Гапон
Неистовый Гапон.
Несостоявшийся вождь Первой Русской революции
В предыдущих статьях мы говорили о Евно Азефе – главе Боевой организации эсеров и агенте Охранного отделения, который явно переиграл своих «кураторов». Он даже утверждал, что только разоблачение помешало ему организовать убийство императора – Николая II. Упоминался в этих статьях и знаменитый Георгий Аполлонович Гапон. Этот священник едва не стал одним из вождей русской революции, но был убит по настоянию Азефа и его заместителя Савинкова. В настоящее время слово «гапоновщина» используется как синоним грязной и кровавой провокации. Абсолютное большинство людей на вопрос «кто такой Гапон?» дадут ответ: человек, который сознательно подставил под пули поверивших ему людей. В «Кратком курсе ВКП(б)» утверждалось:«Гапон взялся помочь царской охранке: вызвать расстрел рабочих и в крови потопить рабочее движение.»
А вот характерная карикатура 1955 г. из серии «Враги революции» (рисунок Кукрыниксов, стихи А. Безыменского):
«Он толпы рабочих повёл на расстрел,
Он царскую милость воспел для приманки,
Поднявши хоругви, он бога сумел
Зачислить в сотрудники царской охранки!»
А это – карикатура на выдворение из СССР Солженицына, 1974 г.: Гапон сидит рядом с Азефом, стоят Каин, Кассий, Брут и Иуда:
Прямо скажем, автор последней карикатуры Солженицыну очень польстил: слишком мелок и ничтожен этот бездарный графоман по сравнению с другими персонажами рисунка.
Но вернёмся к Георгию Гапону и его предполагаемой провокации. Совершенно непонятно, как и чем мог быть выгоден правительству расстрел безоружных демонстрантов, шедших на встречу с царём с его же портретами, а также иконами и хоругвями в руках. Ведь именно после 9 января 1905 года народ, ещё помнивший трагедию коронационных торжеств на Ходынском поле, окончательно разочаровался в Николае II. Отныне и навсегда этот император получил презрительное прозвище «Кровавый», и лицемеры, посмевшие канонизировать Николая II, совершили один из величайших подлогов в мировой истории. Именно события Кровавого воскресенья послужили непосредственной причиной Первой Русской революции. Она была жестоко подавлена, но пламя народного гнева не погасло и вспыхнуло вновь в 1917 году. Февральской революции ведь никто не ждал, но она была неизбежной в стране, которую О. Б. Рихтер в разговоре с Александром III сравнил с огромным кипящим котлом, в котором непрерывно приходится заделывать возникающие дыры:«Но когда-нибудь газы вырвут такой кусок, что заклепать его будет невозможно.»
Гапон 9 января 1905 года шёл в первых рядах одной из колонн мирной демонстрации, был ранен и спасён своим будущим убийцей Петром Рутенбергом. Первое, что он сделал тогда, оказавшись в квартире Горького – начал писать прокламацию, в которой были такие слова:«Так отомстим же проклятому народом царю!»
Но не будем забывать вперёд и начнём рассказ о Гапоне по порядку.
Молодость Георгия Гапона
Герой сегодняшней статьи родился 5 (17) февраля 1870 года в Кобеляцком уезде Полтавской губернии. Его предки были крестьянами, но отец «выбился в люди», став волостным писарем. Семья была очень религиозной, и потому Георгий был отдан на учёбу в Полтавское духовное училище, а затем – и в семинарию. На последнем курсе этого заведения он увлёкся идеями Льва Толстого, которые произвели на него огромное впечатление. Георгий Гапон вспоминал:«В первый раз мне стало ясно, что суть религии не во внешних формах, а в духе, не в обрядностях, а в любви к ближнему.»
Он не был первым «бунтарём» против лицемерия официальной Церкви. Семинаристами, как мы помним, были Чернышевский, Добролюбов и Сталин.
В результате Георгий Гапон был обвинён в ереси. Начальство угрожало лишить его стипендии – и тогда он сам отказался от неё, а на жизнь стал зарабатывать репетиторством. Дело дошло до Полтавского и Переяславского епископа Иллариона, который отнёсся к «толстовству» Гапона снисходительно и позволил ему продолжить обучение.
Молодой Георгий Гапон
Епископ Илларион (Юшенов)
В 1893 году Гапон вышел из стен семинарии с дипломом второй степени и неудовлетворительной оценкой за поведение. Он всерьёз подумывал об отказе от сана и даже устроился на работу земским статистиком, однако его убедила стать священником невеста – набожная девушка из местной купеческой семьи. Упоминавшийся выше епископ Илларион дал Гапону достаточно богатый приход, но после внезапной смерти молодой жены он решил уехать в Петербург для учёбы в Духовной академии. Параллельно с разрешения обер-прокурора Синода В. К. Саблера он начинает проповедовать в Скорбященской церкви Галерной Гавани, среди прихожан которой было много рабочих окрестных предприятий. Позже Борис Савинков вспоминал, что у Гапона было «большое, природное, бьющее в глаза ораторское дарование.»
К тому же он имел «магнетический взгляд» и яркую эффектную внешность не обрюзгшего официозного попа, а пламенного «истинно народного» проповедника, которого современники сравнивали с Савонаролой.
Член РСДРП Лев Дейч приводит слова самого Гапона:«Послушали бы, когда выступаю перед массами. Могу сильно экзальтировать народ и повести его, куда захочу: он меня понимает лучше, чем всякого партийного, а потому верит и любит меня.»
То, что его речи и обращения имели большой успех, не вызывает сомнения.
Но тот же Савинков утверждает:«Георгий (Гапон) в своих желаниях был приземленным человеком – любил роскошь, деньги, женщин.»
Гапон стал также священником приюта Синего креста и учителем Закона Божьего в Ольгинском приюте для бедных. А в начале 1904 года он получил место священника церкви Святого Князя Михаила Черниговского при Петербургской пересыльной тюрьме (с неплохим окладом 2000 рублей в год).
Гапон не гнушался посещать известные злачные места, трактиры, ночлежки. Его проект реабилитационных «рабочих» домов для «босяков» и бродяг понравился даже императрице Александре Федоровне. Гапон полагал, что, «попав в лучшие условия», эти опустившиеся люди, «обретут веру в себя».
Идеи Гапона явственно перекликались с начинаниями Иоанна Кронштадтского, который добился открытия Дома трудолюбия. Однако единомышленниками и союзниками они не были: Гапон не верил в искренность Иоанна, считал его ханжой и лицемером, «повёрнутым» на внешней обрядности, молитвах и религиозной мистике.
