М.В. Ломоносов

19 ноября -300 лет со дня рождения "отца" русской науки Михаила Васильевича Ломоносова. О нем написано свыше пяти тысяч работ различного уровня, однако мало где говорится о его личной жизни, детях, родословной. А фамилия Ломоносовых упоминается уже во 2-ой половине 16 века. Родоначальником является Артемий Ломоносов, который имел сына Леонтия (прадед Михаила Васильевича из крестьян)
У Леонтия было трое сыновей, один из которых Дорофей был дедом Михаила Васильевича
У Дорофея было четверо сыновей - Иван,Василий, Фома и Афанасий
У отца Василия было два сына- Михаил (1711-1765гг) и Иван (1722-1724гг) , дочь Мария (1732-1807гг) ,от которой пошли потомки Головиных.

Стремление к знаниям привело Ломоносова в Германию, где он провел почти пять лет. Здесь же в Германии он встретил свою будущую жену Елизавету (тогда её звали Кристина или Христиана) Цильх, дочь пивовара. У Ломоносовых было трое детей - Екатерина, Иван и Елена. Из живых осталась только Елена, которая вышла замуж за главного библиотекаря Императорской библиотеки Алексея Константинова. Сама Елена была девушка образованная ,знавшая языки, разбиравшаяся в литературе, музыке.
У неё было 4 детей - Алексей, Екатерина, Анна и Софья (1769-1844гг)
Софья, внучка Ломоносова вышла замуж за Николая Раевского-генерала, Героя войны 1812г., у них было шестеро детей.
Одну из правнучек Ломоносова мы все знаем, как Марию Волконскую, которая последовала за своим мужем декабристом в Сибирь.
Правнук Александр Раевский был близким другом Пушкина.
Правнуку Николаю Раевскому Пушкин посвятил поэму "Кавказский пленник"
Правнучка Екатерина была женой декабриста Орлова.
Правнучка Елена - фрейлина, увлекалась музыкой и поэзией.
Правнучка Софья - фрейлина, была умна и образованна.
Все потомки А. Ломоносова были образованы, многие имели поэтический дар, знали языки.
Прямые потомки ученого живут за границей, а дальние родственники до сих пор живут в Архангельской области и чтут память своего предка.

Отец Ломоносова, Василий Дорофеев Ломоносов, был одним из наиболее зажиточных и предприимчивых поморов начала XVIII столетия, обладавший несомненно выдающеюся наблюдательностью и большим природным умом; по тогдашним достаткам человек он был зажиточный, владевший несколькими судами и землею на Курострове Северной Двины, против гор. Холмогор, у деревни Денисовки. Первый раз он женился на дочери дьякона села Николаевских Матигор, Елене Ивановне Сивковой; от этого брака родился в 1711 году, вероятно 8 ноября, их единственный сын — Михайло Васильев Ломоносов.

                                                                макет усадьбы Ломоносовых

                                     музей М.В. Ломоносова в с. Ломоносово ( бывшая д. Денисоака )

Детские годы Ломоносова протекли в обычных условиях жизни детей поморов: до 10 лет он оставался дома, а с этого времени отец стал брать его с собою каждый год на промысел, чтобы с малых лет приучить сына к этому делу. Вместе с отцом он также нередко бывал и жил у родных в Архангельске, где встречал, конечно, немало интересного и поучительного. На промысел Ломоносов ходил до 19 лет и за это время многое видел на Белом и Ледовитом морях.

                                                                                 холмогорский коч

 Нельзя не удивляться внимательности, с какою он наблюдал все проявления северной природы, обычаи и образ жизни тамошних жителей, животных, и точности, с какой запоминал все виденное; впоследствии Ломоносов нередко пользовался этими юношескими наблюдениями в своих ученых трудах.

