Наталья климова
Наследница народовольцев Наталья Сергеевна Климова
Посмотрите на эту фотографию. Это Наталья Сергеевна Климова, о которой я вскользь упоминал в первой из статей о Марии (Марусе) Никифоровой, женщине очень неприятной – анархистке, террористке-безмотивнице, атаманше Гражданской войны, для которой людская кровь была дешевле воды в колодце. Впрочем, читавшие эту статью помнят, что женщиной Никифорову можно назвать лишь с оговорками. Но когда я увидел портрет Натальи, у меня в голове зазвучали строки:
«Возникли вы в берете голубом,
народоволка с чистым детским лбом,
с косой жгутом, с осанкой благородной, –
не дочь циничной бомбы водородной,
а дочь наивных террористских бомб».
Да, Наталья была не народоволкой, а членом партии эсеров. Но всё же...
И я вспомнил, когда впервые услышал эти стихи. Это была Рязань, начало 1981 года, областная олимпиада по химии – и одновременно проходили также олимпиады по математике и физике. В нашей сборной было 9 человек из разных школ – победители районных олимпиад, по три на каждую олимпиаду (представители трёх старших классов – 8-го, 9-го и 10-го, 11-х ещё не было). Одна из девочек потом училась в одном институте со мной – на курс младше.
В первый день сначала был концерт в областном дворце пионеров, а вечером – музыкальный спектакль в ТЮЗе, «Казанский университет» Евтушенко (фактически рок-опера). Вот там я в первый раз и услышал эти стихи. А потом узнал, что в Рязани был сквер Наташи Климовой, который в народе ласково называли «Наташин парк». Но теперь он официально называется Верхним городским садом (хотя прежнее название горожане также помнят).
Наташин парк на карте
Одна из скульптур этого парка, по одной из версий – это маленький Володя Ульянов с матерью Марией Александровной:
И мне захотелось написать о женщине, фотография которой пробудила во мне эти воспоминания.
В 1929 году о ней упоминала в своей книге «Наш побег» её сокамерница Екатерина Акинфеева-Никитина. Под именем Наташи Калымовой она стала героиней написанного в 1942 году романа Михаила Осоргина «Свидетель истории», который представил её красивой и жизнерадостной провинциальной девушкой – с этаким молодым задором, даже удалью. Этот же автор упоминает её в романе «Книга о концах».
Примерно такой же образ Натальи Климовой рисует в рассказе «Золотая медаль» Шаламов (1966 г.), который употребляет выражение «бешеная кровь» и дважды называет её «человеком девятого вала». В этом рассказе были использованы сведения, собранные старшей дочерью Климовой – Н. И. Столяровой, публикации журнала «Каторга и ссылка» и воспоминания эсера М. М. Чернавского «В боевой организации».
Имя Натальи Климовой встречается в романе Марка Алданова «Самоубийство» (название связано с самоубийством Саввы Морозова и еще двух персонажей – супругов Ласточкиных). Даже Солженицын (не к ночи будь помянут этот графоман и предатель) немного написал о ней в 1970 в романе «Август Четырнадцатого».
В 1971 году И. С. Кычаков написал повесть «Тринадцать», в которой рассказывалось о знаменитом «Новинском побеге» и, естественно, о Климовой. И еще при жизни Наталья Климова и ее муж Михаил Соколов стали героями написанного в 1912–1913 гг. романа знаменитого террориста, руководителя боевой организации эсеров Бориса Савинкова «То, чего не было» (действуют под именами Ольги Беловой и Владимира Глебова).
Наталья Климова умерла «в возрасте Христа» – в 33 года. Но за это время она успела поучаствовать в покушении на премьер-министра, бежать из каторжной тюрьмы, пересечь верхом на верблюде пустыню Гоби и родить трёх дочерей. Многие из живущих спокойной размеренной жизнью женщин и просто трёх детей к 33 годам не рожают – не говоря обо всём остальном.
Итак, сегодня нам придётся ещё раз вернуться в то жестокое и неспокойное время кануна двух русских революций.
Происхождение
Наталья Сергеевна Климова была потомственной дворянкой и родилась в Рязани 18 (30) сентября 1885 года.
Наташа Климова в детстве
Её отец был председателем Рязанского отдела партии октябристов («Союз 17 октября»), членом Государственного совета от рязанского земства. Это очень высокий статус, если проводить аналогии с настоящим временем, С. Климов был бы сейчас сенатором Совета Федерации.
