Морская  коллекция

Выпуск 1: НАЧАЛО “ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА” Статья из Конструктор" №12-1990

Не прошло и часа, как судьба турецкого флота, прижавшегося к бортовым батареям порта Синоп, была решена. Разгоревшийся на корвете “Гюли-Сефид” пожар добрался до пороховых погребов, и первый в это ноябрьское утро 1853 года корабль султана взлетел на воздух. Еще через три часа в Синопской гавани пылало все, что могло гореть,— 7 оставшихся турецких фрегатов и корветов, новый боевой пароход “Эресли”, батареи и форты. Пожар начался и в самом городе. Русская эскадра под командованием вице-адмирала Нахимова прекратила огонь — за отсутствием противника. С громкой победы русского флота (а современники ставили Синоп “выше Чесмы и Наварина”) началась Крымская война — последняя, в которой на море гордо поднимали свои паруса деревянные красавцы — линейные корабли.

Из числа знаменитых морских побед России Синопсмое сражение выделяется обстоятельством, увы, нечастым для истории русского флота. Разгром был достигнут не только за счет умелых действий Нахимова и храбрости команд, но и благодаря техническому превосходству нашей стороны. В этом сражении были впервые применены в широком масштабе новые 68-фунтовые “бомбические” пушки, стоявшие на нижних батарейных палубах русских линейных кораблей. По иронии судьбы гром этих орудий прозвучал похоронным звоном не только по целому классу кораблей и большому периоду истории флота, но и по самим победителям. Черноморский флот был затоплен командами при осаде Севастополя.

В течение нескольких столетий — до середины прошлого века — прогресс в военном кораблестроении был очень медленным. Деревянные парусные корабли разных стран отличались друг от друга разве что размерами. “Возраст” линкоров тех лет играл не самую важную роль: лишь бы выстроенный из отборных пород дерева корпус сохранял свою прочность. В периоды долгих войн на море конца XYIII — начала XIX века корабли неоднократно переходили из рук в руки и служили порой по 30 лет, пока не становились жертвой жучка-древоточца или плесени. В сражениях они обладали удивительной живучестью. Попадания двух-трех сотен чугунных ядер для многослойных дубовых бортов, общая толщина которых доходила порой до метра, оказывались “как слону дробина”. В сущности, каждый линейный корабль эпохи паруса являлся своего рода “броненосцем”, хотя и деревянным. Только пожар, бороться с которым среди дерева, парусины и запасов пороха было очень непросто, мог привести к гибели крупного корабля в бою. Кстати, именно неуязвимость деревянного корабля задерживала введение в военном флоте более прогрессивных материалов. Действительно, железный корпус был куда более легким и прочным (а затем и более дешевым) по сравнению с деревянным, но ядра оставляли в нем аккуратные круглые дырки, и судьба такого корабля в бою оказалась бы плачевной. В результате железными стали только новомодные пароходы-разведчики, не предназначенные для серьезного боя. А на главных кораблях флотов по-прежнему грозно смотрели через порты в толстых дубовых бортах до полутора сотен пушек.

С многолетним равновесием средств нападения и защиты на море покончил французский майор Анри Пексам. Еще в 1819 году он создал разрывную бомбу для морских орудий, имевшую, впрочем, самое простое устройство. Она представляла собой полое ядро, заполненное порохом, с фитилем, загоравшимся при выстреле. Первые же опыты показали полную беззащитность самых сильных кораблей перед новым, хотя и столь примитивным снарядом. При удачном взрыве в деревянном борту появлялись дыры размером в несколько квадратных метров, а пожар становился почти неминуемым. Тем не менее консервативные военно-морские круги почти всех держав не спешили с повсеместным вводом нового оружия. Пексан успел стать генералом, пока его орудие заняло наконец прочное место на кораблях самых разных классов. Первый реквием деревянным линкорам прозвучал в 1849 году, когда десяток орудий береговой батареи пруссаков сжег разрывными бомбами датские 84-пушечный корабль “Христиан III” и 48-пушечный фрегат “Гефион”. Окончательную же точку поставил Синопский бой.

Неудивительно, что наиболее дальновидные кораблестроители предвидели подобное развитие событий и готовили свой ответный ход. Идея бронированного корабля возникла сразу в нескольких странах после появления бомбических пушек, однако с ее реализацией не особо спешили. Дело было не только в консерватизме: первые опыты с относительно тонкой броней из нескольких слоев железных листов обескуражили конструкторов — такая броня не обеспечивала никакой защиты. Только переход к кованым плитам толщиной примерно в 10 см дал долгожданный результат.

