За 3 оплеухи 4 млн рублей. История чудачеств Прокофия ДЕМИДОВА, главного «приколиста» Российской Империи

Не было, пожалуй, в истории России человека столь же «чудного», как Прокофий Демидов, одного из богатейших людей Империи, внука любимца Петра I Никиты Демидова

В это воскресенье мы решили вынести «Поучительную историю» из традиционной рубрики «Не в бровь, ни в глаз, а в самый раз» в отдельную публикацию. Ну просто, чтобы не сокращать рассказ, который дальше сокращать уже рука не поднимается.

Нескучный Пронька

Прокофий Акинфиевич Демидов (1710 —1786) — старший сын уральского горнозаводчика Акинфия Демидова,

Прокофий имел чрезвычайно, просто чрезвычайно сложный характер. Даже друживший с ним брат Григорий в период дележа наследства, собираясь обсудить какие-то условия и подозревая, что на них он не согласится, писал об этом Никите: «однако ж угадать не могу, может быть, что добрый стих на него и придёт».

По «добрым стихам», как, впрочем, и по «злым» Прокофий был истинным поэтом. Или, скорее, фельетонистом. Пожалуй, не было тогда в Москве, да и вообще, на Руси человека настолько же странного и анекдотичного, как Прокофий Демидов.

Как заставил князей кланяться

Интереса к заводам он не проявлял никакого, жил в своё удовольствие, просто ссуживая деньги под проценты.

Очень мягко можно сказать, что у Прокофия был весёлый нрав. Он любил пошутить над людьми, тем более над своими должниками. Как-то раз к нему пришла старушка-мещанка, и попросила у него в долг 1000 рублей, пообещав, что вернёт деньги, как будет возможно.

– Я дам, матушка, - заявил Демидов, - но только ты сосчитай их сама.

Старушка согласилась, и Демидов написал записку к кассиру. Через несколько минут слуги Прокофия внесли в кабинет несколько мешков медной мелочи.

– Посчитай-ка, - засмеялся Демидов, видя недоумение просительницы, - все ли тут сполна.

Однако старушка не стала спорить, а подсела к мешкам и принялась отсчитывать медяки, складывая их вокруг себя по рублям в стопки. Прокофий, периодически проходя по кабинету, «нечаянно» эти стопки задевал и рассыпал, после чего долго извинялся, старушка же принималась за работу сначала. Наконец, через несколько часов, старушка закончила отсчёт и собрала мелочь, которой было порядка ста килограмм, в несколько мешков, объявив, что в них ровно 1000 рублей.

– Да не лучше ли дать деньги золотом? - вдруг спросил Прокофий, - а то, пожалуй, неловко тебе будет нести эти мешки?

– Разумеется, золотом батюшка, коли милость ваша будет, - наивно согласилась просительница.

-– Так давно бы ты и сказала, ведь мне и в голову не пришло. А за то, что ты трудилась даром, уж так и быть, бери их без отдачи.

В отличие от своего отца, он весьма уважал простых людей. Зато дворян, сам будучи потомственным дворянином, на дух не переносил, и издевался над ними как мог.

Зазвав как-то чуть не сто представителей высшей российской аристократии к себе на ужин, он перед этим велел нанести в дом вёдер с краской и уставить комнаты, проходы и коридоры лесами, так, что они перегораживали почти все двери.

– Вы уж простите, государи мои, - извинялся он перед прибывшими, - рабочих без меня в дом ввели, я того не ведал. Да вы пригибайтесь, да проходите.

В результате князья, графы и бароны «проходили» в столовую через многочисленные препоны, кланяясь опережавшему их хозяину дома чуть не до земли.

Когда граф Панин прислал в Москву на место сенатора в московский департамент, которое Прокофий обещал кому-то из знакомых, некоего дворянина Собакина, Демидов велел слугам незаметно прибить над дверями дома, где жил вельможа, особую вывеск 

у. На ней были изображены два человека, один из которых, наряженный в старинный парик, сильно походил на графа, второй же отчаянно напоминал Собакина. Надпись на вывеске гласила: «Собакин, архипарикмахер, прибыв недавно из Парижа, предлагает публике свои услуги. Обращаться к г. Панонину». Чтобы не у кого не возникало сомнений по поводу того, к кому именно надо обращаться, слог «но» в последней фамилии, был тщательно замазан грязью и почти не читался.

