компании с иноками Варлаамом и Мисаилом бежит в Галич, затем в Муром, в Борисоглебский монастырь и далее — на лошади, полученной от настоятеля, через Москву в Речь Посполитую (февраль 1602), где и объявляет себя «чудесно спасшимся царевичем» (1603)

Отмечается, что бегство это подозрительно совпадает со временем разгрома «романовского кружка», также замечено, что Отрепьеву покровительствовал кто-то достаточно сильный, чтобы спасти его от ареста и дать время бежать. Сам Лжедмитрий, будучи в Польше, однажды оговорился, что ему помог дьяк Василий Щелкалов, также подвергшийся затем гонению от царя Бориса^].

Проблема отождествления

Когда (16 октября 1604) самозванец, выдававший себя за царевича Дмитрия (Лжедмитрий I), перешёл границу Московского царства и начал войну против Бориса Годунова, правительство Бориса официально объявило, что под именем царевича скрывается беглый монах, расстрига Гришка Отрепьев. Григорию была объявлена анафема.

Узнав об этом, Лжедмитрий в некоторых занятых им городах показывал народу человека, который утверждал, что он и есть Григорий Отрепьев, а тот, кто выдаёт себя за Дмитрия — не Отрепьев, а истинный царевич. По некоторым данным, роль Отрепьева играл другой монах, «старец» Леонид (старцами в то время называли монахов не обязательно пожилого возраста).

Правительство Фёдора Годунова в связи с этим внесло (апрель 1605 года) в формулу присяги царю отказ от поддержки «тому, кто именует себя Дмитрием» — а не «Отрепьеву». Это вызвало у многих уверенность в том, что версия об Отрепьеве — ложь, а царевич Дмитрий — настоящий. Вскоре Лжедмитрий I воцарился на московском престоле (с 01 июня 1605), короновался (30 июля 1605) и был признан, искренне или нет, истинным сыном Ивана Грозного.

После убийства Лжедмитрия I (17 мая 1606) правительство Василия IV Шуйского вернулось к версии о том, что самозванец был Григорий Отрепьев, как к официальной. Такое положение дел сохранялось и при Романовых. Имя «Гришки (со времён Павла I — Григория) Отрепьева» сохранялось в перечне анафематствуемых, читаемых каждый год в Неделю православия, вплоть до царствования Александра II.

Уже многие современники (разумеется, в расчёт принимаются только те, кто считал Дмитрия самозванцем, а не настоящим царевичем) не были уверены в том, что Лжедмитрий I и Григорий Отрепьев — одно лицо. В историографии новейшего времени этот вопрос дискутируется с XIX в. Решительным защитником отрепьевской версии выступил Н. М. Карамзин. Вместе с тем, например, Н. И. Костомаров возражал против отождествления самозванца с Отрепьевым, указывая, что по образованию, навыкам, поведению Лжедмитрий I напоминал скорее польского шляхтича того времени, а не костромского дворянина, знакомого со столичной монастырской и придворной жизнью. Кроме того, Отрепьева, как секретаря Патриарха Иова, московские бояре должны были хорошо знать в лицо, и вряд ли он решился бы предстать перед ними в образе царевича. Костомаров сообщает и ещё одну интересную подробность из жизни Димитрия (Лжедмитрия I). Когда Лжедмитрий I наступал на Москву, то возил вместе с собой и всенародно в разных городах показывал лицо, называвшее себя Григорием Отрепьевым, тем самым разрушая официальную версию о том, что он тождественен Григорию

Оба эти мнения воплощены в написанных в XIX веке драматических произведениях о Борисе Годунове; мнение Карамзина обессмертил А. С. Пушкин в пьесе «Борис Годунов», мнению Костомарова последовал А. К. Толстой в пьесе «Царь Борис».

В. О. Ключевский придерживался следующего мнения: «Важна не личность самозванца, а роль, им сыгранная, и исторические условия, которые сообщили самозванческой интриге страшную разрушительную силу».

С. Ф. Платонов писал так: «Нельзя считать, что самозванец был Отрепьев, но нельзя также утверждать, что Отрепьев им не мог быть: истина от нас пока скрыта».