Задача эта не была ни простой, ни быстрой. Видающийся французский инженер Дюпюи-де-Лом подготовил свой проект броненосного корабля еще в 1845 году, но ему пришлось дожидаться его осуществления целых 12 лет, пока ом не стал главным конструктором французского флота. Немало помогла ему в этом и Крымская война. Протестуя против “вытеснения” дерева с линкоров, морское министерство Франции и император Наполеон III не возбраняли опытов с “вспомогательными” кораблями. Буквально за несколько недель до Синопского сражения были заложены плавучие батареи “Лав”, “Тоннант” и “Девастасьон” — немореходные, имевшие скорость всего 3—4 узла, но забронированные “с ног до головы”. Их безусловный успех при осаде Кинбурна, когда русские ядра и бомбы ничего не могли сделать с их 100-мм железной броней, оказался лучшей рекламой бронированных кораблей.

Надо сказать, что союзники по Крымской войне, Англия и Франция, стали после нее не только двумя главными морскими державами, но и практически морскими «монополистами". Такое положение только подстегивало обе страны, создавшие обширные мировые империи, к дополнительному соперничеству. Франция сильно отставала от “владычицы морей” по боевой мощи линейных флотов, потому приход “железной зры” давал ей, казалось бы, отличный шанс. Один бронированный корабль мог успешно выдержать сражение с несколькими “деревяшками” (позднее ”то успешно продемонстрировал в гражданской войне в США броненосец южан “Вирджиния”, более известный под своим первоначальным названием “Мерримак”. Он безнаказанно уничтожал эскадру северных штатов до тех пор, пока на выручку не пришел знаменитый “Монитор”). Это означало одно — морское соперничество можно начинать практически с нуля! Вскоре после окончания Крымской войны французское морское министерство представило императору программу из 30 океанских броненосцев и 11 броненосных плавучих батарей, и Наполеон III утвердил ее.

Однако прогрессивных идей не всегда достаточно для получения фактического превосходства. Де-Лом предполагал построить свой столь долго вынашиваемый океанский броненосец из железа, а броня на нем должна была иметь толщину 161 мм. Увы, “то оказалось не по силам французской промышленности того времени. Пришлось сразу же применить полумеры. Для убыстрения дела взяли недостроенный корпус деревянного линейного корабля “Глуар”, верхняя палуба которого была разобрана, а на борт навешена кованая броня толщиной 110— 120 мм.

В результате первый французский броненосец оказался не слишком удачным кораблем. Хотя он и был неуязвимым для орудия своего времени, но под своим железным “панцирем” сохранил все недостатки, свойственные деревянным кораблям — огнеопасность и плохую живучесть, обусловленную невозможностью разделения на действительно водонепроницаемые отсеки. Англичане до сих пор не признают “Глуар” в качестве первого в мире мореходного броненосца, поскольку тот был подвержен сильной качке в открытом море, а его орудия располагались менее чем в 2 метрах над водой, и могли вести огонь только в очень спокойную погоду. Кроме того, однотипные с ним “Инвинсибль” и «Норманди" были построены из некачественной древесины и всего за 10 лет пришли в полную негодность. Сам “Глуар” служил в составе французского флота до 1879 года.

Резким контрастом судьбе деревянных кораблей явилась история первого французского железного броненосца “Куронь”. Заказанный в том же 1857 году по проекту конструкторов Оден”, этот корабль стал первым а мире железным броненосцем (по времени закладки), хотя из-за неоднократных задержек и изменений проекта он вошел в строй позже английского “Уорриора”. В сущности, проект Оден” был очень близок к де-ломовскому “Глуару”, сохранив все его недостатки — в частности, плохое разделение корабля на отсеки. Однако материал корпуса сказался на сроке службы: “Куронь” состоял в 1-й линии французского флота до 1881 года, когда с него сняли броню и добавили легкий полубак. После этого бывший броненосец стал учебно-артиллерийским кораблем и прослужил до 1910 года, когда его статус был низведен до уровня понтона.