Другому бы такая выходка могла вполне стоить жизни, но мудрый политик Панин просто сделал вид, что вообще ничего не заметил. Вывеска, конечно, была уничтожена, императрица, до которой дошли рассказы о возмутительной выходке, хотела примерно наказать хулигана, но Панин ее остановил, заявив, что исправить Прокофия все равно не выйдет. В результате Демидов отделался выговором по дворцовой части.

Как давать взятки

Когда ему это требовалось для дела, Прокофий просто «покупал» необходимых вельмож и сановников. И делал он это весьма изящно и по-разному. Решив заручится поддержкой Тайного советника Елагина, он напросился к нему на приём. Елагин, будучи не только государственным деятелем, но ещё и поэтом, частенько помогал императрице в делах стихосложения и был у неё за это в почёте, чем и был интересен Демидову.

Иван Перфильевич Елагин (1725 —1794) — русский государственный деятель, историк, поэт, философ. Обер-гофмейстер Екатерины II. Великий мастер Провинциальной великой ложи в Санкт-Петербурге.

Заметив на руке у вельможи массивный перстень с бриллиантами, Прокофий попросил рассмотреть его поближе. Елагин снял перстень и подал его Прокофию Акинфиевичу. Тот долго восхищался чистотой алмазов, а потом отпросился выйти, дабы глянуть через камни на Солнце. Через некоторое время он вернулся и упавшим голосом заявил, что случился маленький казус и кольцо куда-то закатилось.

– Но не беспокойтесь, - тут же добавил он. - Извольте только сказать, сколько оно стоит.

Вельможа мигом понял брошенный Прокофием намёк и назвал цену вдвое превосходившую стоимость дорогого кольца. А через несколько дней Демидов лично привёз ему перстень, который по самой скромной оценке превосходил первый в цене в четыре раза.

Правда, через некоторое время, когда выяснилось, что Елагин не всесилен и не может «протащить» через императрицу все, чего хотелось бы Демидову, последний во всеуслышанье назвал первого взяточником.

Как поступал с аристократами

Впрочем, почти никто, за исключением самого Елагина, не обратил внимания на заявления известного скандалиста. Екатерина вообще называла его «известным болтуном». В одном из своих писем князю Михаилу Волконскому императрица писала:

«Что касается до дерзкого вам известнаго болтуна (Демидова), то я здесь кое кому внушила, чтоб до него дошло, что если он не уймется, то я принуждена буду его унимать наконец».

Но болтун не мог не болтать, даже понимая, что своей болтовнёй он портит настроение монарших особ. Когда к нему, как к последней инстанции, просить 5000 рублей, приехала графиня Румянцева, статс-дама Елизаветы, он ей заявил:

– У меня нет денег для женщин вашего звания, потому что на вас управы нет, если не заплатите денег к сроку. Вы привыкли быть выше закона, и сам черт с вами ничего не поделает!

Мария Андреевна Румянцева, урождённая Матвеева (1699 —1788) — графиня, мать полководца Румянцева-Задунайского, по слухам, рождённого ею от Петра Великого, статс-дама, гофмейстерина.

Графиня проглотила оскорбление и продолжала просить денег. Наконец, Демидов заявил:

– Я дам вам 5000, если вы мне напишете под мою диктовку расписку

Конечно, Румянцева согласилась и села писать. Демидов же диктовал буквально следующее: «Обещаю и обязуюсь честью заплатить Демидову (в такой-то срок) 5000 руб., полученные от него наличными деньгами; в случае же если сего обязательства не исполню, то объявляю всему свету, что я самая отъявленная /падшая женщина/». Дойдя до последнего слова, графиня чуть не захлебнулась от возмущения и ярости, но, поскольку Демидов на уступки не шёл, в конце концов, подписала бумагу.

Само собой разумеется, в срок она денег не вернула. В первый же день просрочки долга Прокофий Акинфиевич явился в дворянское собрание и, при полном стечении народа, под оглушительный хохот молодёжи, предал документ огласке. Присутствовавшая при этом Екатерина II отобрала расписку и велела Прокофию немедленно покинуть помещение. На следующий день императрица лично уплатила Демидову просроченный долг графини. Нечто подобное Прокофий проделал и с княгиней Анной Александровной Голицыной, которую так же от позора спасла Екатерина.