Сергей Семенович Климов
Мать Натальи – Любовь Выропаева, получила в Швейцарии диплом врача, став одной из первых женщин-гинекологов России. Родители были настолько состоятельны, что могли позволить себе отдыхать вместе с дочерью на французской Ривьере. Но мать умерла, когда Наташе было 9 лет, и через два года её отец снова женился – на младшей сестре покойной супруги.
Наталья также получила прекрасное образование: училась в Рязанской Мариинской гимназии (оценки – 10, 11 и 12 по 12-балльной системе), затем – на высших естественных курсах Лохвицкой-Скалон в Санкт-Петербурге.
Наталья Климова в юности
Начало революционной карьеры
Огромное влияние на формирование взглядов Натальи Климовой (которая поначалу примыкала к «толстовцам») оказали события Кровавого воскресенья – 9 января 1905 года. Впрочем, не только на неё: расстрел мирной демонстрации потряс российское общество и сильно радикализировал его. Можно смело говорить, что в тот день император потерял свой сакральный статус. До того времени народ склонен был верить, что во всем виноваты «злые бояре», которые скрывают от «доброго» царя истинное положение простых людей.
Император был священной особой, и Бисмарк в своих мемуарах писал буквально о «религиозной преданности русского народа своему царю». Участники демонстрации фактически шли на поклон к Николаю II – рассказать ему о своих бедах, притеснениях со стороны фабрикантов, крупных землевладельцев, государственных чиновников, просить милости и защиты.
Французский историк Марк Ферро писал о мирной демонстрации рабочих Петербурга:«В петиции к царю, рабочие обращались к нему за защитой и просили провести ожидаемые от него справедливые реформы... 100 миллионов мужиков говорили её голосом».
События 9 января 1905 года навсегда изменили российское общество.
В. Маковский. «9 января 1905 года на Васильевском острове»
Максимилиан Александрович Волошин написал в своем дневнике:«Кровавая неделя в Санкт-Петербурге не была ни революцией, ни днём революции. Происшедшее – гораздо важнее. Девиз русского правительства «Самодержавие, православие и народность» повержен во прах. Правительство отринуло православие, потому что оно дало приказ стрелять по иконам, по религиозному шествию.
Правительство объявило себя враждебным народу, потому что отдало приказ стрелять в народ, который искал защиты у царя. Эти дни были лишь мистическим прологом великой народной трагедии, которая ещё не начиналась…
Странная и почти невероятная вещь: в толпу стреляли, а она оставалась совершенно спокойной. После залпа она отхлынет, а потом снова возвращается, подбирает убитых и раненых и снова встаёт перед солдатами, как бы с укором, но спокойная и безоружная. Когда казаки атаковали, бежали только некоторые «интеллигенты»; рабочие и крестьяне останавливались, низко наклоняли голову и спокойно ждали казаков, которые рубили шашками по обнажённым шеям…
То же самое происходило и за Нарвской заставой, где стреляли по процессии с крестьянами впереди. Толпа с хоругвями, иконами, портретами императора и священниками впереди не разбежалась при виде целенных дул, а упала на колени с пением гимна «Боже, царя храни».
«Утром 9-го января (у Нарвских ворот)». Гравюра неизвестного художника
Продолжим цитату Волошина:«В народе говорили: Последние дни настали...
Царь отдал приказ стрелять по иконам. Люди, как святые мученики, гордятся своими ранами…
В то же время к солдатам относились без гнева, но с иронией. Продавцы газет, продавая официальные вестники, выкрикивали: «Блестящая победа русских на Невском!»
В. Серов «Солдатушки, бравы ребятушки, где же ваша слава?» 1905 г.
Другой поэт, О. Мандельштам, записал в те дни:«Детская шапочка, рукавичка, женский платок, брошенные в этот день на петербургских снегах, оставались памяткой того, что царь должен умереть, что царь умрет».
Савва Морозов сказал Горькому:«Царь – болван... Годы пропаганды не дали бы того, что достигнуто самим его величеством в этот день».
Действительно, нужно было очень постараться, чтобы врагами самодержавия стали такие благополучные домашние девочки, как героиня статьи.
Но вернёмся к Наталье Климовой и в конце 1905 года мы увидим её в Москве. Декабрьское вооружённое восстание 22–31 декабря, молодая дворянка из «хорошей семьи», как Гаврош, носит на баррикады оружие и боеприпасы. В 1906 году она станет членом боевой организации союза эсеров-максималистов, которые выступали за создание «трудовой республики», требовали передать землю в коллективное управление сельских общин, заводы и фабрики – в управление трудовых коллективов. И скоро выйдет замуж за одного из её лидеров – Михаила Ивановича Соколова, который во время Декабрьского восстания был руководителем боевого комитета Пресни.