Начало сотрудничества с Охранным отделением
Летом 1902 года произошёл скандал – Гапон стал сожительствовать с несовершеннолетней воспитанницей приюта Синего креста Александрой Уздалевой, которую он объявил своей гражданской женой.
Георгий Гапон в молодости
Александра Уздалева
Гапона лишили должности преподавателя в этом приюте, более того, он формально уже не имел права носить сан священника. Но Петербургский митрополит Антоний (Вадковский) разрешил ему продолжить служение. Позже выяснилось, что именно тогда Гапону и была предложена «помощь» со стороны всесильного Министерства внутренних дел – в обмен на «плодотворное сотрудничество». Нет, Гапону не предлагали стать банальным доносителем либо провокатором. Просто тогда стали популярны идеи главы Особого отдела Департамента полиции (бывшего начальника Московского охранного отделения) С. Зубатова о создании «ручных», подконтрольных полиции, рабочих организаций.
Они должны были бороться за повышение зарплаты или улучшение условий труда, но не выдвигать никаких политических требований. Подобные организации новый министр внутренних дел В. К. Плеве хотел создать и в Петербурге.
Популярный проповедник Гапон должен был стать одним из руководителей такого рабочего движения – легального и лояльного правительству. Гапон, который не был непримиримым противником царского режима, в этом предложении увидел возможность помогать и рабочим в их противостоянии с фабрикантами, и просто нуждающимся. И потому он легко согласился на сотрудничество с Охранкой.
«Профсоюзный лидер»
Итак, в ноябре 1902 г. на Выборгской стороне было создано «Общество взаимопомощи рабочих механического производства г. Санкт-Петербурга», в деятельности которого Гапону было рекомендовано принять участие. Тот нисколько не возражал и стал тесно сотрудничать с этой организацией – уже в декабре того года. А в августе 1903 г. на средства департамента полиции он арендовал чайную-читальню на Оренбургской улице, где стали собираться рабочие петербургских заводов. Скоро он предложил преобразовать «Общество взаимопомощи» в «Собрание русских фабрично-заводских рабочих в Санкт-Петербурге». Это удалось сделать в феврале 1904 года. При этом из новой организации были удалены все сотрудники и агенты ушедшего в августе 1903 года в отставку С. Зубатова, и теперь Гапон стал её фактическим руководителем. Уже к концу 1904 года членами «Собрания» стали до 8 тысяч человек, состоявших в 11 филиалах: Выборгский, Нарвский, Василеостровский, Коломенский, Рождественский, Петербургский, Невский, Московский, Гаваньский, Колпинский и Обводного канала.
Г. А. Гапон и петербургский градоначальник И. А. Фуллон на открытии Коломенского отдела «Собрания Русских фабрично-заводских рабочих». Осень 1904 г.
По инициативе Гапона организовывались библиотеки, открывались недорогие магазины и «чайные», где не продавался алкоголь. Появились мысли о создании рабочих сберегательных касс. Руководители «Собрания» оспаривали штрафы и увольнения его членов. Поднимались вопросы о 8-часовом рабочем дне и бесплатной передаче земли крестьянам. Однако, вопреки замыслу Плеве, разрабатывалась и политическая программа, звучали требования свободы слова, печати и собраний, предложения о формировании правительства, ответственного не перед царём, а перед избранными народными представителями. Одновременно росло недовольство существующими порядками в либеральной интеллигентской и даже в буржуазной среде. Эти «фрондёры» устраивали собрания не в дешёвых чайных, а в ресторанах – под видом банкетов: так называемая «банкетная кампания» 1904 года. Разумеется, либеральные буржуа союзниками рабочих были весьма сомнительными и вовсе не собирались делиться с ними ни властью, ни получаемой прибылью. Да и что мешало им просто улучшить условия труда и его оплату на принадлежавших им предприятиях? Точно так же не торопились освобождать принадлежавших им крестьян помещики-декабристы. И те, и другие желали ограничить власть императора в интересах своего сословия, а вовсе не для того, чтобы передать её народу. Однако на какой-то короткий миг этот странный тактический союз угнетаемых классов, либеральной интеллигенции и буржуазии вдруг стал возможным. Николай II оказался в фактической изоляции, круг его сторонников стремительно сужался, а те, что ещё оставались, имели репутацию «дремучих» ретроградов либо «черносотенцев». К. П. Победоносцев тогда открыто говорил об опасности «резни на улицах Петербурга, так же как и в провинции.»
В этих условиях у рабочих Петербурга возникла идея подачи царю петиции о народных нуждах с просьбой о защите от произвола капиталистов и чиновников на местах. В данной петиции были такие строки:
«Государь, нас здесь многие тысячи, и всё это люди только по виду, по наружности, а в действительности же за нами, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права... Всё, по мнению наших хозяев, противозаконно, всякая наша просьба – преступление... Нас поработили под покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии... Государь, не откажи в помощи твоему народу... разрушь стену между тобой и твоим народом... Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук, к нам оно не доходит, мы получаем только горе и унижение. Россия слишком велика, нужды её слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею. Необходимо народное представительство, чтобы народ помогал тебе и управлял собой. Не отталкивай его помощи.»
Количество подписей под этим текстом, по разным оценкам, составляло от 40 до 100 тысяч. В книге «Истории моей жизни» Гапон потом напишет:
«Это была первая из всех процессий, когда-либо шедших по улицам Петербурга, которая имела целью просить государя признать права народа.»
Петиция рабочих и жителей Санкт-Петербурга
Воззвание Гапона к крестьянам
Французский историк Марк Ферро так писал об этом:«В петиции к царю, рабочие обращались к нему за защитой и просили провести ожидаемые от него справедливые реформы. В этом обращении... перемешивались такие понятия, как служение народу, православие, Святая Русь, любовь к царю и восстание-революция, которая спасла бы общество от социализма. 100 миллионов мужиков говорили её голосом.»
И царю, и правительству было прекрасно известно, что шествие будет мирным и даже промонархическим. Однако Николай II и его окружение не желали идти на уступки, напротив, было решено проявить жёсткость. Показательная расправа над рабочими и крестьянами, которые хотели 9 января 1905 года обратиться к царю с «дерзкими» требованиями о проведении социальных реформ, должна была стать «уроком» для всех недовольных.