Дискуссия между представителями обеих точек зрения активно продолжалась и в XX в.; были обнаружены новые сведения о семье Отрепьевых, которые, как утверждается сторонниками версии тождества этих персонажей, объясняют благожелательное отношение Лжедмитрия I к Романовым. Историк Руслан Григорьевич Скрынников придерживается мнения о тождестве личности Отрепьева и Лжедмитрия. В подтверждение этой гипотезы он приводит большое количество доказательств.

«Произведём несложный арифметический подсчёт. Отрепьев бежал за рубеж в феврале 1602 года, провёл в Чудове монастыре примерно год, то есть поступил в него в самом начале 1601 г., а надел куколь незадолго до этого, значит, он постригся в 1600 году. Цепь доказательств замкнулась. В самом деле, Борис разгромил бояр Романовых и Черкасских как раз в 1600 году. И вот ещё одно красноречивое совпадение: именно в 1600 году по всей России распространилась молва о чудесном спасении царевича Дмитрия, которая, вероятно и подсказала Отрепьеву его роль».

«По-видимому, Отрепьев уже в Киево-Печерском монастыре пытался выдать себя за царевича Дмитрия. В книгах Разрядного приказа находим любопытную запись о том, как Отрепьев разболелся „до умертвия“ и открылся печерскому игумену, сказав, что он царевич Дмитрий».

Он пришел сюда из московских пределов и некоторое время провел в Киево-Печерской Лавре, а потом подался на Запорожье. Современники отмечали хорошее умение Лжедимитрия держаться в седле и владеть саблей. Если бы он был просто беглым монахом, как утверждало правительство Бориса Годунова, то откуда у него военные навыки? Природный талант? Возможно. Но перед тем как обратиться за помощью к князьям Вишневецким и сандомирскому воеводе и одновременно к старосте самборскому Ежи Мнишку, самозваный принц, если он действительно был самозваным, недаром наведался к запорожским казакам. Только среди этой вольницы можно было найти более-менее значительный контингент для похода на Москву. Это было что-то, вроде разведки. Тот, кого мы знаем под именем Лжедимитрия, должен был убедиться, что Сечь действительно обладает достаточным количеством безработных головорезов.
В Польше, точнее, на Украине (тогда этим словом называли окрестности Запорожья — пограничье с Диким Полем) действительно появился, как выразился популярный историк начала XX века Казимир Валишевский, «выходец с того света». Ведь официально сын Иоанна Грозного царевич Димитрий считался мертвым с 1591 года. Согласно следствию, проведенному по заказу Бориса Годунова, он упал горлом на нож во время припадка падучей — то есть эпилепсии. Правда, молва утверждала, что мальчишку просто убили подосланные агенты Бориса. Годунову, чья сестра была замужем за бездетным старшим братом Димитрия Федором Иоанновичем. Смерть царевича открывала путь к трону.
И вот «кровавый мальчик» восстал! Более того, он нашел покровителя в лице князя Адама Вишневецкого, которому тот же Валишевский дает такую характеристику: «Князь Адам — крупный магнат, племянник знаменитого Димитрия Вишневецкого, злосчастного кандидата на молдавский престол, полурусский-полуполяк, питомец виленских иезуитов и, однако, ревнитель православия принадлежал к знаменитому роду кондотьеров».
Владения Вишневецких незадолго до этого перевалили за Днепр. Они как раз начинали колонизировать Полтавщину — только-только захватили Снятин и Прилуки. Потом московские войска отбили эти городки. У Вишневецких был зуб на Москву, страсть к авантюрам и хорошая информация о том, что происходило в Московском царстве. Ведь тот же Дмитрий Вишневецкий по прозвищу Байда некоторое время успел послужить Ивану Грозному, перед тем как отправиться в роковой молдавский поход. Человек, утверждавший, что он сын царя Ивана, чудом выживший и прекрасно владевший саблей, был для Вишневецких истинной находкой. Если князь Острожский, поговорив со Лжедимитрием, отказался его спонсировать, то Адам Вишневецкий дал будущему московскому царю стартовый капитал. Чтобы было на что вербовать запорожцев.