Упоминавшаяся выше Мария Григорьевна Никифорова была членом банды (по-другому и не назовешь) террористов-безмотивников, которые желали убивать людей по принципу их происхождения и уровня материального достатка. Уничтожению подлежал любой прилично одетый человек, даже если он не был помещиком и дворянином, банкиром или фабрикантом, а зарабатывал на жизнь своим умом – как врач, университетский профессор, архитектор и прочие.
Никифорова участвовала в террористических актах в кафе, на железных дорогах и осуждена была по делу о групповом убийстве пристава в городе Старобельске Екатеринославской губернии – уголовщина самой чистой воды. Да и вообще, как потом выяснилось, это странное существо неопределенного пола не имело ни малейшего представления о «платформах» различных партий. Сидевшая в одной камере с Никифоровой Екатерина Акинфиева-Никитина утверждает, что она:«Попеременно называла себя то анархисткой, то эсеркой, но сама не врубалась даже в азы революционных теорий. Книжек не читала».
М. Никифорова в тюрьме, 1909 г.
А Наталья Климова оказалась человеком совсем другого склада. Акции, в которых она планировала принять участие, были очень трудны в исполнении и чрезвычайно опасны.
Вначале эсеры группы Соколова хотели устроить теракт в здании Государственного совета, причём главная роль отводилась Климовой, которая, как дочь члена Госсовета, должна была привести туда боевиков, обвешанных взрывчаткой. Шансов выжить у неё практически не было, тем не менее Наталья с готовностью согласилась пойти на смерть и даже написала подругам несколько писем, в которых туманно, но радостно сообщила им о своей грядущей гибели за революцию.
Однако эта акция сорвалась, и тогда было принято решение о ликвидации нового председателя Совета министров – П. А. Столыпина.
Кумир российских либералов – Пётр Аркадьевич Столыпин
Столыпин в то время уже имел репутацию реакционера. Совсем недавно он жестоко подавил крестьянские восстания в Саратовской губернии, и именно эта жестокость привлекла внимание Николая II, который вначале 26 апреля 1906 года назначил его министром внутренних дел, а 8 июля – председателем Совета министров (с сохранением поста министра внутренних дел).
В настоящее время к Столыпину принято относиться как к великому государственному деятелю, по поводу и без повода вспоминая знаменитую фразу:«Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия».
Однако говорить – не значит сделать, и в данном случае получилось, как в афоризме, который безосновательно приписывается Черномырдину:«Хотели как лучше, получилось – как всегда».
Рассказ о реформах Столыпина выходит за рамки нашей статьи, поскольку начаты они были уже после покушения на Аптекарском острове. Но всё-таки скажем и о них несколько слов.
В настоящее время серьёзные историки считают, что именно столыпинские реформы, расколовшие традиционные крестьянские общины и резко обострившие социальные противоречия в русских деревнях, сделали революцию неизбежной. Даже при жизни Столыпина это было понятно очень многим. Хорошо знавший деревенскую жизнь Распутин говорил:
«Петруша решил мужика купить... Землицей рот замазать. Наделы за крестьянами закрепил. А закрепа сия – што керосин по сену. Такой пожар в деревне разгорелся: брат на брата, сын на отца с топором полез. Один кричит: «Хочу на земле спать», а другой – «Хочу надел пропить!» Мужицкая кость трещит, а кулачок, что клоп, насосался кровушки».
К тому же реформы эти фактически провалились. Позже выяснилось, что из общин выходили три категории крестьян: те самые кулаки-мироеды, которые, по словам Распутина, потом «напились кровушки», неуживчивые скандалисты и желавшие сразу же продать свой надел лентяи и пьяницы.
Результат был закономерным: около 40 % вышедших из общины крестьян превратились в безземельных и бесправных батраков. А кулаки не стали опорой царской власти в деревнях, напротив, именно они оказались в первых рядах во время «Чёрного передела» – когда после Февральской революции происходили массовые захваты помещичьей земли и грабились дворянские усадьбы.
Да и производство зерна на душу населения в России в результате столыпинских реформ не увеличилось, а даже несколько уменьшилось. Если в 1901–1904 гг. потребление «продовольственных хлебов» на душу населения в России составляло 16,36 пуда, то в 1905–1908 гг. – 13,69 пуда. А в 1911 году Россия впервые за долгие десятилетия уже не могла вывозить хлеб за границу, а напротив, импортировала его. В тот год голодали 32 миллиона человек, из них умерли – 1 миллион 613 тысяч.