Когда же во время русско-турецкой войны ей самой, буквально на месяц, чтобы перекантоваться до получения внешнего займа от Голландии, потребовались 4 миллиона рублей, она отправила к богатейшему из ростовщиков Федора Орлова, брата своего фаворита Григория.

Когда тот довёл до него просьбу императрицы, Демидов неожиданно сказал графу:

– Деньги есть, только не для императрицы. Для неё нет у меня ни алтына. Такой у меня искони, видишь, норов: ни гроша тому, кто может посечь меня! Ты, Федор Григорьевич, пожалуй, возьми на перехват четыре миллиона рублей и без процентов, только смотри, назначь себе сам день, час и минуту, когда воротишь мне деньги, а для того, для проверки, твои часы у меня, мои у тебя останутся. Ни воротишь деньги в тот день, час и минуту как сам назначишь, - деньги твои и уж не возьму их; за то созову своих, а ты приведёшь ко мне своих приятелей и я при всех их дам тебе три оплеухи за то, что слова не сдержал.

Прокофию не жаль было заплатить 4 миллиона рублей за три публичных оплеухи генерал-аншефу, обер-прокурору Правительствующего сената Фёдору Орлову

Граф не сразу согласился на столь «выгодное» предложение. Только посоветовавшись с императрицей, он принял миллионы от Демидова. Деньги на погашение задолженности были готовы к возврату задолго до назначенного срока, но Прокофий Акинфиевич до последнего дня отказывался их принять, надеясь, что что-то случится, и Федор подставится-таки под оплеухи.

Хряк в почёте

Как-то раз, по поводу приезда некоего вельможи, Демидов закатил приём чуть не на сто человек. Однако в последний момент вельможа прислал курьера, сказав, что он весьма извиняется, но прибыть не сможет, поскольку его вызвал к себе генерал-губернатор. Рассерженный хозяин моментально приказал слугам притащить из свинарни самого здорового борова и пристроить его на месте, которое предназначалось для дорогого гостя. Он лично потчевал отчаянно визжащее животное самыми дорогими кушаньями и напитками, приговаривая при этом:

– Кушайте, ваше сиятельство, на здоровье, не брезгайте моим хлебом и солью: век не забуду вашего одолжения!

В другой раз, когда на званный обед один из четверых зятьёв Прокофия пригласил уже его самого, Демидов провернул фокус со свиньёй уже в обратную сторону. Зять пригласил его дабы загладить перед могущественным тестем некую сделанную нечаянно обиду. В ответ Прокофий прислал вместо себя того же борова и мешок червонцев. В сопроводительном письме он извинялся за то, что не смог навестить любимого зять сам, и прислал вместо себя свинью, каковую велел посадить на предназначенное ему место и потчивать так, как если бы это был он. Приказание, к неудовольствию пришедших на обед гостей, было исполнено неукоснительно, после чего обида зятю была прощена.

Настоящие скачки!

Простой человек мог запросто (но не очень просто) заработать у него порядочную сумму денег. Например, согласившись пролежать в его дому, не вставая на спине год. Решившегося на такое окружали заботой и вниманием, кормили от пуза, поили допьяна, и, если человек выдерживал испытание, ему давали от 5 до 10 тысяч. Но, если вдруг выяснялось, что он пытался схитрить и поднимался, когда думал, что его никто не видит, обманщика нещадно били кнутом. Тысячу рублей можно было заработать просто не моргая в течение часа в то время, как Прокофий махал перед глазами руками.

Но он мог дать деньги и просто так, это уж как настроение будет. В России об этом знали, и его почта всегда была полна писем, в которых люди самых различных званий и сословий взывали о помощи, обещая всю жизнь молить о нем Богу. Тут главное было попасть на богача, когда он будет «в добром духе». Тогда проситель мог получить не только просимое, но и солидную сумму сверху «на разжитие».

Вообще, хорошенько прогнувшись можно было выпросить у московского Креза более чем приличную сумму. Известен случай, когда к богачу пришёл некто Медер, находившийся в весьма печальном финансовом положении. Явился как раз за тем, чтобы его поправить. Прокофий встретил его в одной грубой сорочке и без нижнего белья.