Несомненно, что общее развитие, полученное Ломоносовым в это время, было довольно разносторонним: не говоря уже о собственно промысловом деле, он изучил соляное дело на поморских солеварнях Белого моря, с которых покупал соль для промысла; познакомился и со многими ремеслами на известной в то время Вавчужской верфи, в 10-ти верстах от Курострова, строившей не только торговые, но и военные корабли. В связи с грандиозными явлениями природы, возбуждавшими живейший интерес, вполне естественно, что в Ломоносове проявилось страстное желание изучить те точные науки, которые позволили бы ближе познать сущность этих явлений. Ломоносов рано научился грамоте; успехи его были поразительны, так как по сохранившимся известиям он уже 12 лет читал в приходской церкви псалмы и каноны лучше других, более старых начетчиков. Сперва он имел доступ только к книгам духовным, а потом нашел у соседа Дудина грамматику Смотрицкого и энциклопедию точных наук Магницкого под названием "Арифметика" и быстро усвоил содержание их. Мать Ломоносова умерла, когда он был еще малышом; отец его вскоре женился вторично на Феодоре Михайловне Уской, скончавшейся 14 июня 1724 г. (от этого брака родился сын Иван, о котором никаких сведений не сохранилось), а затем вступил 11 октября того же года в третий брак со вдовою Ириною Семеновой Корельской, от которой он имел дочь Марию. Эта вторая мачеха Ломоносова, вероятно женщина пожилая и сварливая, невзлюбила Михайлу и не упускала случая восстановить против него отца; особенно не нравилось ей пристрастие мальчика к книгам. Этот семейный гнет с течением времени становился все невыносимее; к тому же Ломоносов не мог больше научиться чему-нибудь на родине: хотя в 1723 году в Холмогорах и была открыта Славяно-латинская школа, но поступить в нее он не мог — в школу не принимали крестьян, положенных в подушный оклад. Эти две причины, вероятно, и заставили Ломоносова принять решение покинуть родину и идти туда, где не знали, что он крестьянин. Выбор его естественно пал на Москву, с которой поморы имели оживленные торговые сношения.

Это намерение Ломоносов осуществил в 1730 году. В волостной книге Курострова записано: "1730 года, декабря 7 дня, отпущен Михайло Васильев Ломоносов к Москве и к морю до сентября месяца предбудущего 731 года". Сам Ломоносов говорит о своем уходе так: "В прошлом 1730 году, декабря в 9 числе с позволения онова отца его отбыл он, Ломоносов, в Москву, о чем дан был ему и пашпорт... ис Холмогорской воеводской канцелярии за рукою бывшего тогда воеводы Григория Воробьева".

 В Москву Ломоносов прибыл в самом начале января 1731 г. и остановился у подьячего Сыскного приказа И. Дутикова; в конце января он подал прошение о поступлении в Славяно-греко-латинскую Академию при Заиконоспасском монастыре. Архимандрит Герман приказал сделать Ломоносову допрос, на котором тот показал, что он — дворянский сын из города Холмогор; удовлетворившись этим, архимандрит принял его в Академию (указом Синода от 7 июня 1728 года было предписано "помещиковых людей и крестьянских детей, также непонятных и злонравных отрешить и впредь таковых не принимать"). Осенью 1731 года Ломоносов не вернулся на родину; по словам земского Куростровской волости, Гурьева, "приказом тогдашнего ревизора Лермантова показан он в бегах, того ради из подушного оклада и выключен. А платеж подушных денег за душу Михайла Ломоносова происходил по смерти отца его, со второй 741 года до второй же 747 года половины, из мирской общей той Куростровской волости от крестьян суммы".

                                                    Славяно-греко-латинская Академия в Москве

В Академии Ломоносов с большим усердием принялся за латинский язык, в то время — преддверье всех наук: через год он его уже усвоил очень основательно. Но затем Ломоносова постигло разочарование: точных наук, к которым он так стремился, в Академии не преподавалось... Положение его было во всех отношениях очень тяжелым, как из-за бедности (ученики получали на все 3 коп. в день), так и от сознания, что стоило ему возвратиться на родину — и можно было бы жениться и жить безбедно, а малые школьники издевались над двадцатилетним парнем, пришедшим учиться латыни. Вероятно, тяжелое материальное положение заставило Ломоносова в 1734 году предпринять рискованный шаг: в то время потребовался для восточной экспедиции священник, и Ломоносов заявил о своем желании быть таковым. На сделанном ему допросе он показал, что отец его — поп церкви Введения Пресвятыя Богородицы в Холмогорах, при вторичном же допросе в Камер-коллегии, быть может испугавшись сурового наказания за ложное показание, он сказал о себе всю правду и в конце показания выразил желание по-прежнему учиться в Академии... Сколько известно, чистосердечное показание не повредило Ломоносову, и он был оставлен в Академии. В конце этого же года, будучи уже в философии, он по своей просьбе был командирован в Киевскую духовную академию, славившуюся тогда своими учеными силами; но Ломоносов не нашел в Киеве преподавания точных наук и вернулся в 1735 году в Москву. Неизвестно, какие были у него в это время планы для осуществления своего заветного желания сделаться ученым; но тут на помощь ему пришел счастливый случай, давший ему все, что раньше казалось совершенно недосягаемым для крестьянина.