Не лучше обстояло дело и с теми крестьянами, которых правительство пожелало переселить в восточные губернии империи. Из трёх миллионов столыпинских переселенцев большинство не доехали до пунктов назначения в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, осев на Урале и сразу за ним.
А около 500 тысяч и вовсе вернулись в родные деревни, где их никто не ждал.
Резкое расслоение крестьян на немногочисленных кулаков и огромную массу потерявших землю бедняков привело к появлению нескольких миллионов «лишних» людей, которые оказались не нужны и в городах – промышленный рост не поспевал за гигантским предложением рабочих рук.
И потому реформы Столыпина ухудшили ситуацию также и в крупных городах империи.
Но эти реформы были ещё впереди. Пока же наследники народовольцев – эсеры, следуя своей тактике террора против «царских сатрапов», решили действовать наверняка, взорвав всё здание, в котором должен был находиться премьер-министр. Однако принималось это решение нелегко, и та же Климова на допросе показала потом, что их группа, понимая, что неизбежно погибнут случайные люди, долго колебалась.
Однако, в конце концов, было принято решение «любой ценой прекратить преступную деятельность Столыпина». Сама Наталья Климова очень тяжело переживала свою вину в гибели невинных людей и уже в эмиграции едва не совершила самоубийство. В Париже она писала:«В прошлом у меня одна сплошная страшная боль. Стараюсь эти годы не вспоминать, стараюсь забыться. Там позади у меня нет ни одной маленькой звездочки. Все тяжело, все больно».
И ещё:«По-моему, нельзя ничем искупить ошибок, никакими муками, никакой жертвой, смертью своей. Нужна колоссальная жизнь, полная страсти, чтобы не искупить, а чтобы уравновесить приход с расходом».
Больше активного участия в деятельности своей партии она не принимала, занималась за границей семейными делами и воспитанием детей.
Но мы забежали вперёд, вернёмся в 1906 год.
Акция на Аптекарском острове
В подготовке покушения на премьер-министра приняли участие «звезды» самой первой величины. Семикилограммовые бомбы Владимир Осипович Лихтенштадт (сын статского советника, учился в университетах Петербурга и Лейпцига) изготовил в лаборатории боевой технической группы при ЦК РСДРП, которой руководил Леонид Красин – в будущем первый нарком внешней торговли СССР и нарком путей сообщений РСФСР.
Леонид Борисович Красин
Происходило это на московской квартире Алексея Пешкова, который уже писал под псевдонимом Горький.
Алексей Максимович Пешков, 1906 г.
Охрану осуществлял другой большевик – Симон Ашаковичн Тер-Петросян (знаменитый Камо).
Камо
Готовили теракт три группы эсеров-максималистов. Климова и Соколов входили в Московскую, которая 7 марта 1906 года провела крупную экспроприацию в Московском Обществе взаимного кредита (ещё до того, как в партию эсеров вступила Климова). Добычей эсеры тогда честно поделились со своими союзниками-большевиками. Точно так же поступила другая группа максималистов, совершившая экспроприацию в Петербурге.
Недостатка в средствах эти отчаянные ребята не испытывали. Они сняли несколько квартир в разных районах Петербурга, конюшню и даже приобрели два автомобиля.
Непосредственными исполнителями были назначены Иван Типунков, Илья Забельшанский и Никита Иванов. Климова под чужим именем арендовала квартиру, из которой они 12 (25) августа и отправились на Аптекарский остров Петербурга, где находилась казённая дача Столыпина.
Кроме того, Наталья участвовала в покупке жандармской формы и амуниции, а также портфелей для бомб. Но эсеры не знали, что буквально за две недели до акции были изменены головные уборы жандармских офицеров. Именно это обстоятельство и спасло Столыпина.
К даче премьер-министра экипаж с террористами подъехал около 14:30, и два человека в жандармской форме попытались войти в дом. Их старые шлемы привлекли внимание швейцара. Эсеры оттолкнули его, однако путь им преградил адъютант Столыпина – генерал-майор А. Н. Замятнин (между прочим, уроженец Рязанской губернии, то есть земляк Натальи Климовой).
Террористы бросили портфели с бомбами на пол, что привело к мощному взрыву.
Жертвами этого террористического акта стали 30 человек, среди них оказались пензенский губернатор С. Хвостов, член совета министра внутренних дел князь Н. Шаховской, церемониймейстер императорского двора А. Воронин, начальник охраны Таврического дворца подполковник В. Шульц. Но были среди них и простые люди, например, няня детей Столыпина, беременная женщина и ребёнок. Погибли также террористы и генерал Замятнин.