Выпуск 2: «ВТОРАЯ СТОЛЕТНЯЯ ВОЙНА»

Статья из журанала "Моделист-Конструктор" №2-1991

У подъезда парижской «Гранд-Опера» 14 января 1858 года разразилась настоящая канонада. Четверо итальянских террористов буквально засыпали бомбами подъехавшую к театру карету французского императора Наполеона III. Покушение, увы, не удалось, пострадали только случайно оказавшиеся поблизости люди —156 человек было убито и ранено, а император отделался легким испугом. Это, казалось бы, столь далекое от морской истории событие, часто называемое «заговором Орсини», оказало тем не менее значительное влияние на развитие только зародившихся броненосцев.

Отношения между Англией и Францией на протяжении более чем 100 лет, начиная с XVIII века, никак нельзя было назвать добросердечными. Особенно «острыми» были годы правления дяди счастливо избежавшего итальянских бомб Наполеона III—«первого консула», а затем и императора Наполеона Бонапарта. Он поставил своей целью догнать Англию по составу военных флотов и сокрушить ее на море. Только поражения французов при Абукире и Трафальгаре избавили Англию от угрозы вторжения. Несколько противоестественное «союзничество» обеих держав, объединившихся в Крымскую войну против России, немедленно превратилось в обычное соперничество после ее окончания. В морских штабах, да и просто в газетах извечных соперников скрупулезно подсчитывалось количество линейных кораблей и фрегатов. Недаром один известный историк французского флота назвал англо-французское морское соперничество XVIII—XIX веков «второй Столетней войной».

После покушения Орсини (которого чуть ли не произвели в английские агенты) соперничество вновь перешло в очень «жесткий» период. Французская армия превосходила английскую в 5 раз по численности и еще более значительно — по боевой подготовке, и бравые вояки Наполеона-племянника призвали к походу на Лондон. Дело дошло до того, что в одной из самых влиятельных французских газет начали печатать списки офицеров, готовых хоть завтра начать «охоту за бандитами в их собственном логове».

Единственной защитой Англии был ее флот, на протяжении всего столетия более мощный и подготовленный, чем французский. Но появление нового класса кораблей — броненосцев — давало французам отличный шанс зачеркнуть это превосходство. Следующие два десятилетия — 60-е и 70-е годы — прошли под знаком непрерывного и активного соперничества Англии и Франции в кораблестроении.

После начала постройки «Глуара» его создатель и главный конструктор французского флота Дюпюи-де-Лом предложил невиданное — построить 10 таких же броненосцев всего за 18 месяцев! В результате в конце 1860 года были заказаны и в первой половине следующего заложены сразу 10 кораблей типа «Прованс»— самая большая серия броненосцев за все время существования французского флота. Только один из них —«Эроин»— строился из металла; все остальные имели деревянные корпуса и обладали всеми недостатками «Глуара», главным из которых была ничтожная живучесть.

«Провансы» — не единственный козырь Франции, разыгранный де-Ломом. Еще на полгода раньше в Бресте и Лорьяне заложили единственные в мире двухдечные броненосные корабли «Мажента» и «Сольферино». Их борта ощетинились более чем пятью десятками пушек; кроме того, они впервые в истории линкоров с античных времен были вооружены трехметровым тараном в виде 14-тонного стального конуса. Но сами корпуса остались деревянными, и вся ущербность использования этого материала была продемонстрирована судьбой «Маженты»: после 11 лет службы этот броненосец погиб в результате пожара в собственном порту. Огонь вспыхнул ночью и в течение 3 часов разгорелся настолько, что команда вынуждена была покинуть корабль, не затопив кормовые пороховые погреба. В итоге «Мажента» взлетела на воздух, разделив судьбу десятков своих деревянных предшественников.

Однако все это произошло позднее, а в начале 60-х годов морское владычество Англии оказалось под серьезной угрозой. «Британскому льву» пришлось в очередной раз проснуться и продолжить гонку. Вслед за «Уорриором» и однотипным «Блэк Принсом» со стапелей стали сходить их более или менее удачные потомки.

Одним из лучших ранних английских броненосцев считается «Ахиллес». На нем была установлена более совершенная машина, броня пояса распространена по всей длине ватерлинии, а количество водонепроницаемых отсеков превысило сотню. Не удалось окончательно избавиться только от присущего всем ранним броненосным фрегатам недостатка — эти корабли плохо управлялись, что, впрочем, было связано прежде всего с чисто технической сложностью передачи усилий от штурвала на руль — ведь никаких силовых приводов в это время на флоте еще не было, и приходилось пользоваться целой системой блоков, талей и рычагов.