В 1734 году главным командиром Академии Наук в Петербурге был назначен барон Корф. По мысли Петра Великого Академия должна была преследовать одновременно и научные и учебные цели, и при ней были учреждены гимназия и университет; для пополнения этих учебных заведений бар. Корф обратился 13 мая 1735 г. в Сенат с ходатайством выбрать из монастырей, гимназий и школ России достойных учеников, достаточно подготовленных к слушанию лекций профессоров, Сенат изготовил соответствующий указ, и ректору Заиконоспасской Академии было предписано послать в Петербург 20 учеников, в науках достойных. Их набралось однако только 12, и среди них был и Михайло Ломоносов; они прибыли в столицу в день нового 1736 года и были зачислены студентами университета: с этого дня жизнь и деятельность Ломоносова до самой смерти неразрывно связаны с Академией Наук.

Между тем судьба готовила Ломоносову новую неожиданность. Для Сибирской экспедиции потребовался химик, знакомый с металлургией и горным делом. В Академии в то время такового не было; поэтому решили послать за границу, во Фрейберг, к саксонскому металлургу Генкелю, трех студентов для обучения химии и металлургии. Выбор пал на москвичей Ломоносова и Виноградова и на сына горного советника Рейзера; им дали хорошее содержание (1200 руб. в год на всех) и строгую инструкцию. 19 сентября 1736 года вышел корабль с нашими студентами из Петербурга, а в Травемюнде пришел только 16 октября; затем через Любек, Гамбург, Минден и Кассель Ломоносов, Виноградов и Рейзер направились в Марбург, где они должны были изучить немецкий язык, философию, математику, физику, химию и механику у проф. Хр. Вольфа, состоявшего членом С.-Петербургской Академии Наук. Ломоносов сейчас же принялся за эти науки и новые языки и основательно познакомился с ними за два с половиной года, проведенные им в Марбурге; до нас дошли похвальные отзывы, данные Ломоносову Вольфом и Дуйзингом, преподававшим химию.

                                                                   дом в Марбурге, где жил Ломоносов

После суровой строгости духовной академии и Петербургского университета, наши молодые люди очутились в свободной атмосфере немецкого университета, среди веселой молодежи; в их распоряжении были значительные суммы денег; вполне естественно, что при таких условиях проявилась дикость нравов и невоспитанность, инструкция была забыта, и кутежи стали порядком дня. Ломоносов со своими товарищами стали делать долги, и к июлю 1739 г., когда пришло время покинуть Марбург, чтобы ехать в Саксонию, во Фрейбург, долгов оказалось до 1936 талеров, т. е. около 10000 руб. на теперешние деньги. С кредиторами пришлось расплачиваться самому Вольфу, пока Академия Наук не прислала ему денег; от барона Корфа была дана новая инструкция, гораздо более строгая; годовое содержание каждого студента было доведено до 150 руб. вместо прежних 400 руб., деньги эти должен был хранить у себя берграт Генкель и объявить по всему городу, что Академия не будет платить по долгам, которые сделают студенты.

Во Фрейбурге занятия металлургией и горным делом сперва шли гладко под руководством Генкеля — в то время очень известного металлурга; но затем между Ломоносовым и им произошел ряд столкновений, кончившийся тем, что Ломоносов оставил в мае 1740 года Фрейберг, возвратился в Марбург и женился там 6 июня на дочери церковного старшины Елизавете Цильх. Об этом браке никому не было известно, так что в течение нескольких лет все считали Ломоносова холостым. Недолго продолжалась однако тихая супружеская жизнь: предстояло возвращение в Россию. После неудавшейся попытки вернуться в Петербург через Амстердам, Ломоносов на возвратном пути в Марбург был завербован в Прусский гусарский полк, стоявший в крепости Везель; отсюда через несколько недель ему удалось убежать и после разных приключений возвратиться в Марбург, где он и провел зиму, а весною, согласно полученному от Академии предписанию, один, без жены, через Любек направился на родину.