Дача Столыпина после взрыва
Экипаж (ландо), на котором приехали боевики эсеров
Гранитный обелиск на месте взрыва
Общее число пострадавших превысило 100 человек. Получили ранения и дети Столыпина 12-летняя дочь Наташа и 3-летний сын Аркадий.
Находившийся в своём кабинете Столыпин получил ушибы и был испачкан расплескавшимися чернилами. Через 12 дней были созданы печально знаменитые «скорорешительные» суды и начались массовые внесудебные расправы, о которых бывший премьер-министр Сергей Юрьевич Витте писал:«Столыпин уничтожил смертную казнь и обратил этот вид наказания в простое убийство, часто бессмысленное».
Виселицу в народе стали называть «столыпинским галстуком».
«Столыпинский галстук», карикатура
«Побег тринадцати». Наталья Климова после покушения на Столыпина
Как мы помним из предыдущей статьи, громкое покушение эсеров-максималистов на Столыпина 12 (25) августа 1906 года закончилось неудачей: несмотря на огромное количество жертв и пострадавших, премьер-министр отделался ушибами. Многие из участников этой акции были арестованы. Среди них оказался и муж героини статьи – Михаил Соколов, который был опознан, схвачен 26 ноября того же 1906 года и повешен 2 декабря.
Арест и приговор
Наталья Климова была арестована 30 ноября – и также приговорена к смертной казни. В это время она написала прославившее её на весь мир «Письмо перед казнью» («Письмо рязанским друзьям»), которое осенью 1908 года было напечатано в журнале «Образование».
Молодой литературный критик Корней Чуковский причислил это «Письмо» к «лучшим страницам русской литературы за 1908 год».
А философ Семен Франк, в будущем приват-доцент Петербургского университета и заведующий кафедрой философии Московского университета, в статье «Преодоление трагедии» сравнил «Письмо» Климовой с «De profundis» Оскара Уайльда («Из бездны», письмо-исповедь, обращённое к лорду Альфреду Дугласу) и заявил:«Эти шесть страниц своей нравственной ценностью перевесят всю многотомную современную философию и поэзию трагизма».
Но, как мы помним, отец Климовой был членом Государственного совета и одним из руководителей регионального отделения партии октябристов. Его письмо в защиту дочери было принято во внимание, тем более что вскоре после его написания он скончался от туберкулеза. Смертную казнь заменили на пожизненное заключение в каторжной тюрьме (милость для 22-летней девушки, прямо скажем, более чем сомнительная).
Узнавшая о многочисленных жертвах теракта Наталья и без того пребывала в угнетенном состоянии. Теперь же, после смерти отца и любимого мужа она окончательно впала в депрессию и подумывала о самоубийстве, но тут пришёл приказ о её переводе в московскую Новинскую каторжную тюрьму.
У немного пришедшей в себя Климовой стали появляться мысли о побеге. Сидевшая с ней в одной камере Екатерина Акинфеева-Никитина так пишет о ней в своей книге «Наш побег»:«Необычайной удачей для предприятия нужно считать состав его «штаба»: Наташа Климова, обладавшая способностью всецело и безоглядно отдаваться какому-нибудь образу своей фантазии, заражала всех уверенностью в удаче; в ней было обаяние, присущее всем красивым и талантливым людям, и перед надзирательницами, знавшими об ее громком деле и смертном приговоре, она являлась в сияющем ореоле героини и мученицы».
Сокамерницы
Новинская женская тюрьма была открыта в Москве 13 декабря 1907 года на месте бывших арестантских рот гражданского ведомства. Новинская каторжная тюрьма
Новинская тюрьма на карте Москвы, 1915 г.
Эта тюрьма была снесена в 1960 году, теперь на этом месте находится высотное здание, известное под названием «Дом-книжка»:
Новый Арбат, дом 36
В Новинской каторжной тюрьме сидели в основном женщины, осуждённые по чисто уголовным делам. «Политические» были собраны в одной камере № 8, негласным лидером которой стала Наталья Климова. Одна из сокамерниц Климовой – Екатерина Акинфеева-Никитина, даёт такое описание этого помещения:«Камера большая, квадратная, в три высоких окна. По двум стенам идут поднятые к потолку арестантские койки: железные рамы, обтянутые брезентом. Посредине длинный некрашеный стол и две такие же скамьи; кроме того, тяжелые «индивидуальные» скамеечки с ящиками, известные под названием «собачек», – днем они служили сиденьем и шкафом, а ночью на них опирались свободные концы коек. Вот и вся меблировка».