«Уорриор» показался Адмиралтейству слишком дорогим, и следующая пара броненосцев типа «Дифенс» была уменьшена по водоизмещению почти на треть. Итог вряд ли можно назвать утешительным: линкоры оказались хуже своего прототипа во всех отношениях, кроме разве что маневренности. Еще два почти однотипных корабля («Гектор» и «Вэлиент») получили улучшенную защиту, вооружение и увеличенную, но все равно недостаточную скорость — всего до 12 с небольшим узлов. Эта ветвь развития железных броненосцев тем не менее продолжала давать в течение следующих семи лет чахлые побеги — такие, как «Пенелопа» водоизмещением в 4500 т. Англичане стыдливо называли эти корабли броненосными корветами, и у нас нет основания рассматривать их в качестве настоящих линкоров.

Не вполне удачной оказалась и прямо противоположная попытка улучшить защиту броненосцев с бортовой батареей. Три «неуязвимых» корабля —«Минотавр», «Эйджинкорт» и «Нортумберленд»,— корпус у которых был покрыт броней от верхней палубы и почти на два метра ниже ватерлинии (незащищенным оставался лишь небольшой участок в верхней части), оказались слишком большими и дорогими. Эти уникальные для английского флота 5-мачтовые броненосцы имели прекрасную мореходность, хорошо вели себя на волнении и обладали завидной скоростью. Просторные помещения явились дополнительным соблазном для адмиралов, и «Минотавр» и «Эйджинкорт» всю свою активную карьеру провели в качестве флагманских кораблей флотов. Более сильный в артиллерийском вооружении «Нортумберленд» неоднократно оказывался в подчинении у своих «кровных братьев». Головной корабль серии —«Минотавр»— был закончен постройкой еще в 1865 году, но на нем в течение полутора лет испытывались различные элементы оборудования, в том числе его парусное вооружение. Итог оказался неутешительным: корабль водоизмещением свыше 10 тысяч тонн развивал под всеми парусами на своих 5 мачтах не более 9 узлов. Стало совершенно ясно, что паруса уже отжили свой век на флоте, но чины Адмиралтейства упорно настаивали на их наличии на каждом новом броненосце, поскольку считалось, что если они и непригодны в бою, то хотя бы уменьшат расход угля.

Видя свое явное отставание от Франции по броненосным кораблестроительным программам, англичане пустили в ход все резервы. Хотя главный конструктор британского флота Айзек Уоттс являлся противником дерева в качестве материала для главных сил флота, ему пришлось подстраиваться под обстоятельства. В 1861 году было принято решение о переоборудовании в броненосцы пяти 91-пушечных деревянных двухдечных кораблей II ранга. На четырех из них срезали верхнюю палубу, а корпус удлинили на 7 м. Но к моменту достройки пятого («Зилэс») выяснилось, что подобное увеличение длины приводит к недостаточной прочности деревянной конструкции, и от этой меры пришлось отказаться. В результате «несерийный» «Зилэс» оказался меньше кораблей типа «Оушн» на 700 с лишним тонн, самым медленным (скорость 11,5 узла) и самым слабым по вооружению (двадцать 178-мм орудий). Практически весь свой срок службы он провел под парусами, прибегая к машине только в случае полного штиля.

Остальные деревянные броненосцы, задуманные в качестве кораблей для «временной службы» (предполагалось, что они пробудут в строю не более 12—15 лет), оказались на редкость ценными боевыми единицами. «Принс Консорт» и «Оушн» провели свой век в дальних плаваниях и на отдаленных колониальных базах, причем «Оушн» ни разу после подъема своего вымпела и вплоть до окончания активной службы не бросил якорь в родных британских водах!

Кроме переоборудованных из уже имевшихся деревянных корпусов (помимо рассмотренных нами кораблей, броню получили также небольшие шлюпы «Рисерч», «Энтерпрайз» и корвет «Фейворит»), в Англии было создано два больших деревянных броненосца специальной постройки. Один из них, «Лорд Уорден», оказался вообще самым большим из когда-либо построенных деревянных кораблей. Основой проекта послужил последний неброненосный и самый мощный трехдечный парусно-паровой линкор «Беллерофон». Корпус обшили железными листами толщиной почти 4 сантиметра; внутри его разделяли железные переборки. Но игра не стоила свеч: «Лорд Клайд» послужил всего 11 лет и был исключен из списков флота в 1875 году «ввиду некачественной постройки», успев износить к тому времени две паровые машины (первая была заменена уже через три года после вступления корабля в строй). Его «систершип» прослужил на 14 лет больше; настолько же дольше мучилась и его команда, поскольку эта пара броненосцев оказалась еще и рекордсменом по бортовой качке.