8 июня 1741 года Ломоносов прибыл в Петербург, не выполнив всех возложенных на него Академией обязательств. Он, по-видимому, не подвергся каким-либо взысканиям за это; ему отвели две комнаты в академическом доме по Второй Линии Васильевского Острова, за Средним Проспектом, где тогда помещался между Первой и Второй Линиями академический огород и ботанический сад (ныне здесь находится Римско-католическая Духовная Академия). Ломоносов представил в Академию образчики своих знаний — две диссертации; несколько месяцев у него не было определенных занятий, пока наконец, по прошению, где он указывал, что вполне может обучать студентов и сочинять новые книги, Ломоносова не произвели 8 января 1742 года адъюнктом Академии по физическому классу с жалованьем в 360 руб. в год, считая в то число квартиру, дрова и свечи.

                                                                       императрица Елизавета Петровна

Происшедший незадолго перед тем дворцовый переворот возвел на престол дочь Петра Великого, Елисавету; общее враждебное отношение к немцам коснулось и Академии Наук, в то время состоявшей почти исключительно из иностранцев, и им многие воспользовались для обвинения немецкого правителя канцелярии, Шумахера, в присвоении казенных денег, незаконном распоряжении всеми делами Академии и т. д. В этих обвинениях Ломоносов не принимал участия, но общее настроение отразилось и на нем и привело к длинному ряду скандалов, учиненных в пьяном виде; до апреля следующего 1743 года мы находим постоянно жалобы академиков на Ломоносова, обращенные в следственную комиссию (назначенную для выяснения виновности Шумахера), где он обвинялся в прерывании заседаний конференции непристойными выходками, в оскорблениях членов ее, в бесчинствах в Географическом департаменте. Комиссия несколько раз вызывала Ломоносова к допросу и затем постановила, 28 мая 1743 года, арестовать его и содержать под караулом. В таком состоянии, без денег (за неимением таковых в Академии жалованья не выдавали) оставался Ломоносов до 18 января 1744 г., когда последовал указ: "адъюнкта Ломоносова для довольного его обучения от наказания освободить, а в объявленных, учиненных им продерзостях у профессоров просить ему прощения, а что он такие непристойные проступки учинил в комиссии и в конференции, яко в судебных местах, за то давать ему, Ломоносову, жалованья год по нынешнему окладу его половинное". Извинение перед конференцией было принесено Ломоносовым 27 января, а в июне, по Высочайшему повелению, было восстановлено и жалованье в прежнем размере

В 1742—1744 годах Ломоносов дал свои первые литературные произведения, очень понравившиеся при Дворе и обратившие на себя внимание читающей публики; он также принимал участие, по мере возможности, и в университетском преподавании и не переставал работать над своими научными диссертациями, особенно во время ареста. Еще в Марбурге он начал разрабатывать способы приложения математики к химии и физике; этим вопросом он теперь и занялся и пришел к очень интересным результатам, о которых я скажу во второй части этого очерка. К этому времени за Ломоносовым также уже вполне прочно установилась репутация поэта, и его оды, сочинявшиеся при всяких торжественных случаях, доставили ему известность при Дворе. К этому периоду времени относят обыкновенно и приезд жены Ломоносова из Марбурга в Петербург; я считаю однако вероятным, что произошло это позже, приблизительно в 1746 году. Никаких данных на этот счет до сих пор разыскать не удалось.

По возвращении в начале 1745 года Императорского двора в Петербург из Москвы Ломоносов подал на Высочайшее имя (в то время в Академии президента не было) прошение о производстве его профессором химии, где напоминал об обещании сделать его профессором по возвращении из-за границы, указывал на полученное им там образование и на свои труды за последние два года.