О своих подругах по несчастью она сообщает:«Социал-демократок – 4 человека; три по делам военной организации и одна за типографию; социалисток-революционерок – 9 человек; две по военной и семеро по боевым организациям; анархисток – 2, беспартийных – 2. Кроме того, в камере сидели 2 уголовные женщины и с ними две девочки 3–4 лет – Муся и Марфушка».
Здесь, вероятно, следует сделать уточнение.
В «военные организации» входили «штурмовые группы», участвовавшие в прямых боевых столкновениях – например, с охраной банков во время экспроприаций. А члены «боевой организации» – это «диверсанты», цель которых, не привлекая внимания, подобраться к намеченной жертве и нанести неожиданный удар. Знаменитым «штурмовиком» был, например, Симон Тер-Петросян (Камо), а героиня статьи Наталья Климова была членом боевой группы.
В основном среди сокамерниц Климовой оказались представительницы интеллигенции, но были ещё пять портних и швей, а также одна не знавшая русского языка местечковая еврейка, осужденная военным судом за то, что в ее доме двое жильцов-анархистов без её ведома устроили склад динамита. Многие из них оказались знакомы Е. Акинфеевой-Никитиной:«С Наташей Климовой мы встречались на воле еще в 1905–1906 гг.; Анна Павловна Гервасий и Лиля Матье сидели под следствием у нас в одиночном корпусе; с Ниной Морозовой, Гельмой и Зиной Клапиной я разговаривала, когда мы вместе (но по разным поводам) пребывали в Бутырском карцере несколько месяцев тому назад. Так же знали меня Настя Святова и Фанечка Иткинд».
Далее она сообщает:«При более внимательном наблюдении камера являла очень печальное зрелище: трое явно туберкулезных, шестеро на грани сильного истощения, две истерички (обе беспартийные) – и все без исключения измучены бесконечными тюремными историями».
Екатерина Акинфеева-Никитина
Среди соседок Натальи Климовой была Мария Шишкарева из крестьян Московской губернии – представительница одной из военных организаций эсеров, она участвовала в экспроприациях и была осуждена на 20 лет.
Вильгельмина Гельмс и Зинаида Клапина (она же – Юлия Фабрикантова) – однопартийки Климовой, входили в одну из групп эсеров-максималистов, были арестованы за участие в подготовке покушения на военного министра Редигера, первая получила 15 лет каторги, вторая – 10.
Анархистка Прасковья Иванова по кличке Кепка была арестована ещё в 1905 году после неудачного Кронштадтского восстания, но сбежала из полицейского участка. Дважды была приговорена к смертной казни, но в конце концов её отправили на вечную каторгу.
Об анархистке и террористке-безмотивнице М. Никифоровой, которая в Париже станет ученицей Родена, а потом – знаменитой атаманшей Гражданской войны, мы уже говорили в двух отдельных статьях. Это странное существо, которое на воле требовало называть себя Володей, а в тюрьме пыталось «ухаживать» за Натальей Климовой, сокамерницы вначале приняли за переодетого шпика-мужчину.
В предыдущей статье мы уже читали отзыв Никитиной о М. Никифоровой. Других своих сокамерниц она характеризует следующим образом:«Приятельница Климовой, Шура Карташева, жизнерадостное и положительное существо, обрабатывала, уточняла, вводила в систему все наши блуждания в мире счастливых возможностей – это был образцовый секретарь, трезвый ум и мужественное сердце.
Вильгельмина (или Гельма) Гельмс одна, может быть, среди всех нас еще не тронула запасов великолепного здоровья и огромной жизненной силы. Про нее все знали без слов: Гельма будет в самом опасном месте, Гельма сделает все, что нужно.
Нина Морозова, великий конспиратор и стратег, а также Лиля Матье, вели сношения с волей: к ним ходили, под видом братьев, таинственные незнакомцы, известные нам под кличками «Взрослый мальчик» (Коридзе) и «Чортик» (Вас. Калашников»).
Теперь поговорим о «таинственных незнакомцах».
Побег
Инициатива организации побега принадлежала социал-демократу Василию Андреевичу Калашникову, к которому обратилась с просьбой о помощи осужденная на 4 года каторги Елизавета Матье.
А другая узница, однопартийка Калашникова Анна Морозова, которая входила в одну из боевых дружин РСДРП, по некоторым данным, была его невестой.
Знающие люди посоветовали Калашникову обратиться к эсеру Исидору Морчадзе (он же – С. С. Коридзе), который с 1906 года был хорошим знакомым семьи Маяковских – снимал у них комнату в Большом Козихинском переулке.