                                           Ежи Мнишек. Сандомирский воевода, поверивший, что Лжедимитрий действительно сын Ивана Грозного

И тут мы снова возвращаемся к вопросу: кем же был Лжедимитрий? Подлинным царевичем, который чудом спасся? Или блистательным актером, сыгравшим эту роль настолько хорошо, что более четырех столетий не утихают споры о том, что же зрители увидели на исторической сцене: грязную подтасовку или правду, настолько невероятную, что в нее просто не отваживаются верить?
Повторяю: Жак Маржерет был убежден в том, что перед ним именно Димитрий. В своей книге он писал, что к концу царствования Ивана Грозного на власть в России претендовали различные группировки. Одна из них пыталась протолкнуть на царство сына последней жены Грозного Марии Нагой — малолетнего Димитрия. Во главе другой стоял брат жены другого сына Ивана Грозного — Федора — Борис Годунов. Ситуация осложнялась тем, что Мария Нагая была невенчанной женой Ивана Грозного. По одному счету, седьмой. По другому — даже восьмой. Церковь не признавала этот брак. Следовательно, Димитрий был незаконнорожденный. Его права на престол можно было оспаривать. Тем не менее, у Годунова юридических оснований занять трон было еще меньше.
Но он обладал инстинктом власти, реальными административными талантами и пытался купить любовь народа, как сказали бы сегодня, с помощью пиара собственных достижений: «Борис Федорович, тогда достаточно любимый народом и очень широко покровительствуемый сказанным Федором, вмешался в государственные дела и, будучи хитрым и весьма сметливым, удовлетворял всех… Считают, что с этих пор, видя, что у сказанного Федора, кроме дочери, скончавшейся трех лет от роду, больше нет детей, он начал стремиться к короне и с этой целью начал благодеяниями привлекать народ. Он обнес стеной вышеназванный Смоленск. Он окружил город Москву каменной стеной вместо ранее бывшей деревянной. Он построил несколько замков между Казанью и Астраханью, а также на татарских границах».
Борис убеждал своими делами москвичей: я вас защищаю, я построил вам новую крепость вокруг города, чтобы вы жили в безопасности от татарских набегов, какая вам разница, законно или незаконно я надену шапку Мономаха, если я вам полезен? Ведь совсем недавно, при Иване Грозном, татары сжигали всю Москву, кроме Кремля! Но, видимо, одних добрых дел было мало. Ведь если царство упорядочено, то всегда найдутся желающие его отобрать. Димитрий — пусть незаконный и малолетний — все-таки оставался претендентом на престол. Поэтому его следовало удалить из Москвы.

                                                     Икона. Убитого в Угличе царевича Димитрия православная церковь считает святым

Жак Маржерет был убежден, что Годунов не только выслал царевича с матерью в Углич, но и был заказчиком его убийства в 1591 году: «Обеспечив таким образом расположение народа и даже дворянства, за исключением самых проницательных и знатных, он отправил в ссылку под каким-то предлогом тех, кого считал своими противниками. Наконец, и императрицу, жену сказанного покойного Ивана Васильевича, с сыном Димитрием выслал в Углич — город, удаленный на 180 верст от Москвы. Как считают, мать и некоторые другие вельможи, ясно предвидя цель, к которой стремился сказанный Борис, и зная об опасности, которой младенец мог подвергнуться, потому что уже стало известно, что многие из вельмож, отправленных им в ссылку, были отравлены в дороге, изыскали средство подменить его и поставить другого на его место.
После он предал смерти еще многих невиновных вельмож. И так как он не сомневался более ни в ком, кроме как в сказанном принце, то, чтобы окончательно избавиться, он послал в Углич погубить сказанного принца, который был подменен. Что и было исполнено сыном одного человека, посланного им в качестве секретаря для матери. Принцу было семь или восемь лет от роду; тот, кто нанес удар, был убит на месте, а подложный принц был похоронен весьма скромно».
Таким образом, две самые вкусные версии завязки этой истории восходят к французскому искателю приключений, оказавшемуся в России начала XVII века. Именно он утверждал, что Борис Годунов пытался убить Димитрия, но, благодаря предусмотрительности родных, тот спасся и убежал в Польшу.
В противовес этим утверждениям, которые в те времена разделяли многие, правительство Бориса Годунова утверждало, что Лжедимитрий — это беглый монах Гришка Отрепьев. Однако в последнее тоже трудно поверить. В момент похода на Москву в 1604 году современники описывают Лжедимитрия как молодого человека, которому едва перевалило за двадцать. А реальный Отрепьев был лет на десять его старше.
За Димитрием Самозванцем стояли Польша и католическая церковь. Но даже там многие не верили в подлинность «чудом спасшегося» сына Ивана Грозного.