                                                           диплом академика М.В. Ломоносова

 По рассмотрении этой челобитной академическое собрание постановило предложить Ломоносову написать диссертацию по металлургии; это было последним выполнено очень скоро, и по одобрении сочинения "о светлости металлов" Академия представила в Сенат о назначении его профессором. 25 июля 1745 года последовал Высочайший указ о назначении Ломоносова профессором: с этого времени он становится полноправным членом Академии, первым русским академиком, и в качестве такового принял участие первый раз в заседании конференции 12 августа. Материальное положение Ломоносова улучшилось от производства профессором: оклад жалованья повысился до 660 руб., но денежные заботы не переставали тревожить его, как это видно по постоянным просьбам о выдаче жалованья вперед и тяжбам по векселям. К тому же ему вместе с адъюнктом Миллером в качестве поручителей пришлось уплатить 715 рублей за предшественника Ломоносова, профессора Гмелина, уехавшего в отпуск за границу и не возвратившегося оттуда; впоследствии Гмелин вернул эти деньги. В 1747 году Ломоносову была дана в том же доме, где он жил, большая квартира, занимавшая почти весь дом. Также выиграла от нового положения Ломоносова и ученая его деятельность, и кроме диссертаций в 1745—1746 годах он перевел "Экспериментальную физику" Вольфа, отпечатанную в 1746 году и быстро разошедшуюся. Перевод посвящен графу М. Л. Воронцову, высоко ценившему Ломоносова, и имел большое значение в истории распространения просвещения в России, так как Ломоносову приходилось для него приискивать не существовавшие раньше в русском языке научные слова. Эти выражения и термины вполне вошли в научный обиход, так что Ломоносов является творцом основ нашего научного языка. Сделавшись профессором, Ломоносов начал, по мере возможности, осуществлять свои мысли о возможно широком распространении просвещения в России. В силу сенатского указа от 17 октября 1745 г. о печатании перевода физики, где также предписывалось Ломоносову читать лекции по физике на русском языке, он 20 июня 1746 года, после продолжительных и тщательных приготовлений, приступил к ним. Первая лекция прошла очень торжественно, в присутствии многих почетных слушателей и президента Академии, тогда недавно назначенного 18-летнего графа К. Г. Разумовского. Лекции читались по вторникам и пятницам от 3 до 5 час. пополудни до 1 июля, затем прекратились по случаю отъезда президента из Петербурга и возобновились в средине августа. Это были первые публичные лекции на русском языке; лекции в университете читались по-латыни, и главною целью академической гимназии была подготовка слушателей к пониманию этих лекций.

Интересными представляются также воззрения Ломоносова на университет и на постановку преподавания в нем, высказанные в 1748 году при рассмотрении проекта нового устава Академии. Он полагал, что университет должен иметь три факультета: юридический, медицинский и философский; "не худо, чтобы университет и Академия имели какие-нибудь вольности, а особливо, чтобы они были освобождены от полицейских должностей". Студенты первого класса ходят на все лекции, чтобы иметь понятие о всех науках и чтоб всякий сам мог видеть, к чему он имеет склонность; второго класса — только на избранные ими науки, третьего — определены к одному профессору, под руководством которого делаются специалистами по данной науке.

Литературная деятельность Ломоносова 1747—1748 годов шла обычным ходом: дни тезоименитства, рождения государыни нередко отмечались его одами, а иллюминации — стихотворными надписями. Ода в день восшествия на престол, поднесенная императрице гр. Разумовским, так понравилась Елисавете, что она пожаловала Ломоносову 2000 руб. (25 ноября 1748 г.). В этом же году появилось его "Краткое руководство к красноречию", долгое время служившее прообразом для учебников риторики. 

В области своей профессии Ломоносов тоже сделал немало; наиболее важной работой является "Теория упругой силы воздуха", о которой речь будет дальше. В 1747 году Л. Эйлер, знаменитый математик, с которым Ломоносов находился в дружеской переписке, известил его о конкурсе на премию, устраиваемом Берлинской Академией Наук, на тему о составе и рождении селитры. Ломоносов принял участие в конкурсе и написал диссертацию, хотя обилие других дел — оборудование лаборатории, о которой я сейчас скажу, рождение дочери (Елены Михайловны, единственной из оставшихся в живых детей Ломоносова) сильно мешали ему, и работа его едва поспела в Берлин к сроку (1 апреля 1749 г.). Она не была удостоена премии.

Главным и очень важным в истории развития химических знаний в России моментом деятельности Ломоносова этого периода является устройство химической лаборатории. Давно уже добивался он этого: первое представление о необходимости учреждения химической лаборатории подано было еще в 1742 году, а затем прошения об этом возобновлялись им почти каждый год, но все без успеха — все ходатайства отклонялись за отсутствием денег. Особенно подробно мотивировано было ходатайство, поданное в 1745 г., сперва в Академию, а потом, за подписью многих академиков, — в Сенат. На этот раз дело увенчалось успехом, и 1 июля 1746 г. последовал именной указ о постройке лаборатории на счет Кабинета Ее Величества. Однако только через два года, осенью 1748 г., лаборатория была действительно выстроена подрядчиком М. Горбуновым, под наблюдением Ломоносова, за 1344 рубля.