Кстати, напомним, что в квартире Горького находилась лаборатория Боевой технической группы при ЦК РСДРП, где Владимир Лихтенштадт изготовил бомбы для взрыва дачи Столыпина.
Эсеров больше всего волновала судьба главной звезды их партии тех лет – Натальи Климовой, получившей всемирную известность после публикации её знаменитого «Письма перед казнью». Для подготовительной работы был сформирован комитет из пяти человек – эсеры и члены РСДРП. Морчадзе уже пытался организовать побег заключённых из Таганского централа, но тогда всё сорвалось, а будущий поэт Маяковский даже был арестован, но отпущен за недостаточностью улик.
С организацией побега заключенных из Новинской тюрьмы у Морчадзе получилось гораздо лучше. Главную роль должна была сыграть надзирательница Александра Тарасова. Некоторые считают эту девушку агентессой самого Азефа, который не «засветил» ее перед «Охранкой», и вот теперь настал её час. Но Никитина утверждает, что Тарасова была завербована уже «на месте»:«Нина, Наташа и Гельма буквально гипнотизировали ее и скоро довели до состояния восторженного мученичества».
Александра Тарасова, Наталья Климова, Вильгельмина Гельмс, 1910–1911 гг.
Тарасова имела доступ к ключам, с которых сделала копии. Мать и сестра В. Маяковского через неё заранее передали мужскую одежду. В больницах удалось достать подходящие паспорта умерших больных.
Подготовка к побегу была просто образцовой и весьма тщательной. Мало того, что действия были расписаны поминутно, узницы ещё и учились друг на друге быстро связывать человека, причем Акинфеева-Никитина утверждает, что чаще всего тренировались именно на ней и однажды чуть не задушили.
А Исидор Морчадзе познакомился с одним из охранников-мужчин, которые несли службу на посту снаружи тюрьмы (его фамилия была Федоров). Из 16 заключенных камеры № 8 бежать согласились лишь 12.
Кто-то из планировавших остаться выдал план побега, и Тарасова узнала, что её переводят в другой корпус. Решено было действовать незамедлительно – в ночь с 30 июня на 1 июля 1909 года. Охранника придумали напоить пивом со снотворным, Тарасова должна была угостить коллег тортом – опять-таки, со снотворным.
Миссию по спаиванию охранника взяли на себя Василий Калашников и Сергей Усов, которые напоили его так, что тот «едва ушёл к себе в тюрьму». Но при этом Калашников и Усов «не рассчитали сил» и тоже изрядно захмелели – настолько, что пришлось «откачивать их нашатырным спиртом и холодным компрессом».
Федоров уснул на посту, Тарасова открыла камеру и вывела девушек, заблаговременно переодевшихся в мужскую одежду. По пути были связаны все другие надзирательницы.
Кстати, кто-то все же выдал полиции дату побега, и на столе дежурной надзирательницы зазвонил телефон: обер-полицеймейстер требовал принять меры. Ему ответила Климова, хладнокровно сообщившая, что «в тюрьме все идет по плану».
Шестнадцатилетний Владимир Владимирович Маяковский в это время находился на колокольне соседней церкви храма Девяти мучеников: он должен был подать сигнал, что вокруг все спокойно и можно покидать тюрьму.
Но внезапно подошел городовой, которого «нейтрализовал» Василий Калашников. Он, пошатываясь (в данном случае, после усиленной «обработки» Федорова, ему и притворяться не пришлось), подошел к блюстителю порядка, намеренно рассыпал перед ним золотые и серебряные монеты и попросил помочь их собрать – пообещав половину в награду. Городовой с энтузиазмом принялся буквально ползать по земле, а узницы в это время вышли наружу.
Казалось, всё прошло идеально, однако беглянки забыли в камере 8 тысяч рублей, собранных им «на дорогу».
Этот побег стал настоящей сенсацией, противники режима ликовали, сторонники – пребывали в шоковом состоянии. На поимку беглянок были брошены все силы полиции. По словам Морчадзе, «Охранка и полиция совсем потеряли голову».
Розыскной лист
За поимку каждой из узниц была обещана награда в 5 тысяч рублей.
Три из них (Александра Карташева, Прасковья Иванова и Мария Шишкарева) были пойманы на следующий день и попались по глупости. Они должны были добраться до конспиративной квартиры в Мытищах, но им и сопровождавшему их студенту показалась слишком высокой цена, которую запросил извозчик. Проходивший мимо городовой обратил внимание, что у трех из четырех торгующихся мужчин слишком тонкие голоса.