– Ты кто такой? - спросил Демидов пришедшего.
– Медер.
– Чем занимаешься?
– Я купец и маклер.
– Что тебе нужно?
– Посмотреть и подивиться на Демидова. Слава повсюду разгласила о его добрых делах.

«Доброделатель» внимательно оглядел фигуру пришельца.

– А ты хороший кавалерист?
– Да.
– Я хотел бы тебя испытать.
– Зависит от вас.
– Становись на четвереньки, и я на тебе поеду.

Медер ожидал чего-то подобного и выкабениваться не стал. Прокофий выгнал своего «скакуна» в сад и долго петлял на нем по снегу (дело было зимой) между деревьев. Вдоволь накатавшись, он слез, похлопал Медера по затылку и с пафосом произнёс:

– Хорошо, ты из моих. Не хочешь ли теперь есть или пить?
– Больше пить, нежели есть.

Демидов позвал слуг и те мигом принесли сделанную из дорогущего саксонского фарфора чашу, наполненную пуншем. Зачерпнув из неё стакан, Прокофий подал его «скакуну», однако тот брать его не стал.

– Маловат, - пожаловался он Прокофию. - Дозвольте, ваша милость, из чаши выпить.
– Ну, пей, коли так хочется.

Гость взял чашу в пару минут выпил ее до дна. После чего бросил ее в сугроб и крикнул что было мочи:

– Да здравствует ДЕМИДОВ!!!

Прокофий был от счастья даже не на седьмом, а где-то между одиннадцатым и двенадцатым небом. Он расцеловал угодившего ему гостя и сказал:

– Я не ожидал встретить такого молодца. Будь мне братом. Если я могу сделать что-то для тебя, проси смело.

Подогретый алкоголем Медер смело попросил 40 000 рублей, которые ему были выданы незамедлительно. Выписывая записку к кассиру, Прокофий пробурчал:

– И только-то...

Вот такие шуточки

Прокофий не любил шумный и суетный Петербург и почти всю сознательную жизнь прожил в спокойной купеческой Москве. Фото: www.timeout.ru

Таких правдивых анекдотов про чудного богача рассказывали массу. Говорили, что он, желая прокатиться летом на санях, велел купить в Москве всю соль и засыпать ею дорогу от его имения до городской заставы, после чего проехав по ней взад и вперёд разрешил крестьянам собрать дорогой продукт.

Говорили, что он напоил до бесчувствия одного из просителей, уложил его в гроб, обложил ассигнациями и в таком виде отправил домой.

Говорили, что он, напоив вином квартального, обрил его налысо, раздел догола, обмазал мёдом и обвалял в перьях, а когда тот проспался, долго укорял за то, что он в таком виде является к приличным людям. И так далее, и тому подобное.

Чудачества Проньки, как звали за глаза Демидова, проявлялись во всем. По Москве он ездил в ярко-оранжевой раскорячке, запряжённой шестёркой лошадей, причём в первой паре шли маленькие лошадки, размером с пони, на одной из которых восседал огромный форейтор, волочивший ноги по земле. Во второй паре шли лошади огромные с форейтором-карликом. И в третьей — опять же парочка пониподобных кляч. Лакеев Прокофия можно было легко узнать по особенной униформе: половина их ливреи была пошита из шикарнейшего аглицкого материала и вся увешана галунами, вторая же, напротив, была изготовлена из самого дешёвого сукна и никаких украшений не содержала, одна нога была одета в шёлковый чулок и обута в прекрасный башмак, на другой же красовался крестьянский лапоть.

Когда в среде московской молодёжи в моду вошло носить очки, он одел их не только сам и не только заставил одеть их всю дворню, в очках ходили все его лошади, собаки и даже дворовая кошка.

Но далеко не все его забавы оканчивались так безобидно. В 1778 году, например, он решил устроить в Питере народные гулянья, равных которым по масштабности не было. Результатом стали 500 человек, умерших от чрезмерно большого количества выпитого алкоголя.

На устроенных Прокофием народных гуляниях больше 500 человек банально «упились вусмерть». В самом прямом смысле слова

За границей российский миллионер удивлял всех тем, что вообще не ездил на своих лошадях, а исключительно на извозчике, как он говорил: «в посмеяние тем, у которых недостаточны карманы, а ездят в каретах».