Последним британским деревянным линейным кораблем стал «Рипалс», переоборудованный по типу «Зилэс». Его постройка продолжалась 11 лет — с 1859 по 1870 год; но вина за это лежит не на английских верфях: просто Адмиралтейство ждало результата более ранних переоборудовании. Начат «Рипалс» был на казенной верфи в Вулвиче, а заканчивать его пришлось уже в Ширнессе, поскольку Вулвичский кораблестроительный завод за эти долгие годы успел закрыться. Однако, несмотря на столь долгое строительство, последний деревянный броненосец оказался неплохим кораблем.

К моменту его достройки выяснилось, что броненосцы стали «слишком» неуязвимыми: орудия, как правило, не могли пробить брони противников даже на самых малых дистанциях. Подобное положение совершенно не устраивало артиллеристов; стали разрабатываться все более мощные пушки — началось соревнование между снарядом и броней, ставшее стержнем, вокруг которого вращалось все последующее развитие класса бронированных кораблей.

Более мощные пушки и более толстая броня имели очень значительный вес. Это означало, что корабль уже вряд ли может быть забронирован на всем своем протяжении по длине и высоте корпуса. Первой жертвой стала батарея. Тяжелые орудия крупного калибра не могли устанавливаться в прежнем количестве; их число уменьшилось, и батарея постепенно все более и более «сжималась» к центру корабля. Так, из броненосцев с бортовой батареей развились сначала линкоры с центрально расположенной батареей (одним из которых и стал многострадальный «долгострой» «Рипалс»), а затем и казематные корабли. Заочное соревнование двух знаменитых кораблестроителей своего времени, главных конструкторов французского (Дюпюи-де-Лом, создатель «Глуара») и британского (Эдуард Рид, сменивший в 1863 году автора проекта «Уорриора» Айзека Уоттса) флотов продолжалось.

Решительный шаг вперед по этому пути представлял собой английский казематный броненосец « Беллерофон ". На нем впервые применили так называемую бракетную, или «клетчатую», систему набора корпуса, сохранившуюся до середины XX века. Корабль имел двойное дно на всем протяжении корпуса; впервые в значительных количествах использовалась сталь — пока что только для облегчения конструкции. Сам корпус в средней части получил более «квадратные» обводы, также ставшие традиционными для последующих поколений линкоров.

Французы ответили закладкой в 1865 году сразу четырех броненосцев с центральной батареей, вооруженных еще более мощными, чем у англичан, пушками калибра 274 мм (вместо 229-мм на «Беллерофоне»). Однако начало сказываться качественное отставание французской промышленности. Первые три корабля типа «Маренго» сильно запоздали («Сюффрен» строился почти 10 лет); кроме того, они по-прежнему были выстроены из дерева. Наконец-таки (впервые на французских броненосцах) появились водонепроницаемые переборки; но их было только три, а герметичность такой конструкции в деревянном корпусе вызывала сомнения. В дополнение ко всему тип «Маренго» оказался малоостойчивым. Четвертый корабль «Фридланд", задуманный как железный вариант «Маренго», уже в ходе постройки был сильно изменен. Шесть мощных 274-мм орудий помещались в бортовой батарее на расстоянии 10 метров друг от друга, а еще два — в небронированных установках с круговым вращением (предшественниках будущих барбетов) — обеспечивали огонь по носу и корме. По-прежнему недостаточной оставалась живучесть: число главных отсеков было увеличено до 6, но и железный броненосец не имел двойного дна.

Конец необъявленной «второй Столетней войне» положила война вполне реальная. В 1870 году Франция потерпела жестокое поражение от Германии на суше. Ей так и не понадобился свой второй в мире по мощи флот; хотя броненосцы Наполеона III блокировали все германские порты, в единственном морском сражении франко-прусской войны на другом конце света, около Кубы, сошлись два маленьких небронированных деревянных кораблика, вооруженных всего одной средней пушкой,— «Бувэ» и «Метеор». Исход боя можно назвать «ничейным»; никакого влияния на итоги войны он не оказал. Но поражение Франции привело не только к падению последнего французского императора, но и в значительной мере покончило с притязаниями страны на морское господство.