Человек, называвший себя царевичем Димитрием, так объяснял польским партнерам свое спасение: «Вместо меня в Угличе убили другого мальчика». Эта версия сохранилась в нескольких вариантах. Римскому папе Клименту VIII в год своего похода на Москву он писал: «Убегая от тирана и уходя от смерти, от которой еще в детстве избавил меня Господь Бог дивным своим промыслом, я сначала проживал в самом Московском государстве до известного времени между монахами».
А Марине Мнишек, на которой женился, расцвечивал свое приключение романтическими подробностями. Уже в пересказе самой Марины, сохранившемся в ее дневнике, этот вариант выглядит так: «Был при царевиче там же некий доктор, родом влах. Он, узнав об этой измене, предотвратил ее немедленно таким образом. Нашел ребенка, похожего на царевича, взял его в покои и велел ему всегда с царевичем разговаривать и даже спать в одной постели. Когда тот ребенок засыпал, доктор, не говоря никому, перекладывал царевича на другую кровать. И так он все это с ними долгое время проделывал

                                   Марину Мнишек подложили Лжедимитрию как гарантию его верности Речи Посполитой и Римскому Папе

В результате, когда изменники вознамерились исполнить свой замысел и ворвались в покои, найдя там царевичеву спальню, они удушили другого ребенка, находившегося в постели, и тело унесли. После чего распространилось известие об убийстве царевича, и начался большой мятеж. Как только об этом стало известно, сразу послали за изменниками в погоню, несколько десятков их убили и тело отняли.
Тем временем тот влах, видя, как нерадив был в своих делах Федор, старший брат, и то, что всею землею владел он, конюший. Борис решил, что хоть не теперь, однако когда-нибудь это дитя ожидает смерть от руки предателя. Взял он его тайно и уехал с ним к самому Ледовитому морю и там его скрывал, выдавая за обыкновенного ребенка, не объявляя ему ничего до своей смерти. Потом перед смертью советовал ребенку, чтобы тот не открывался никому, пока не достигнет совершеннолетия, и чтобы стал чернецом. Что по совету его царевич исполнил и жил в монастырях».

                                   Самозванец и Марина. Любовь и политика слились воедино

Оба рассказа — и краткий для папы, и пространный — для Марины, отличаются тем, что непосредственных свидетелей спасения царевича нет. Был доктор-влах (то есть итальянец) да умер. Верьте мне на слово: я — подлинный царевич!
При медленном распространении информации в 1604 году, когда «чудом спасшийся» Димитрий рассказывал эту, говоря профессиональным языком разведчиков, легенду, в нее можно было поверить. По крайней мере, в Украине и в Польше — за тысячи верст от Углича, где произошло убийство царевича.
Но в архивах сохранился хорошо известный историкам следственный отчет по делу о скоропостижной смерти царевича Димитрия, проведенному по заказу Бориса Годунова. Вел следствие князь Василий Шуйский. На основании показаний многочисленных свидетелей известно, что Димитрий погиб не в спальне, а на улице — во дворе, где играл в ножик, швыряя его в землю. Это в один голос утверждали и дети, игравшие с царевичем, и его мамка, и мать царица Мария Нагая. По их словам, смерть приключилась днем, а не ночью. И не от удушения, а от ножа. Значит, предприимчивый молодой человек, выдававший себя в 1604 году за царевича, все-таки был Лжедмитрием. Он слышал звон, да не знал, где он. Потому и был так скуп на подробности в официальном письме римскому папе. Тут было главное не сболтнуть лишнего. А любимой женщине можно было наврать хоть с три короба — наедине с девушкой, без свидетелей, чего только не наговоришь!
Но если то, что сын Ивана Грозного Димитрий действительно погиб в Угличе в 1591 году, не вызывает сомнений, то официальную версию следствия о непричастности к ней Бориса Годунова следует считать весьма шаткой. Во-первых, следствие вел великий прохиндей Василий Шуйский. В разное время он придерживался трех взаимоисключающих версий. При Борисе Годунове объявил, что царевич сам упал горлом на ножик в припадке эпилепсии. Когда победил Лжедмитрий, Шуйский заявил, что это и есть истинный царь — чудом спасшийся. А когда после убийства Лжедмитрия в результате дворцового заговора в 1606 году царем стал сам Шуйский, он вытащил трупик Димитрия из Углича, перенес его в Москву, добился канонизации и стал утверждать, что малыша прикончили по заказу Бориса Годунова, стремившегося из конюшего стать правителем России. 