Вопреки распространённому мнению, Гапон не был инициатором создания петиции, и тем более массового марша к царскому дворцу. Он не верил в успех и вполне обоснованно опасался, что правительство воспользуется этим шествием как поводом ограничить права «Собрания русских фабрично-заводских рабочих» либо даже распустит его. Но другие лидеры рабочих были настроены гораздо более радикально, и Гапон должен был считаться с ними. А идея обращения напрямую к царю, который якобы не знал о положении простых людей, просто витала в воздухе. И потому Гапону пришлось действовать по принципу «если не можешь предотвратить какую-то акцию, попытайся возглавить её».
Ситуация особенно накалилась в конце 1904 года после незаконного увольнения четырёх рабочих Путиловского завода. Администрация отказалась вернуть их на рабочие места, и 3 января 1905 г. путиловцы забастовали.
Их поддержали на всех других заводах и фабриках: 4 января 1905 года в Петербурге бастовали уже 15 тысяч человек, а 7 января – 105 тысяч. Не хотели бастовать работники Императорского фарфорового завода, но Гапон приказал передать им:«Если завтра к полудню все не бросят работу, я пришлю тысячу человек, которые заставят их сделать это.»
Этого оказалось достаточно: завод присоединился к забастовке.
8 января Николай II пишет в своём дневнике:«Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики… Во главе рабочего союза – какой-то священник-социалист Гапон.»
На фоне всеобщей забастовки предполагаемое народное шествие могло вылиться в бойню на улицах города. Но Гапон надеялся, что ему удастся предотвратить насилие с обеих сторон. С этой целью он постарался придать шествию вид патриархального семейного праздника. Рабочие, по его настоянию, пошли на встречу с царём с домашними иконами и пением религиозных гимнов, взяв с собой жён и детей. Эсерам и социал-демократам он объявил:«Пойдём под одним знаменем, общим и мирным, к нашей святой цели.»
Один из мемуаристов вспоминал, что Гапон:«Грозно, подобно Савонароле, требовал и заклинал – и весь народ громогласно повторял вслед за ним в собраниях эту клятву – не прикасаться к спиртным напиткам, не иметь при себе оружия, даже перочинных ножей, и не применять грубой силы при столкновении с властями.»
И заявлял:«Если что-либо случится с царём, я первый покончу с собой на ваших глазах. Вы знаете, что я умею держать слово, а в этом я клянусь вам.»
Были созданы дружины, которые должны были следить за порядком и охранять вышедшего к толпе императора.
Правительство было проинформировано о том, что участники шествия будут безоружными, и организаторами будут предприняты все меры к обеспечению порядка. Гапону, вероятно, казалось, что он всё предусмотрел и принял меры для предотвращения любых нежелательных эксцессов с обеих сторон. Он полагал, что люди с иконами и хоругвями в руках, рядом с которыми идут их жёны и дети, будут вести себя спокойно и адекватно. И надеялся, что даже в случае какого-то инцидента полицейские, жандармы, казаки не будут действовать излишне жёстко, видя перед собой рабочих с иконами в руках, детей и женщин – они ведь такие же православные русские люди, а не чужеземные захватчики в оккупированном ими городе.
Гапон был известен своими монархическими убеждениями, и не кто иной, как начальник дворцовой охраны А. Спиридович говорил, что этот рабочий лидер «любил царя безотчётно и считал, что через него можно достигнуть всего, что только нужно народу.»
Сам Гапон убеждал рабочих:«Вас давят хозяева, и не защищает власть. Но у нас есть царь! Он наш отец, он нас поймёт!»
То есть у Николая II и его окружения были все основания доверять Гапону и не опасаться быть обманутыми им. И даже министр внутренних дел П. Д. Святополк-Мирский сообщил царю о нецелесообразности введения в столице военного положения (на чём настаивал Великий князь Владимир Александрович).
7 января Гапон говорит министру юстиции Н. В. Муравьёву:«Падите ему (Николаю II) в ноги и умоляйте его, ради него самого, принять депутацию, и тогда благодарная Россия занесёт ваше имя в летописи страны.»
8 января он обращается с письмом уже к Николаю II:«Государь, боюсь, что Твои министры не сказали Тебе всей правды о настоящем положении вещей в столице. Знай, что рабочие и жители г. Петербурга, веря в Тебя, бесповоротно решили явиться завтра в 2 часа пополудни к Зимнему дворцу, чтобы представить Тебе свои нужды и нужды всего русского народа. Если Ты, колеблясь душой, не покажешься народу и если прольётся неповинная кровь, то порвётся та нравственная связь, которая до сих пор ещё существует между Тобой и Твоим народом. Доверие, которое он питает к Тебе, навсегда исчезнет. Явись же завтра с мужественным сердцем пред Твоим народом и прими с открытой душой нашу смиренную петицию. Я, представитель рабочих, и мои мужественные товарищи ценой своей собственной жизни гарантируем неприкосновенность Твоей особы.»
Письмо Гапона Николаю II
Каков же был ответ? В тот же день товарищ (заместитель) министра внутренних дел К. Н. Рыдзевский подписал ордер на арест Гапона, однако арестовать окружённого толпой неистового священника не было никакой возможности.
Гапон говорил:«Мы идём со 150 тысячами человек на площадь подавать петицию верховной власти и будем ждать приёма депутации, будем ждать день и ночь; будем ждать ответа; будем ждать с жёнами и детьми, и не разойдёмся, пока наша цель не будет достигнута.»
Предполагалось всё же, что Николай II выйдет к народу (который непременно станет перед ним на колени), примет во дворце избранных депутатов (быть может, даже угостит их чаем) и пообещает издать два указа – об амнистии политических заключённых и созыве Земского собора. После этого рабочие хором спели бы гимн «Боже царя храни» и очень довольные разошлись по домам. То есть шествие должно было стать актом величайшего единения императора и народа. Николаю II бы в тот день простили всё – даже Ходынку. А разумные (и давно назревшие) уступки в социальной сфере могли значительно разрядить обстановку в стране. Однако всё пошло совсем по другому сценарию – кровавому и малообъяснимому. И противники плана Гапона находились с обеих сторон. Лица из ближайшего окружения Николая II¸ как мы помним, желали «дать урок» слишком много возомнившему о себе «быдлу» и «загнать его в стойла». Одним из ярых сторонников силового разгона мирного шествия рабочих был дядя императора – Великий князь Владимир Александрович, главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. Он утверждал, что «смуту успокоит публичное повешение нескольких сот недовольных.»