В. КОФМАН
Под редакцией адмирала Н. Н. Амелько

 

Выпуск 3: УРОКИ ЛИССЫ

Статья из журанала "Моделист-Конструктор" №3-1991

Свои первый триумф будущий командующий австро-венгерским флотом, а пока находившийся в чине капитана 37-летний Вильгельм фон Тегетгоф испытал 9 мая 1864 года, когда отряд его кораблей в составе фрегатов “Шварценберг”, “Радецкий” и канонерки “Зеехунд” прибыл в Гамбург после боя с датской эскадрой. Хотя эта полуторачасовая стычка, происшедшая у Гельголанда, фактически окончилась вничью, стратегически ее можно было считать победой Тегетгофа, поскольку блокада германского побережья оказалась прорванной. Так Австрия выручила своего союзника — Пруссию, воевавшую с Датским королевством.

Но, как это обычно демонстрируют законы большой политики, военные союзы редко бывают прочными. И через два года бывшие друзья оказались в состоянии войны. На сей раз Австрии предстояло в одиночку бороться с Пруссией и выступившей вместе с ней Италией. Теперь у Тегетгофа, произведенного к тому времени в контр-адмиралы, появился серьезный противник в собственных водах — довольно многочисленный итальянский флот.

Генеральное сражение на море произошло 20 июля 1866 года неподалеку от острова Лисса (ныне югославского Виса) и стало эпохальным событием для военно-морского искусства и кораблестроения на несколько последующих десятилетий. Первый после Трафальгара бой в открытом море, как оказалось, перечеркнул веками сложившиеся каноны тактики флотов. Вместо строгих кильватерных линий эскадры противников свалились в кучу, где каждый из командиров сам выбирал себе цель. Все это очень напоминало античные времена — золотой век абордажных схваток. Несмотря на частую канонаду с предельно малых дистанций, устаревшие дульнозарядные пушки австрийцев не пробивали относительно слабую броневую защиту неприятеля, а современная итальянская артиллерия оставляла лишь вмятины на отличной броне кораблей Тегетгофа. И тогда, опять-таки следуя традициям древних флотоводцев, австрийцы первыми применили свое главное оружие — таран. Флагманский броненосец Тегетгофа “Эрцгерцог Фердинанд-Макс” на скорости 11,5 узла врезался в деревянный борт “Ре д'Италия”. Через три минуты итальянский броненосец скрылся под водой. Почти одновременно загорелся, а затем взлетел на воздух другой итальянский корабль — “Палестро”. Командующий эскадрой 61-летний адмирал Карло ди Персано, деморализованный потерей двух своих броненосцев, поспешил ретироваться, хотя по-прежнему имел численный перевес в кораблях. Тегетгоф не стал преследовать противника и на следующий день привел свою эскадру в Полу, где его ждал восторженный прием. Ему было суждено прижизненно стать национальным героем, заставившим признать сухопутную Австро-Венгрию значительной морской державой.

Справедливости ради следует назвать, помимо Тегетгофа, еще двоих “патриархов” австрийского броненосного флота, вложивших немало усилий в его создание. Первый из них — эрцгерцог Фердинанд-Макс, брат кайзера Франца-Йозефа I, командующий флотом, своевременно оценивший значение брони и сумевший убедить консерваторов в необходимости ее широкого внедрения. Второй — главный кораблестроитель Йозеф фон Ромако, талантливый инженер, спроектировавший более десятка броненосцев и внедривший множество новаций, впоследствии заимствованных флотами разных стран. Чтобы по достоинству оценить деятельность этих людей, достаточно привести красноречивый факт: Австро-Венгрия вместе с Англией стали единственными в Европе странами, чей броненосный флот был полностью построен на собственных верфях! (Даже Франция имела один большой броненосец береговой обороны “Рошамбо”, купленный в 1867 году в США.) Конечно, кораблестроение “двуединой” монархии по размаху трудно сравнить с аналогичной отраслью “владычицы морей”, но все же оно имело собственную школу, а некоторые решения даже оказали влияние на эволюцию линейных кораблей других куда более развитых стран.