                                                                лаборатория М.В. Ломоносова

Эта первая русская химическая научная лаборатория помещалась в отдельном каменном строении между Первой и Второй Линиями Васильевского Острова, рядом с домом, где жил Ломоносов. Размеры ее, как видно из сохранившихся описания, планов и рисунков ее, были очень незначительны: длина 6½ саж., ширина 5 саж., высота 7 арш. В главном сводчатом помещении ее был посредине устроен очаг с широким дымоходом для дыма и вредных газов; кроме того, были две маленькие комнаты, в одной из которых читались студентам лекции, стояли весы и записывались результаты опытов, а в другой была кладовая для посуды и материалов. Общая стоимость всей лаборатории доходила до 2000 руб., т. е. на теперешние деньги около 12000 руб. С 1749 года при ней была учреждена должность лаборанта, по тогдашнему определению — человека, который с огнем обходиться умеет: с этого времени Ломоносов мог заняться в полном объеме своей специальностью — химией. Постройкой химической лаборатории заканчивается первый период научной деятельности Ломоносова — период, посвященный главным образом теоретическим исследованиям по физике, и начинается второй — химический период его работ. Первые исследования, им предпринятые, касались производства мозаичных картин, о которых я скажу здесь более подробно, чтобы потом не возвращаться к этой стороне деятельности Ломоносова.

По мысли Ломоносова мозаичные картины должны были складываться из кусочков разноцветных стекол. На пути были неисчислимые трудности: надо было научиться готовить цветные стекла всех возможных оттенков, потом шлифовать куски их и при помощи особого цемента складывать в картины. С 1749 г. Ломоносов начинает разрабатывать первую часть. Он весь поглощен опытами производства цветных стекол; как видно по сохранившемуся журналу их, каждый опыт делался точно — с записыванием веса взятых составных частей, способа работы и цвета полученного стекла. Эта часть работы была закончена к 1751 году: в результате более 2200 опытов, явилась возможность иметь стекла любого цвета, непрозрачные; из них уже нетрудно было составлять картины. Первой картиной, работы самого Ломоносова, был образ Богоматери, на который пошло более 4000 кусков стекла, поднесенный 4 сентября 1752 года Елисавете. Воодушевленный успехом, Ломоносов представил вскоре проект учреждения мозаичной фабрики, а затем — стеклянного завода, для которого просил дать ему не далее 150 верст от Петербурга поместье с лесом и не менее 200 душ крестьян. Сенат отнесся благосклонно к устройству стеклянного завода и постановил разрешить устройство его Ломоносову с пособием от казны и привилегией на 30 лет. Оставался вопрос о поместье, что зависело только от государыни. Ломоносов возлагал большие надежды на свою известность при Дворе и на покровительство И. И. Шувалова, с которым он был в то время в близких отношениях: с этой целью он и написал в декабре 1752 года Шувалову известное письмо в стихах о пользе стекла. Время шло; согласно указу Сената, Ломоносов должен был к июню 1753 года представить ведомость о состоянии фабрики, а поместья для ее устройства у него еще не было. Поэтому Ломоносов 23 февраля уехал в Москву, где в то время находился Двор, чтобы лично просить о пожаловании какого-нибудь села. Его просьбы имели успех, и Именным Высочайшим повелением от 15 марта 1753 г. он получил для стеклянного завода в Копорском уезде С.-Петербургской губ. деревни: от мызы Коважской — Шишкину, Калищи, Усть-Рудицы; от мызы Горья Валдай (ныне Коровалдай) — дер. Перекули и Липовую, всего 211 душ крестьян и около 9000 десятин земли, выходившей на море.

Летом этого же года Ломоносов приступил к постройке стеклянного завода в Усть-Рудицах, который и был закончен в 1754 году. В благодарность за разрешение устройства завода Ломоносов поднес в 1756 году Сенату портрет Петра Великого, и сейчас находящийся в Сенате. После весьма хорошего отзыва, данного Академией Художеств о его мозаичных картинах, Ломоносов внес в Сенат предложение украсить такими картинами монумент Петра Великого в Петропавловском Соборе. Сенат одобрил эту мысль и проект, представленный 1 апреля 1758 года. Но затем дело это затянулось и утверждение проекта последовало лишь в 1760 году, причем смета на мозаичную работу была составлена Ломоносовым в сумме 80764 руб. В июне 1761 г. он получил 6000 руб. и затем ежегодно получал по 13460 руб. Ломоносов принялся с большой энергией за любимое дело, выстроил на своей земле по Мойке (полученной в 1756 году) 10 каменных покоев для мастеров и большую мозаичную мастерскую. Первой из восьми картин, предназначавшихся для памятника Петра Великого, была Полтавская баталия, оконченная во второй половине 1764 г. Размеры ее громадны: около 3 саж. в ширину, 2 саж. и 1/2 арш. в вышину; для нее была отлита плоская медная сковорода весом 80 пудов, укрепленная железными полосами, весившими более 50 пуд. Вся картина помещалась на бревенчатой машине, так что ее можно было поворачивать во все стороны.