Великий князь Владимир Александрович. По свидетельству генерала А. Мосолова, Николай II испытывал перед ним «чувство исключительной робости, граничащей с боязнью». Фото 1890 г.
С другой стороны, радикально настроенные вожди рабочих не верили в благополучный исход шествия. А. Карелин, например, вспоминал:«У руководящей группы не было веры в то, что царь примет рабочих и что даже их пустят дойти до площади. Все хорошо знали, что рабочих расстреляют.»
Но Гапон ещё надеялся на благоразумие императора.
Надо, кстати, понимать, что один Георгий Гапон имел тогда влияние на рабочих Петербурга больше, чем все эсеры и социал-демократы. Большевик Д. Д. Гиммер вспоминал:«Видно было, и в этом надо сознаться, что Гапон дал нам мат.»
Он же сообщает, что большевистские агитаторы тогда подражали Гапону до такой степени, что старались говорить с малороссийским акцентом.
А вот инженер Путиловского завода – эсер П. Рутенберг (уроженец Полтавской губернии, то есть земляк героя статьи, партийная кличка Мартын Иванович), в своём докладе руководству партии, выдавая желаемое за действительное, называет Гапона «пешкой» – и тут же признаёт, что всё будет зависеть от того, кто сумеет использовать этого священника и его влияние на рабочих для своих целей.
Пётр (Пинхас) Моисеевич Рутенберг, фотография начала 1900-х гг. Человек, спасший Гапона 9 января 1905 г., а потом убивший его по приказу Центрального комитета партии эсеров
Петербургский комитет большевиков накануне шествия выпустил прокламацию, в которой содержался призыв:«Не просить царя и даже не требовать от него, не унижаться пред нашим заклятым врагом, а сбросить его с престола и выгнать вместе с ним всю самодержавную шайку – только таким путём можно завоевать свободу.»
Но Гапон заявил, что силовыми методами действовать следует только после отказа царя принять петицию:«Тогда выбрасывайте красные флаги и делайте всё, что найдёте разумным.»
7 января он подтверждает серьёзность намерений:«Если нас будут бить, мы ответим тем же, будут жертвы... Устроим баррикады, разгромим оружейные магазины, разобьем тюрьму, займем телефон и телеграф, – словом, устроим революцию.»
Уже накануне шествия другие его организаторы (среди которых был и уже упоминавшийся эсер Рутенберг) внесли в петицию требование о созыве народного представительства и отделении Церкви от государства. Надеяться на положительный ответ императора по данным вопросам было невозможно. Но радикалы были готовы жертвовать мирными людьми, поскольку жестокая расправа над мирными участниками шествия должна была вызвать всеобщее возмущение и приблизить революцию. Н. М. Варнашёв, например, писал:
«Все ясно осознавали нравственную ответственность за предстоящие жертвы, ибо ни у кого не было сомнений в предстоящей кровавой расправе правительства с народом.»
Таким образом, Гапон оказался между радикалами и реакционерами, и каждая из этих сторон хотела крови. Однако, если революционеры хорошо знали реальную обстановку в столице и имели основания надеяться на социальный взрыв, то их противники пребывали в трагическом неведении и фактически сами «копали себе могилу».
Наконец, сыграл свою роль фактор толпы, когда люди в задних рядах не знают, что происходит в передних, и любой, даже нелепый слух может привести к самым неожиданным последствиям. Да и трудно было управлять 11 отдельно идущими колоннами демонстрантов, которые в два часа дня должны были соединиться у Зимнего дворца, чтобы «всем миром» передать народную петицию Государю императору.
О трагических событиях, произошедших в Петербурге 9 января 1905 года и дальнейшей судьбе Георгия Гапона мы поговорим в следующей статье.
Трагедия Георгия Гапона
В. Коссак. «Кровавое воскресенье», 1905 г.
В предыдущей статье было рассказано о происхождении и молодости Георгия Аполлоновича Гапона, который быстро прошел путь от скромного выпускника Полтавской духовной семинарии до лидера рабочих Петербурга.
Мы говорили о его, в общем-то, безобидном и даже полезном для дела сотрудничестве с Департаментом полиции, а также о роли в организации массового шествия к Зимнему дворцу. Здесь представители рабочих и крестьян должны были передать Николаю II петицию о народных нуждах с просьбой о защите от произвола капиталистов и чиновников на местах.
Однако, как вы помните, это наивное обращение к «царю-батюшке» очень не понравилось и самому императору, и его окружению. А попытка попросить Николая II о реформах и вовсе расценивалась, как неслыханная дерзость, и наиболее реакционно настроенные члены императорской семьи настаивали на «примерном наказании» «наглецов».
Дядя императора – Великий князь Владимир Александрович, например, требовал «успокоить смуту» публичным повешением «нескольких сот недовольных». Представители высших классов не желали даже и слышать об истинном положении дел в империи. Ведь именно крайне несправедливое распределение национальных богатств позволяло им вести «европейский образ жизни»: проводить время на заграничных курортах, тратить умопомрачительные суммы в зарубежных игорных домах, борделях и кабаках, брать на содержание балерин и актрис, роскошно обставлять свои российские поместья и дворцы. Оплачивали все эти удовольствия подданные Николая II, уровень жизни которых был в 3,7 раза ниже, чем в Германии и в 5,5 раза ниже, чем в США.
Ночлежный дом в Петербурге на фото К. Буллы. 1913 г.: «Россия, которую мы потеряли» в 1917 году, и чуть было не «нашли» после избрания Ельцина президентом России
Зарабатывали даже на освобожденных от крепостного права крестьянах, поскольку согласно разработанному «Положению…» вся земля оставалась в собственности помещиков. Бывшим крепостным выделялся «полевой надел», за который необходимо было платить оброк, либо отрабатывать на барщине. Выкупать эту землю крестьяне должны были в течение 49 лет по ставке 6 % годовых (средняя ставка кредита по стране – 5 %). При этом земля, реально стоившая 544 миллиона рублей, была оценена в 897 миллионов.
Неудивительно, что знаменитый Манифест «царя-освободителя» вызвал массовые крестьянские волнения по всей стране, которые на протяжении двух лет пришлось подавлять с участием армии. Лишь 1 января 1906 года испуганный Николай II подписал указ об уменьшении выкупных платежей в 2 раза, а в следующем году они были отменены.