На следующий день в трамвае была узнана и арестована Лиза Матье, но она сбежала прямо из участка. Десять беглянок добрались до Парижа, откуда на следующий год по случаю Пасхи прислали в тюремную инспекцию издевательскую телеграмму: «Христос Воскресе».
По этому делу был арестован и Владимир Маяковский, который провел в Бутырской тюрьме 11 месяцев, 6 из них – в одиночной камере.
Именно тогда он и написал свои первые стихи. А в 1926 году в его стихотворении «Люблю» появились такие строки:
«Что мне тоска о Булонском лесе?!
Что мне вздох от видов на море?!
Я вот
В «Бюро похоронных процессий» влюбился
В глазок 103-й камеры».
Дорога в Париж
Климову упорно искали в Рязани, но она месяц скрывалась в Москве на квартире некоего влюбленного в нее инженера (который, кстати, не имел к революционным партиям никакого отношения и потому подозрений у полиции не вызывал). Затем через Сибирь она добралась до границы с Китаем, где ее принял под опеку сочувствовавший эсерам богатый купец-чаеторговец Давид Высоцкий. С его торговым караваном она на верблюде пересекла пустыню Гоби, перебралась в Японию, откуда уже морем отправилась в Европу – вначале в Италию, а потом – во Францию.
Жизнь в эмиграции
Во Франции Наталья Климова жила в Париже и в Ницце, однако тосковала по России и мечтала вернуться на родину. Как мы помним, Климова тяжело переживала свою вину в гибели невинных людей во время теракта на Аптекарском острове, писала в то время:«По-моему, нельзя ничем искупить ошибок, никакими муками, никакой жертвой, смертью своей. Нужна колоссальная жизнь, полная страсти, чтобы не искупить, а чтобы уравновесить приход с расходом».
Она познакомилась с руководителем Боевой организации эсеров Борисом Викторовичем Савинковым, но активного участия в жизни партии не принимала.
Б. Савинков, фото с фальшивого паспорта с которым он 16 августа 1924 года был задержан в СССР (в рамках операции «Синдикат-2»)
А в 1911 году Наталья Климова вышла замуж за эсера Ивана Столярова, также бежавшего с каторги (из-под Читы). В этой семье родились три дочери.
Н. Климова с дочерьми Сашей и Катей
После известия о Февральской революции муж Климовой отправился в Петроград. Не усидела на месте и Наталья, которая в 1918 году также решила вернуться в Россию, но её дочери заболели «испанкой» – тяжелой формой гриппа, жертвами которого тогда стали десятки миллионов человек во всем мире.
Умерла младшая дочь Натальи, родившаяся в сентябре 1917 года. Ухаживая за детьми, Наталья и сама заболела. Она умерла 26 октября 1918 года на квартире своего друга и земляка – инженера Константина Шиловского. Умирая, продиктовала ему детскую повесть «Красный цветок». Была похоронена на кладбище Булонь-Байанкур.
Её муж Иван Васильевич Столяров работал в СССР экономистом планового отдела Всероссийского кооперативного объединения «Художник» (сувенирная продукция которого, кстати, в 30–40-е годы пользовалась большим спросом в США).
И. Столяров
В ноябре 1937 года он был арестован «за контрреволюционную деятельность», расстрелян в 1938 году, реабилитирован в 1956.
Дочери Натальи Климовой
Младшая дочь героини статьи, как мы помним, умерла в младенческом возрасте от «испанки».
Старшая – Наталья Столярова, получила специальность врача-стоматолога. Она приехала в СССР в 1934 году, в 1937 году была арестована «за участие в антисоветской организации», осуждена на 8 лет, освобождена досрочно 1 мая 1945 года. После этого работала в Нальчике курьером-уборщицей, затем лаборанткой маслоделия в совхозе под Ташкентом, учительницей в узбекской школе, библиотекарем. С 1953 по 1956 год жила в Рязани, затем стала литературным секретарем И. Эренбурга и членом Союза писателей СССР. В 1960-е годы несколько раз выезжала за границу, где встречалась с младшей сестрой – Екатериной Столяровой-Анзи. Материалы о матери, собранные Н. Столяровой, стали одним из главных источников доя рассказа В. Шаламова «Золотая медаль». Умерла 31 августа 1984 года.
Другая дочь Натальи Климовой – Екатерина Столярова-Анзи, прожила долгую и неприметную жизнь за границей, умерла в 2009 году в Женеве в возрасте 96 лет.
Автор: Рыжов В. А.