Обыкновенно считают ее воспроизведением картины П. Д. Мартэна-младшего, но это неверно: между обеими картинами нет никакого сходства. "Полтавская баталия" составлена самим Ломоносовым по картинам разных художников, а изображения Петра, Шереметева, Меньшикова и др. сделаны по лучшим современным портретам. В настоящее время этот драгоценный образчик русского мозаичного искусства, после многих превратностей, реставрирован и находится в музее Общества поощрения художеств (СПб., Морская, 40). После смерти Ломоносова мозаичная мастерская была вскоре выведена из его дома и передана в заведование И. И. Бецкого; в ней делались еще некоторые образа, но после ухода лучших мастеров Ломоносова — его шурина И. Цильха и Вас. Матвеева — деятельность ее совершенно прекратилась. В настоящее время известно до 12 мозаичных произведений, сделанных самим Ломоносовым или под его руководством, и 4 произведения, в которых авторство Ломоносова не могло быть документально установлено; по всей вероятности, число мозаичных произведений его мастерской было больше.

Усиленная химическая деятельность Ломоносова в этот период сказалась вообще на его занятиях: он открыл курс лекций по химии и произнес первый раз в публичном собрании Академии Наук ученую речь на русском языке, 6 сентября 1751 года — "Слово о пользе химии", показывающее, как ясно представлял он себе сущность химии и условия, необходимые для ее развития. О ней речь будет в отделе, посвященном химическим трудам его. Там же я скажу и о лекциях физической химии, читанных Ломоносовым с конца 1751 по май 1753 года; подобные курсы стали читаться в Западной Европе и затем в наших университетах лишь в последней четверти XIX столетия. Вообще почти все свое время, свободное от других занятий, между 1751 и 1756 годом, Ломоносов проводит в своей лаборатории над физико-химическими опытами, очень важными в истории химии.

В 1752 году, когда в России узнали об исследованиях В. Франклина над электричеством, изучением атмосферного электричества усиленно занялся друг Ломоносова, академик Рихман.

                                                      М.В. Ломоносов и Рихман Георг Вильгельм

 Он устроил у себя в доме громовую машину, которая состояла из укрепленного на крыше изолированного железного шеста, соединенного с изолированной проволокой, проведенной в комнату; к концу проволоки была подвешена железная линейка, а к верхнему концу последней — шелковая нить; когда проволока была наэлектризована, то шелковая нить отходила от линейки и показывала тем присутствие электричества. Такую же машину устроил на своем доме и Ломоносов, и в 1753 году летом неоднократно делал опыты во время гроз. 26 июля 1753 года Рихман был убит молнией, ударившей в железный шест машины; Ломоносов в тот момент делал опыты на своей машине и лишь по счастливой случайности избег смерти: между домом Рихмана, жившего тоже на Васильевском Острове, на углу Пятой Линии и Большого Проспекта, и квартирой Ломоносова на Второй Линии расстояние по прямой линии не больше 350 саж. Все это событие прекрасно описано Ломоносовым в письме к И. И. Шувалову и возбудило огромный интерес далеко за пределами России. Из-за смерти Рихмана публичный акт Академии был отложен и перенесен на 25 ноября, и Шумахер и другие недруги Ломоносова делали все возможное, чтобы помешать Ломоносову произнести на нем написанное им "Слово о явлениях воздушных, от Електрической силы происходящих". Тем не менее, при помощи И. И. Шувалова, Ломоносову удалось победить оппозицию и сказать свою речь. В ней Ломоносов приходит к тому заключению, что грозовые тучи образуются, когда нижний слой воздуха, богатый водяным паром, от солнечной теплоты поднимается в верхние слои атмосферы, т. е. при вертикальных воздушных течениях; при опускании же верхнего тяжелого воздуха вниз наблюдаются северные сияния, которые он совершенно правильно считал также явлениями электрического характера. Электричеством Ломоносов занимался и в последующие годы и начал писать несколько диссертаций, оставшихся неоконченными; из них наибольший интерес представляла работа "Испытание причин северных сияний", для которой он приготовил массу рисунков; из них 48 были награвированы на медных досках, сохранившихся до настоящего времени: эти рисунки поражают тщательностью своей отделки.