Первыми броненосцами австрийского флота стали небольшие деревянные фрегаты “Драх” и “Саламандер”, официально именовавшиеся “броненосными плавбатареями” и представлявшие собой сильно уменьшенный французский “Глуар”. Задуманные как ответ на итальянские “Формидабиле”, они были изготовлены полностью на отечественной судоверфи в Триесте. Примечательно, что решение об их строительстве Фердинанд-Макс принял самостоятельно еще до утверждения рейхстагом плана создания нового флота. Ромако оперативно подготовил проект, а завод столь же быстро выполнил заказ. В результате головной броненосец “Саламандер” вступил в строй через 15 месяцев после закладки — этот рекорд не удалось побить ни самим австрийцам, ни итальянцам.

Разумеется, такая поспешность в проектировании и изготовлении в сочетании с отсутствием опыта броненосного кораблестроения не могла не сказаться на боевых качествах первенцев нового флота. Броненосцы оказались слабыми, маломореходными и имели в своей конструкции множество анахронизмов, доставшихся от парусной эпохи. Чего стоят, к примеру, гигантские носовые фигуры дракона и саламандры, выполненные мастером Апостоле Сеньяном! (Хранящиеся, кстати, по сей день в морском музее Специи.) Но особое недовольство команды вызвали машины и движители. Поначалу корабли имели по одному трехлопастному винту и развивали скорость чуть более 9 узлов. И только в 1872 году после замены котлов и винта на двухлопастный системы Гриффита они достигли 11-узловой скорости.

Следующие серии австрийских броненосцев — типа “Кайзер Макс” и “Эрцгерцог Фердинанд-Макс”— представляли собой все увеличивавшиеся в размерах “саламандры”, вмещавшие машины повышенной мощности и большее число пушек. Правда, качество артиллерии оставалось прежним: в основном это были дуль-нозарядные 48-фунтовые орудия. Заказанные для последних кораблей современные 210-мм пушки Круппа так и не были получены из-за войны с Пруссией; а впоследствии броненосцы перевооружили 177-мм артиллерией Армстронга.

Именно корабли перечисленных типов и составляли костяк эскадры Тегетгофа в бою у Лиссы. (См. также вот здесь). Они обладали весьма заурядными данными, к тому же их артиллерия не выдерживала никакой критики. Много нареканий вызывала и недостаточная маневренность. Так, “Фердинанд-Макс” смог протаранить “Ре д'Италия” лишь с третьей попытки — когда у противника вышло из строя рулевое устройство. Да иначе и быть не могло: ведь флагман австрийцев на полной скорости имел огромный диаметр циркуляции —1260 м или 16 длин корпуса!

Вместе с тем у броненосцев Тегетгофа имелись и достоинства. Они были защищены отличного качества броней (производства штирских заводов) и, кроме того, имели немало усовершенствований, внедренных главным конструктором Ромако. Вот, например, одно из его изобретений: для предохранения вредного влияния железа на дубовый корпус деревянная обшивка австрийских кораблей покрывалась сначала толстым слоем белил, затем листами свинца, а потом резиной. И лишь на последнюю ставилась броня, причем на оцинкованных болтах. Столь тщательная отделка предопределила долгий срок службы деревянных корпусов. Большинство кораблей даже после исключения из состава флота еще по 10-15 лет служило в качестве учебных баз, блокшивов и других вспомогательных судов. Скажем, флагманский “Фердинанд-Макс” был разобран только в 1916 году.

Пожалуй, главным выводом, который сделали морские стратеги, исходя из анализа сражения у Лиссы, стало возвеличивание роли таранного удара. А это означало: основная мощь корабля должна быть направлена не на борт, как это считалось до сих пор, а вперед. Таким образом, получила всеобщее признание концепция броненосца-тарана с сильным продольным огнем, уже вынашиваемая на основе опыта гражданской войны в США.

Первым подобным кораблем австрийского флота стала “Лисса”. Наконец-то увеличенное до размеров “нормального” броненосца, новое детище Ромако по-прежнему имело деревянный корпус, хотя его надводные конструкции частично были сделаны из железа. Артиллерия корабля — новые 240-мм орудия Круппа — размещалась в двухъярусной батарее, однако нижние порты располагались на расстоянии менее 2 м от ватерлинии, что фактически исключало ее использование в свежую погоду.