Но в начале 1905 года Николаю II и его окружению казалось, что Россией и дальше можно управлять с помощью кнута и нагаек. Между тем, по престижу Николая II уже и так был нанесен страшный удар после трагедии коронационных торжеств на Ходынском поле – и в народе распространялось мрачное пророчество, что новый император, «начав Ходынкой, Ходынкой и закончит». 
Разгон мирного шествия людей, которые решили обратиться к царю «за правдой и справедливостью», окончательно погубил репутацию последнего императора. С этого момента он потерял свой сакральный статус, и никто уже не верил в существовавшее много веков предание о «добром царе и злых боярах».
Отныне во всех своих бедах и несчастьях народ станет винить именно Николая II, а наиболее умные люди из его окружения будут мрачно смотреть на будущее и предсказывать катастрофу. И в 1910 году А. Блок услышал как стоявший в нескольких шагах от него любимец императора адмирал Нилов сказал другим придворным:«Будет революция, всех нас перевешают, а на каких столбах – не всё ли равно».
Кровавое воскресенье
Этот день – 9 января 1905 года, подробно, буквально по минутам описан в многочисленных источниках. Нет необходимости повторяться, коротко расскажем только о ходе событий и поведении героя статьи – Г. А. Гапона.
Утром в 11 колоннах (по числу филиалов «Собрания рабочих Петербурга») находились до 140 тысяч человек. Они шли к Дворцовой площади от Нарвской и Невской застав, Выборгской и Петербургской сторон, от Васильевского острова и от Колпино – но не знали, что царь уже покинул Зимний дворец. На своем пути участники шествия были атакованы войсками. У Троицкого моста шествие было расстреляно солдатами гвардейского Павловского полка, а затем бегущих людей преследовали уланы.
«9 января. У Троицкого моста». Картина неизвестного художника
Демонстранты Невского филиала на Шлиссельбургском тракте были атакованы казаками Атаманского полка, но часть рабочих двинулась к центру городу по льду реки Нева. Колпинцы также мелкими группами дошли до Дворцовой площади. Здесь, у Александровского сада, они были расстреляны солдатами Преображенского полка.
Лейб-гвардии Семеновский полк атаковал участников шествия на Невском проспекте. При этом, вопреки уставу, был отдан приказ открыть огонь без предупреждения. В августе 1906 года командир этого полка – генерал Георгий Александрович Мин, был убит на станции Новый Петергоф членом Боевой организации эсеров З. Коноплянниковой.
Позже её выдал человек, организовавший этот теракт – Евно Азеф.
Бывшая сельская учительница Зинаида Васильевна Коноплянникова стала первой женщиной, повешенной в России по приговору суда. Именно она оказалась автором термина «красный террор», заявив на заседании суда:«Партия решила на белый, но кровавый террор правительства ответить красным террором».
Эсерами был приговорён и особо «отличившийся» во время тех событий командир 3-го батальона этого полка Н. Риман. Чудом избежав покушения, он выехал из страны. В Россию вернулся через год летом – тайно, предварительно отрастив бороду.
Свидетелем «подвигов» Семёновского полка стал поэт М. Волошин, который вспоминал:«Странная и почти невероятная вещь: в толпу стреляли, а она оставалась совершенно спокойной. После залпа она отхлынет, а потом снова возвращается, подбирает убитых и раненых и снова встаёт перед солдатами, как бы с укором, но спокойная и безоружная. Когда казаки атаковали, бежали только некоторые «интеллигенты»; рабочие и крестьяне останавливались, низко наклоняли голову и спокойно ждали казаков, которые рубили шашками по обнажённым шеям. Это была не революция, а чисто русское национальное, явление: «мятеж на коленях».
Однако другие мемуаристы сообщают о том, что некоторые из демонстрантов не становились на колени, а отнимали оружие у солдат и полицейских и избивали их. Противоречия здесь, пожалуй, нет: Невский был заполнен участниками шествия, на разных его участках люди могли вести себя по-иному.
На Васильевском острове противостояние участников шествия с войсками из окна своей мастерской увидел Валентин Александрович Серов:«То, что пришлось видеть мне из окон Академии художеств 9 января, не забуду никогда. Сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу, – зрелище ужасное».
Поскольку номинально Академию художеств возглавлял великий князь Владимир Александрович, командовавший войсками Петербургского гарнизона, Серов демонстративно покинул ее. В том же году он написал две картины, посвященные событиям того кровавого дня. Ниже вы видите одну из них:
В. Серов. «Солдатушки, бравы ребятушки! Где же ваша слава», 1905 г.
А это картина Владимира Егоровича Маковского:
В. Маковский. «9 января 1905 года на Васильевском острове», 1905 г.
Но полностью разогнать рабочих на Васильевском острове не удалось, около 1 500 человек захватили оружейный склад и начали строить баррикады, которые были разгромлены до конца этого дня.
Гапон встал во главе колонны Нарвского отдела «Собрания рабочих Петербурга», за ним шли около 50 тысяч человек. Из находившейся рядом часовни были взяты четыре хоругви, иконы и епитрахиль, в которую облачился Гапон. Вместе с иконами несли портреты Николая II и большой белый флаг с хорошо заметной надписью: «Солдаты! Не стреляйте в народ!»
В книге «Истории моей жизни» Гапон вспоминал:«Несмотря на сильный холод, все шли без шапок, исполненные искреннего желания видеть царя, чтобы… выплакать свое горе на груди царя-батюшки».
Уже не веривший в успех этой акции Гапон обратился к толпе:«Если царь не исполнит нашу просьбу, значит, у нас нет царя».
С царскими войсками они встретились у Нарвской заставы.
«9 января 1905 года, Гапон у Нарвской заставы», картина неизвестного художника, 1900-е гг.
Здесь колонна Гапона подверглась нападению эскадрона лейб-гвардии конно-гренадерского полка. Раненые появились с обеих сторон: несколько участников шествия были ранены шашками, три солдата получили удары палками, взводный командир – крестом (!).
Гапон воззвал к шедшим с ним людям: «Вперёд, товарищи! Или смерть, или свобода!» – и тут прозвучали 4 залпа, данных пехотинцами 93-го Иркутского полка. Были убиты и получили ранения 40 человек. Среди жертв этих залпов оказались два полицейских.
Демонстранты стали отступать по льду реки Таракановка. Сам Гапон позже так вспоминал об этом:«Толпа стала сперва на колени, а потом легла плашмя, стараясь защитить головы от града пуль, задние же ряды обратились в бегство… С несколькими уцелевшими стоял я и смотрел на распростертые вокруг меня тела. Я крикнул им: «Встаньте!», но они продолжали лежать. Почему же они не встают?