ГОРЛОМ НА НОЖ. Иными словами, Василий Шуйский постоянно менял свою точку зрения ради политической выгоды. При любом режиме ему хотелось жить хорошо. Но по-настоящему хорошо он жил только при своем царствовании. У нас нужды колебаться вместе с рекой истории нет — мы в ней не утонем. А потому давайте разберем причины смерти святого Димитрия Угличского непредвзято.
Сам собой напоролся на ножик? Такое бывает? Трудно найти мальчишку, не забавлявшегося в детстве этой старинной народной потехой. Автор этих строк ножик в землю тоже неоднократно швырял. Причем в разных компаниях. И в городе. И в деревне. И в пионерском лагере, где ножик нужно было прятать от вожатых. Но ни разу я не видел и не слышал, чтобы кто-то из моих ровесников сам во время игры напоролся на острие. Впервые о таком уникальном случае я прочитал в школьном учебнике истории, где рассказывалось об удивительной, воистину уникальной смерти царевича Димитрия. Поверить в его нечаянное самоубиение так же сложно, как в то, что министр внутренних дел Кравченко застрелился двумя пулями в голову. К тому же во время припадка эпилепсии пальцы у больного разжимаются. Ножик выпал бы из рук царевича. Он мог воткнуться в землю. Но никак не в горло. Значит, мальчика убили.
Для того чтобы установить, кто его убил, достаточно воспользоваться тем вопросом, который в подобных криминальных случаях задавали еще древние римляне: кому это выгодно?
РИМСКИЙ ОТВЕТ. Убрать Димитрия было выгодно только Борису Годунову. На момент неожиданной смерти царевича он — царский конюший и брат жены царя Федора Иоанновича. В реальности же — правитель России, вершивший все дела от имени слабоумного царя, больше всего любившего бить в колокола. У Федора Иоанновича не было детей. Единственным наследником являлся его младший брат Димитрий. Если бы Борис Годунов хотел, чтобы мальчик унаследовал трон, он бы глаз с него не спускал! Но Борис добился того, чтобы единственного наследника великой державы отправили в глухомань — в Углич. Там, вдали от москвичей, с ним можно было сделать что угодно, а потом рассказывать, что маленький царевич сам себя ножиком по шейке полоснул. Чик — и нет будущего царя. Только Бориска Годунов сидит в шапке Мономаха на престоле Рюриковичей и царство завещает уже своему сыну Феденьке.
Карамзин и Пушкин были убеждены в причастности именно Бориса Годунова к убийству царевича Димитрия. В советские времена Бориса, наоборот, неоднократно пытались «отмыть» от крови царевича. А сталинский учебник истории, который изучали и украинские дети, утверждал, что «встановити з цілковитою впевненістю справжню причину смерті царевича Димитрія — загинув він унаслідок нещасливого випадку чи був зарізаний підісланими людьми — неможливо».
Впрочем, этот учебник, написанный профессорами К.В. Базилевичем и С.В. Бахрушиным, не был таким примитивным чтивом для дебилов, как наши нынешние школьные «читанки». Он излагал почти все версии и даже сегодня может считаться образчиком доходчивости при передаче информации: «Молодший брат царя, царевич Димитрій, що жив з матір’ю в Угличі, загинув 15 травня 1591 р. Ранком цього дня дев’ятилітній Димитрій грався з своїми ровесниками ножем «у тичку» на подвір’ї палацу під доглядом мамки і няньки. За їх словами, з Димитрієм стався припадок падучою хвороби і він упав горлом на ніж, який тримав у руці. На крик жінок вибігла мати царевича Марія Нага. Вона стала кричати, що Димитрія зарізали підіслані Годуновим люди. Народ, що збігся, убив московського дяка Бітяговського та ще кілька чоловік. З Москви була послана слідча комісія на чолі з князем Василієм Івановичем Шуйським, яка визнала, що царевич сам випадково смертельно поранив себе. Цариця Марія Нага була пострижена в монахині, її родичі й багато угличан були заслані за самоуправство й бунт. У народі ходила чутка, що царевича вбили з розпорядження Бориса Годунова».
СВОБОДА СЛОВА В ПОЛЬШЕ. Называть Бориса Годунова убийцей прямо тот же учебник не решался. Ведь Борис, по словам сталинских профессоров, став царем, «продовжував політику Івана IV щодо зміцнення державного ладу». А Иван Грозный при Сталине числился очень положительным персонажем. Следовательно, продолжатель его дела не мог быть полной скотиной и «заказывать» маленьких детей. Но вся логика событий говорит, что заказчиком был именно Годунов — больше некому. Никто другой не выигрывал от этого убийства. А сами дети, даже в эпилептическом припадке, горлом на нож не падают.
В то, что человек, назвавшийся «чудом уцелевшим царевичем», действительно Димитрий, в Польше тоже верили только те, кому это было выгодно. Князья Вишневецкие, имевшие с Россией давний пограничный конфликт на Полтавщине. Ежи Мнишек — разорившийся магнат, который за счет авантюры с возвращением на трон воскресшего Димитрия надеялся поправить свои дела и выдать за него дочь. Запорожские казаки — народ, готовый поверить любому, кто обещает оправдание грабежу.
«Казаки писали свою историю саблей, и не на страницах древних книг, но на полях битвы оставляло это перо свой кровавый след, — утверждал французский автор отец Пирлинг в книге «Димитрий Самозванец», вышедшей в русском переводе в 1911 году. — Для казачества было привычным делом доставлять троны всевозможным претендентам. В Молдавии и Валахии периодически прибегали к их помощи. Для грозной вольницы Днепра и Дона было совершенно безразлично, подлинные или мнимые права принадлежат герою минуты. Для них важно было одно — чтобы на долю их выпала хорошая добыча. А можно ли было сравнивать жалкие придунайские княжества с безграничными равнинами русской земли, полной сказочных богатств?».
Зато люди солидные не поверили Лжедимитрию с первого же слова. Польский канцлер и гетман коронный Ян Замойский иронизировал, выступая в Сейме: «Господи, помилуй, не рассказывает ли нам этот государик комедию Плавта или Теренция? Значит, вместо него зарезали другого ребенка, убили младенца, не глядя, лишь для того, чтобы убить? Так почему же не заменили этой жертвы каким-нибудь козлом или бараном?».