Он вообще любил бывать в заморских странах, где «по-галански скупо жил, ... они (у кого жил, - В.Ч.) радуются и не утерпели за то похвалить меня». В Лондоне Прокофию особо понравился английский чай, который был «очень хорош, только духу нет». Зато в Саксонии он поразил местных жителей широтой русского размаха. Тут он скупал на рынке все подряд, причём многие из покупок были ему явно не нужны. По вечерам же он накрывал в своей резиденции огромные столы, которые буквально ломились от явств, и приглашал «на русский ужин» всю местную аристократию. Гости вежливо и усиленно ели, полушёпотом обсуждая, на сколько ещё дней хватит денег у иностранного мота. А «мот» с горечью в голосе жаловался пришедшим на нищету их города:

-Как вы только тут живете, милостивые государи, я уж и ума не приложу. У вас ведь совсем и купить нечего. Я уж, право, и не знаю, на что деньги мне свои потратить...

Таких мелких деталей в историях Прокофия была масса. Многие из них он изложил в письмах, написал даже несколько «пашквилей» на братьев своих и знатных вельмож. «Пашквили» эти, по приказу Елизаветы Петровны были публично под виселицей сожжены палачом. И из этого наказания Пронька сумел сделать настоящее шоу. Он снял все дома, выходившие окнами на место намеченной «казни», пригласил в них всю московскую знать и нанял духовой оркестр с литаврами, который играл все время, пока палач жёг отпечатанные брошюры и рукописи.

Борец за справедливость

Прокофий Акинфиевич был человеком справедливым и никогда не прощал незаслуженные обиды. Однажды, во время пребывания в Англии, один из тамошних купцов «впарил» русскому богачу нужный ему товар по весьма завышенной цене. Когда обман раскрылся, Прокофий решил наказать даже не одного обидчика, а всю английскую торговлю. Приехав в Россию, он купил всю русскую пеньку, какую тогда смог найти. Получаемая из стеблей конопли пенька была тогда одной из основных статей российского экспорта. Из неё ткали мешки, сучили верёвки и плели канаты. Без неё мировая торговля просто не могла существовать. Просто, банально, не во что было складывать товары, и нечем было их перевязывать.

Пенька в XVIII веке была самым ходовым товаром. Не говоря о торговых грузах, без неё даже паруса поднять нельзя было: канаты делались из пеньки

Когда английские купцы приехали за ней в Россию, их, естественно, послали к Прокофию, но тот назвал цену в десять раз большую нормальной. Конечно, британские негоцианты возмутились и покинули дом злобного пеньковладельца. Попытки найти других продавцов успеха не дали. Даже те, у кого она была, не хотели связываться с непредсказуемым Прокофием, ломая его игру с англичанами. Все говорили англичанам одно и то же: «Идите к Демидову». Пришлось идти ещё раз, в надежде что тот одумается и скинет цену. Но он не только не скинул, а ещё и удвоил ее, чем привёл купцов в окончательное расстройство. Пеньковая делегация вернулась на свои туманные берега ни с чем. После этого случая никто уже не рисковал связываться со странным русским.

Нескучный сад нескучного человека

Детей своих старший Демидов не баловал. Сыновей обучал грамоте и наукам вдалеке от дома, в Гамбурге, а дочерей старался выдать не за дворян, а за купцов и заводчиков. Когда старшая Александра заявила, что за «простого» никогда не выйдет, он прибил на воротах объявление о том, что у него «есть дочка-дворянка, и не желает ли кто из дворян на ней жениться?» В результате строптивая девица в тот же день была повенчана со случайно проходившим мимо и откликнувшемся на объявление чиновником Станиславским.

Дом Прокофия Демидова

Я рассказал только о самых смешных сторонах жизни Прокофия. На самом деле он сделал много добрых дел: открыл в Москве коммерческое училище для купеческих детей, дал почти 4 млн рублей ассигнациями на первый в России «сиропитательный дом» для брошенных детей, пожертвовал крупную сумму на строительство госпиталя для бедных рожениц и так далее, и тому подобное, всех его благих пожертвований сложно будет перечислить.

Но главное, за что его могут благодарить москвичи – это устройство на берегу Москвы-реки замечательного «Нескучного сада». В глубине которого стоял небольшой, по тогдашним московским меркам, но изящный домик чудака-Проньки. Сегодня в нём «проживает» Президиум Российской академии наук.