Я снова посмотрел на них и заметил, как безжизненно лежат руки и как по снегу бежали струйки крови. Тогда я все понял…
Ужас охватил меня. Мозг мой пронизала мысль: и все это сделал «батюшка-царь». В эту минуту отчаяния кто-то взял меня за руку и повел в боковую улицу в нескольких шагах от места бойни.
Сопротивляться не имело смысла. Что большего мог я сделать?
«Нет у нас больше царя», – воскликнул я. Неохотно отдался я в руки своих спасителей».
Раненый в руку Гапон был уведен с площади рабочими, которыми руководил Петр Рутенберг: ему быстро остригли волосы, переодели и отвели на квартиру А. М. Горького. 
По свидетельству очевидцев, Гапон пребывал в шоковом состоянии, а когда пришел в себя, сел за составление прокламации, в которой были такие строки:«Товарищи русские рабочие! У нас нет больше царя. Река крови протекла сегодня между ним и русским народом. Пора русским рабочим без него начать борьбу за народную свободу. Благословляю вас на сегодня. Завтра я буду среди вас».
Свое обращение к обществу написал и Горький, в нем он обвинил императора Николая II и министра внутренних дел Святополк-Мирского в предумышленном убийстве мирных людей и призвал «к немедленной, упорной и дружной борьбе с самодержавием». О Гапоне он сообщал своим знакомым вечером 9 января:«Гапон каким-то чудом остался жив, лежит у меня и спит. Он теперь говорит, что царя больше нет, нет Бога и Церкви».
По официальным данным, в тот день были убиты 120 человек, около 300 получили ранения, однако некоторые исследователи доводят число убитых до двух тысяч человек.
11 января Николай II учредил Петербургское генерал-губернаторство во главе которого был бывший обер-полицмейстер Москвы Дмитрий Фёдорович Трепов. 
Начались аресты активистов «Собрания рабочих Петербурга». Объявленный в розыск Гапон сумел выехать за границу.
В феврале он написал и отправил императору «Письмо к Николаю Романову, бывшему царю, бывшему царю и настоящему душегубцу Российской империи»:«С наивной верой в тебя, как в отца народа, я мирно шел к тебе с детьми твоего же народа.
Ты должен был знать, ты знал это.
Неповинная кровь рабочих, их жен и детей-малолеток, навсегда легла между тобой, о душегубец, и русским народом. Нравственной связи у тебя с ним никогда уже быть не может. Могучую же реку сковать во время ее разлива никакими полумерами, даже вроде Земского Собора, ты уже не в силах.
Бомбы и динамит, террор единичный и массовый над твоим отродьем и грабителями бесправного люда, народное вооруженное восстание, – все это должно быть и будет непременно. Море крови, как нигде, прольется.
Из-за тебя, из-за твоего всего дома – Россия может погибнуть. Раз навсегда пойми все это и запомни. Отрекись же лучше поскорей со всем своим домом от русского престола и отдай себя на суд русскому народу. Пожалей детей своих и Российской страны, о ты, предлагатель мира для других народов, а для своего – кровопийца.
Иначе, вся имеющая пролиться кровь на тебя да падет, палач, и твоих присных.
Георгий Гапон.
P. S. Знай, что письмо это – оправдательный документ грядущих революционно-террористических событий в России.
20/7 февраля 1905 г.»
Последствия
Расстрел мирного шествия в Петербурге произвел поистине страшное впечатление на общество – и в России, и за рубежом. Ужаснулись даже некоторые царские чиновники, и петербургский градоначальник Фуллон в тот же вечер подал прошение об отставке. Уже цитировавшийся М. Волошин писал:«Девиз русского правительства «Самодержавие, православие и народность» повержен во прах. Правительство отринуло православие, потому что оно дало приказ стрелять по иконам, по религиозному шествию. Правительство объявило себя враждебным народу, потому что отдало приказ стрелять в народ, который искал защиты у царя… В народе говорили: Последние дни настали... Царь отдал приказ стрелять по иконам… Люди, как святые мученики, гордятся своими ранами».
А такую запись оставил тогда в своем дневнике О. Мандельштам:«Детская шапочка, рукавичка, женский платок, брошенные в этот день на петербургских снегах, оставались памяткой того, что царь должен умереть, что царь умрет».
Савва Морозов сказал Горькому:«Теперь революция обеспечена... Годы пропаганды не дали бы того, что достигнуто самим его величеством в этот день».
Лев Толстой писал:«Царя считают священной особой, но надо быть дураком, или злым человеком, или сумасшедшим, чтобы совершить то, что совершает Николай».
В газете «Юманите» вышла статья Жана Жореса:«Отныне река крови пролегла между царём и его народом. Нанося удары рабочим, царизм смертельно ранил себя».
Кровавые события 9 января 1905 года имели еще одно поистине роковое для царского режима последствие: они необратимо изменили русскую армию. Солдаты и офицеры полков, которые встали на пути народного шествия сполна испытали потом на себе презрение всего российского общества. Окончательно испортило репутацию и армии, и гвардии участие Семеновского полка в кровавом подавлении Московского Декабрьского восстания.
В феврале 1917 года стрелять в рабочие демонстрации петроградские полки уже не решатся. И 26 февраля 1917 в 17 часов 1 500 солдат лейб-гвардейского Павловского полка – того самого, что 9 января 1905 года расстрелял шествие рабочих у Троицкого моста, первыми перешли на сторону революции и открыли огонь по полицейским.
Однако Николай II и его окружение этого тогда не поняли. Как гласит поговорка, известная в разных вариантах еще в Древней Греции, «если Бог хочет наказать, так отнимет прежде разум».
К Николаю II была оперативно доставлена делегация специально отобранных рабочих, которым он высокопарно заявил:«Мятежной толпой заявлять мне о своих требованиях преступно... Я верю в честные чувства рабочих и в непоколебимую их преданность мне, а потому прощаю им вину их».
К солдатам Семеновского полка он обратился с такими словами:«От всей души благодарю вас за вашу службу. Благодаря вашей доблести и верности сломлена крамола».
Похоже, он действительно не понимал, что с этого момента стал первым российским императором, который не мог и не имел права надеяться на защиту своего народа. И после его отречения в газете «Русское слово» выйдет статья с такими словами:
«С какой легкостью деревня отказалась от царя... даже не верится, как будто пушинку сдули с рукава».