                                                                 Ян Замойский. Канцлер Польши смеялся над выдумками Самозванца

Говоря о династическом кризисе в Москве, Замойский вполне резонно заметил: «Если отказываются признать царем Бориса Годунова, который является узурпатором, если желают возвести на престол законного государя, пускай обратятся к истинным потомкам князя Владимира — к Шуйским».
Мнение Замойского поддержал и великий гетман Литовский Сапега. На стороне скептиков оказались лучшие полководцы Речи Посполитой Жолкевский и Ходкевич. Епископ Барановский, имевший большое влияние на короля, писал Сигизмунду III 6 марта 1604 года: «Этот князик московский положительно внушает мне подозрение. Имеются кое-какие данные в его биографии, которые не заслуживают, очевидно, веры. Как это мать не узнала тело собственного сына?».

                      Прославленный воин. Гетман Жолкевский не верил в подлинность «московского царевича»

Скептики в Польше утверждали, что ввязываться в авантюру подозрительного Димитрия и нарушать мирный договор 1602 года с Москвой не стоит — Годунов разобьет авантюриста, а Польша получит новую войну с Россией. «Этот враждебный набег на Москву, — заявил гетман Замойский в Сейме, — так же губителен для блага Речи Посполитой, как и для наших душ».

                                                  Польский Сейм. Тут шли жаркие дебаты об истинности «царевича»

Многие в Польше собирались поддержать эту точку зрения. Но на сторону Лжедимитрия неожиданно встал король Сигизмунд III, поверивший, вопреки фактам, в чудесное спасение. Король был истовым католиком. А таинственный царевич выразил согласие принять католицизм и распространить унию с Ватиканом на Русь. Уже одного этого было достаточно, чтобы польский король уверовал в истинность претендента. Большая интрига вступила в свою завершающую фазу.

                                                                                                                         Автор:  Олесь Бузина