Но наиболее отвечающими урокам Лиссы кораблями стали первые полностью железные броненосцы “Кустоца” и “Эрцгерцог Альбрехт”, названные их конструктором Ромако “казематными судами с носовой батареей”. Подобные по конструкции, хотя и различные по размерам, они имели двухъярусный центральный каземат, позволявший вести огонь в нос сразу из четырех орудий главного калибра. Артиллерия, поставленная Круппом, считалась весьма современной: с дистанции 10 кабельтовых 260-мм пушки “Кустоцы” пробивали броню толщиной 24 см, а 240-мм пушки “Альбрехта” — толщиной 21 см. Корабли были прекрасно бронированы, имели двойное дно и водонепроницаемые переборки, однако скорость их хода уже считалась недостаточной. Правда, Йозефу фон Ромако удалось существенно улучшить маневренность новых броненосцев. Так, диаметр циркуляции “Кустоцы” на полном ходу составил лишь 3 длины корпуса.

“Кустоца” и “Альбрехт” стали классическим образцом австрийского кораблестроения, суть которого состояла в постоянных компромиссах между адмиралами и верховными властями. Дело в том, что после предоставления Венгрии полной автономии в 1867 году империя Габсбургов превратилась в “двуединую” монархию со своими правительствами. И парламент сугубо сухопутной Венгрии старался всячески урезать ассигнования на строительство флота, регулярно накладывая вето на проекты военно-морского бюджета, идущие из Вены.

Тегетгоф, успешно таранивший неприятеля в море, оказался бессильным против собственного правительства. И ему пришлось пойти на хитрость. Раз статьи военного бюджета на строительство новых броненосцев постоянно вычеркивались, то надо запросить средства на модернизацию уже существующих кораблей: это не вызывало сильного противодействия. В итоге Йозефу фон Ромако довелось разрабатывать столь своеобразные проекты, какие могли появиться, пожалуй, только в Австро-Венгрии.

Счет этим переоборудованиям открыл “Кайзер” — старый деревянный 91-пушечный линкор, храбро сражавшийся под командованием капитана Петца у Лиссы. В феврале 1869 года корабль ввели в док и в течение нескольких лет перестраивали в броненосец по типу “Лиссы”. От старого “Кайзера” осталась лишь средняя часть дубового корпуса ниже ватерлинии (выше борт стад железным) да паровая машина. Последняя, несмотря на частичную замену котлов, и предопределила главный недостаток новоявленного броненосца — его тихоходность.

Но самой удивительной модернизации подвергся все же не “Кайзер”, а три его более молодых собрата — броненосцы типа “Кайзер Макс”. Их деревянные корпуса были разобраны, механизмы демонтированы и частично помещены в новые железные корпуса большей длины. Фактически вновь построенным кораблям от их предшественников достались только паровые машины (без котлов), часть броневых плит, некоторые дельные вещи и... названия! Неудивительно, что в большинстве военно-морских справочников эти “переоборудованные” броненосцы классифицируются как новые корабли.

Развитие австро-венгерского флота в столь своеобразных условиях проходило главным образом благодаря активной деятельности Тегетгофа. Увы, век его был недолог: в 1871 году во время своего визита в Мексику он заразился дизентерией и умер. С его смертью флот “двуединой” империи начал быстро приходить в упадок. Прекратилось и строительство броненосцев на экспорт (в 1870-1871 годах Австро-Венгрия поставила Греции и Турции два небольших корабля — “Василиса Ольга” и “Иджалие”).

Примечательно, что за полтора десятилетия после ввода в строй “Кустоцы” австрийский флот получил лишь один новый броненосец — “Тегетгоф”. Последний рангоутный линкор, “лебединая песнь” Йозефа фон Ромако, он по праву считается одним из самых интересных кораблей своего времени. Несмотря на жесткие финансовые ограничения, новый броненосец продемонстрировал прекрасный баланс между малым водоизмещением и отлично защищенным тяжелым вооружением. Стальной корпус, двойные дно и борта, поперечные броневые траверзы — все это обеспечивало хорошую живучесть. Вес брони “Тегетгофа” составлял 2555 т, или 34% от водоизмещения, что ставит броненосец в один ряд с мощнейшими кораблями мира.

В 1893 году “Тегетгоф” капитально модернизировали: он стал двухвинтовым, лишился рангоута, старые 11-дюймовки заменили современными 240-мм пушками Круппа, скорость хода повысилась на 1,5 узла. Переименованный в “Марс” (поскольку в 1912 году имя “Тегетгоф” присвоили новому дредноуту) корабль пережил первую мировую войну и был разобран на металл в Италии вскоре после ее окончания.

С. БАЛАКИН
Под редакцией адмирала Н. Н. Амелько