Гапон в эмиграции
Г. Гапон в Лондоне
Выехав за пределы России, Георгий Гапон оказался в ранге мировой знаменитости. О нём писали газеты, лично встретиться с ним почитали за честь самые видные деятели революционного движения – Ленин, Плеханов, Кропоткин. Известно о встречах Гапона с Жоресом, Клемансо, Анатолем Франсом. В марте он судом консистории был лишен сана. Примерно в это время дал предварительное согласие на вступление в партию социалистов-революционеров (эсеров).
Помимо прочего, Гапон принял участник отправке в Россию партии оружия, которую должен был доставить пароход «Джон Графтон». Об этом было рассказано статье «Евно Азеф. Собственная игра великого провокатора».
Гапон готовился продолжить борьбу. Характерен его разговор с одним из финских революционеров Иоганном Кокком. В ответ на его фразу «был у вас в России Гапон, теперь вам нужен Наполеон» он, как бы в шутку, сказал:«Почём вы знаете, может, я буду Наполеоном».
А социалисту и журналисту В. А. Поссе он тоже, полушутя, заявил:«Чем династия Готторпов (Романовых) лучше династии Гапонов? Готторпы – династия гольштинская, Гапоны – хохлацкая. Пора в России быть мужицкому царю, а во мне течёт кровь чисто мужицкая, притом хохлацкая».
30 сентября (12 октября) 1906 года Гапон написал заявление о присоединении к РСДРП(б).
Возвращение в Россию
После обнародования Манифеста от 17 октября 1905 года Гапон решил вернуться в Россию и не только восстановить «Собрание петербургских рабочих», но преобразовать его во в всероссийскую организацию, независимую от правительства (Всероссийский Рабочий Союз»), а, быть может, даже в политическую партию.
Гапон, вернувшийся из эмиграции, 1905–1906 г.
В Петербург он прибыл нелегально и через посредников вступил в переговоры с премьер-министром С. Ю. Витте, который обещал содействовать в восстановлении «Собрания» и даже возместить понесенные этой организацией финансовые потери – 30 тысяч рублей. От Гапона он потребовал официального отказа от революционной деятельности и выступления в поддержку правительственного курса.
Витте желал действовать гибко, и Гапон готов был к соглашению с ним. Однако «игру» портил министр внутренних дел П. Дурново, который требовал, чтобы Гапон был уже не агентом влияния, а настоящим сотрудником Департамента полиции. Гапон отказался, и Дурново через подконтрольных ему журналистов стал распространять в прессе сведения о контактах бывшего священника с Витте, и о средствах, которые ему были обещаны премьер-министром.
Кстати, посмотрите, какие карикатуры, изображающие Гапона, Витте и Дурново печатались в то время в Петербурге:
«Последний оплот»: Н. Гапон, С. Витте и П. Дурново, журнал «Зарницы», № 5 1906 г.
Против Гапона выступил и один из его прежних соратников – бывший руководитель одного из филиалов «Собрания» Николай Петров. В ответ на слухи о сотрудничестве с Охранкой, Гапон потребовал общественного суда над собой.
Гибель Гапона
Именно слухи о сотрудничестве Гапона с властями стали поводом для расправы с ним.
Истинной причиной, видимо, была огромная популярность Гапона, который претендовал на роль лидера всего революционного движения.
С другой стороны, многие радикально настроенные противники режима опасались, что Гапон действительно встанет на путь мирного сотрудничества с властями и отвлечет массы трудящихся от «настоящей» революционной борьбы. Это совершенно не устраивало, например, главу Боевой организации эсеров Евно Азефа, который, получая огромные средства, как агент Охранного отделения, не хотел значительного урезания финансирования.
Азефа полностью поддержал его заместитель – честный и фанатичный террорист Борис Савинков. Именно они настояли на вынесении Центральным комитетом партии социалистов-революционеров смертного приговора Гапону, как агенту Охранки и провокатору.
Евно Азеф и Борис Савинков
26 марта 1906 года Гапон на собрании рабочих представил проект новой организации, названный им «Программа русского синдикализма». А через два дня «приговор» партии эсеров был «приведен в исполнение».
Надо сказать, что Гапона предупреждали об опасности: некоторые говорили, что она исходит от черносотенцев, другие советовали быть осторожнее, общаясь с эсерами. Однако Гапон, надеясь на свою популярность, не верил в угрозы.
28 марта 1906 года он отправился за город – в Озерки, где у него была назначена встреча с представителями партии эсеров. Обратно он уже не вернулся.
Лишь 6 апреля в прессе прошли сообщения о том, что Гапон пропал без вести. А 16 апреля чиновник особых поручений при Департаменте полиции И. Ф. Манасевич-Мануйлов под псевдонимом «Маска» опубликовал в газете «Новое время» статью, в которой утверждал, что Гапон убит членом Боевой организации эсеров – инженером Петром Рутенбергом, имевшим партийную кличку Мартын (или – Мартын Иванович). Напомним, что именно Рутенберг фактически спас раненого у Нарвской заставы Гапона 9 января 1905 года.
Из Берлина на адрес адвоката С. Марголина пришла посылка с бумажником Гапона и ключом от несгораемого ящика банка «Лионский кредит».
19 апреля в редакции ряда газет поступили анонимные письма, в которых говорилось, что Гапон убит по приговору «суда рабочих» как «предатель-провокатор».
Популярность Гапона в народе была столь велика, что эсеры не решились признаться в убийстве и 26 апреля выступили с официальным заявлением, утверждая, что «сообщения «Нового времени» – гнусная клевета».
И даже 5 июля того же года Азеф отказал убийце Гапона – П. Рутенбергу, в подтверждении факта, что он действовал по приказу партии. А Центральный комитет партии социалистов-революционеров заявил, что убийство Гапона было «частным делом Рутенберга». Организацию убийства Гапона эсеры признали лишь в 1909 году.
Но вернемся в 1906 год, когда в последний день зимы вдруг бесследно исчез Г. А. Гапон.
Его тело было обнаружено лишь 30 апреля. Хозяйка дачи, где произошло убийство (некая Звержинская), обратила внимание, что арендованный у нее дом закрыт и стоит пустым. Пришлось взламывать замки. В комнате на втором этаже было найдено тело повешенного Гапона. Свидетели по фотографиям опознали человека, который появлялся в доме в тот день – им оказался именно Петр Рутенберг.
Дом в Озерках, в котором был убит Гапон
Комната, в которой произошло убийство
Смерть Гапона, без всяких преувеличений, потрясла очень многих простых людей. Никто не верил, что расправа с ним была учинена революционерами, в убийстве подозревали агентов царской Охранки. В газетах писали, что Гапон якобы собирался опубликовать какие-то сведения, компрометирующие чиновников высшего ранга.
Георгий Гапон был похоронен на средства петербургских рабочих на загородном Успенском кладбище (в Парголово) 3 мая в присутствии корреспондента газеты «Новое время». 
Похороны Гапона
На митинге пели «Вы жертвою пали в борьбе роковой» и «Смело, товарищи, в ногу», требовали мести. На могиле был поставлен деревянный крест с надписью «Герой 9 января 1905 г. Георгий Гапон».
Исправник Колобасев в своем докладе привел список возложенных на могиле венков:
«1) с красной лентой, с портретом Гапона, с надписью «9 января, Георгию Гапону от товарищей-рабочих членов 5 отдела»; 2) с чёрной лентой «вождю 9 января от рабочих»; 3) с красной лентой «истинному вождю революции 9 января Гапону»; 4) с красной лентой «дорогому учителю от Нарвского района 2 отделения» и 5) с красной лентой «Василеостровского отдела от товарищей многоуважаемому Георгию Гапону».
Затем на могиле был поставлен небольшой металлический памятник с белым крестом и надписью:
«Представитель С. Р. Ф. З. Р. (то есть Собрания русских фабрично-заводских рабочих) Георгий Гапон погиб от руки убийцы 28 марта 1906 года на даче в Озерках».
Позже появился памятник с крестом и надписью:«Спокойно спи, убит, обманутый коварными друзьями. Пройдут года, тебя народ поймёт, оценит, и будет слава вечная твоя».
До 1924 года на могиле появлялись венки и траурные ленты. Затем памятник был разрушен, могила забыта и утеряна.
Дачу, на которой был убит Гапон, никто не хотел снимать, и она была снесена в 1909 году.
Но что же произошло в Озерках 28 февраля 1906 года?
Обстоятельства убийства
В 1909 году Рутенберг писал в журнале «Былое», что доверявший ему Гапон сам рассказал о контактах с Витте, пояснив, что деньги требуются на создание новой рабочей организации и что сотрудничество с властями будет использовано на благо революции. Более того, он утверждал, будто тот предложил ему 25 тысяч рублей за сведения о готовящемся покушении на министра внутренних дел Дурново. Это расходится с его более поздними заявлениями:
«Я до сих пор не уверен, было ли убийство Гапона справедливым, был ли он на самом деле агентом-провокатором».
Какие могут быть сомнения, если Гапон, действительно, предлагал ему большие деньги за предательство? Или – не предлагал? Но нужно было как-то объяснить убийство популярного рабочего лидера.
Так или иначе, Рутенберг доложил о разговорах с Гапоном членам Центрального комитета своей партии. Руководитель Боевой организации Евно Азеф (который, кстати, сам и спас от покушения Дурново, получив за это 5 тысяч рублей) при поддержке Савинкова настаивал на «казни предателя». «Привести приговор в исполнение» было поручено самому Рутенбергу, которого поставили во главе пяти эсеров из числа рабочих.
Рутенберг утверждал, что во время последней встречи они стояли за дверью во время его разговора с Гапоном и лично убедились в его предательстве. Однако известно это лишь со слов самого Рутенберга. Что касается исполнителей приговора, то Рутенберг даже не называет их имен. И потому при подготовке статьи в журнал «Былое» у Рутенберга была «полная свобода творчества».
П. Рутенберг, архивное фото Департамента полиции, 1900-е гг.
Б. Николаевский в письме В. Чернову, написанном в 1931 году, среди убийц Гапона упоминает студентов А. А. Дикгоф-Деренталя и Ю. Прокопова, а Бурцев в 1933 году даже утверждал, что Деренталь (между прочим, автор русского текста оперетт «Фиалки Монмартра» и «Чарито») затягивал петлю на шее Гапона.
А. А. Дикгоф-Деренталь: на либреттиста легкомысленных оперетт он похож, а на палача, хладнокровно затягивающего петлю на шее жертвы – не очень
Учитывая, что с момента убийства прошло 25 и 27 лет соответственно, эти свидетельства людей, не присутствовавших при «казни», не вызывают большого доверия.
Рутенберг утверждал, что последними словами Гапона были:«Товарищи, братцы! Не верьте тому, что слышали! Я по-прежнему за вас!»
Непосредственно в убийстве Рутенберг якобы участия не принимал – спустился вниз. На момент смерти Гапону было всего 36 лет.
Мрачные воспоминания об этом убийстве преследовали Рутенберга всю жизнь, и он явно сомневался в своей правоте. Савинкову он однажды сказал:«Я вижу его во сне… Он мне всё мерещится. Подумай, – ведь я его спас 9 января… А теперь он висит!»
После убийства Гапона Рутенберг жил в эмиграции, увлекся идеями сионизма, и, поскольку когда-то принял православие, чтобы жениться на Ольге Хоменко, по своей инициативе прошел древний обряд покаяния об отступничестве, получив 39 ударов плетью, шрамы от которых остались на всю жизнь.
В 1917 году вернулся в Россию, предлагал арестовать Ленина и Троцкого, находился среди защитников Временного правительства, полгода провел в Петропавловской крепости и был освобожден по ходатайству Горького и Коллонтай. Создал Палестинскую электрическую компанию. В годы Второй мировой войны стал главой Ваад Леуми (Национальный совет) – органа еврейского самоуправления в Палестине. Умер 3 января 1942 года в Иерусалиме.
Евно Азеф, по настоянию которого было принято решение об убийстве Гапона, после разоблачения также был приговорен эсерами к смерти (5 января 1909 года).
Листовка-извещение партии эсеров о сотрудничестве Азефа с Охранкой
Однако он успел выехать в Германию, где вел жизнь ничем не примечательного обывателя. Во время Первой мировой войны, как российский подданный и анархист (на самом деле – бывший эсер), два с половиной года провел в берлинской Моабитской тюрьме, после освобождения прожил недолго – умер в апреле 1918 года от почечной недостаточности и был похоронен в безымянной могиле.
Ставший жертвой Рутенберга и Азефа Георгий Гапон, который действительно мог войти в число великих деятелей Русской революции, до сих пор официально носит незаслуженное им клеймо кровавого провокатора.