Метеорология, к которой можно отнести и слово об Електрических воздушных явлениях, вообще сильно интересовала Ломоносова. Так, в феврале 1754 года он писал Эйлеру, что устраивает у себя в имении самопишущую метеорологическую обсерваторию; в том же году он сделал конференции сообщение об изобретенной им машинке: при помощи крыльев, приводимых в движение часовой пружиной, она должна была поднимать самопишущие приборы для исследования верхних слоев атмосферы.

 12 декабря 1754 года* на заседании Санкт-Петербургской академии наук великий русский ученый Михаил Ломоносов продемонстрировал действующую модель летательного аппарата — прообраз современного вертолета.

Предназначенная для изучения атмосферных явлений, модель поднялась на два десятка метров. Это было первое в мире документированное испытание летательного аппарата тяжелее воздуха.

Как известно, еще Леонардо да Винчи сделал чертеж аппарата, который должен был вертикально подниматься в воздух с помощью затейливо изогнутых лопастей. Но бумажная абстракция таковой и оставалась, пока Ломоносов не создал модель «аэродинамической машины» со встроенной часовой пружиной.

Мысль о такой машине возникла у русского гения в связи с его работами по физике и метеорологии. Ломоносов изыскивал средство, с помощью которого можно было бы поднять над землей регистрирующие приборы. Летательные аппараты легче воздуха тогда еще не имели практического применения, и ученый решил создать летательную машину тяжелее воздуха.

Его заводная модель вертолета с двумя несущими винтами, вращающимися в противоположных направлениях, к восторгу присутствующих — членов Петербургской академии наук оторвалась от земли.

Винты «аэродинамической машины» Ломоносова приводились в действие часовой пружиной, помещенной в коробку. Однако мощности пружины было недостаточно для того, чтобы модель могла подняться вверх самостоятельно. Ученому пришлось пойти на хитрость. Уравновесив модель при помощи груза, перекинутого через блок, подвешенный к потолку, Ломоносов запустил пружину и модель взлетела.

Она, однако, при опыте не полетела, и исследование высших слоев атмосферы при помощи баллонов-зондов и самопишущих приборов было осуществлено лишь в самом конце XIX столетия и, как предполагал Ломоносов, очень расширило наши сведения об атмосфере земли.

Ознакомившись с главными моментами научной стороны деятельности Ломоносова за 1749—1756 годы, перейдем к другим сторонам этой деятельности за это же время. В первый раз после долгого перерыва в 1749 году должна была состояться публичная ассамблея Академии Наук, т. е. торжественное собрание. Для него требовались ораторы, но среди академиков по разным причинам нашлись только двое, способных быть таковыми: Ломоносов и историк Миллер. Оба они и выступили в ассамблее 25 ноября, причем Ломоносов произнес "Похвальное Слово" императрице Елисавете. Он обладал внушительной наружностью, громким голосом, говорил хорошо и выразительно; слово произвело большое впечатление и было с большим удовольствием принято при Дворе. Возможно, что именно за него Ломоносов получил 27 августа 1750 года какую-то монаршую милость, за которую благодарил императрицу одой. Затем Ломоносов выступал несколько раз на торжественных собраниях Академии с похвальными словами; лучшим из них является похвальное слово Петру Великому, произнесенное 26 апреля 1755 г., проникнутое искренним чувством и сказанное с большим подъемом: Ломоносов считал Петра гениальнейшим государем, поборником народного просвещения. Такое же отношение к Петру видно и в других произведениях Ломоносова.

В 1750 и следующем году Ломоносов написал для русского придворного театра две трагедии: "Тамира и Селим" (сочинена в один месяц, во исполнение Высочайшего Именного указа от 29 сентября 1750) и "Демофонт"; особого успеха эти трагедии не имели. В это же время Ломоносов выпустил первое собрание своих сочинений, исключительно литературных. Четыре года спустя, он закончил многолетний обширный труд — российскую грамматику, посвященную великому князю Павлу Петровичу и напечатанную в 1757 г.

Награжденный 1 марта 1751 г. чином коллежского советника, Ломоносов стал получать содержание в 1200 руб.; этим, вероятно, он был обязан стараниям своего покровителя — И. И. Шувалова, в это время занимавшегося стихотворством под его руководством.

                                                                       Иван Иванович Шувалов

 Влияние Шувалова было, однако, не всегда благотворно для Ломоносова, как видно по переписке их: подобно всем современникам, Шувалов не понимал значения научных работ Ломоносова и постоянно побуждал того оставить их и заняться более важными (с точки зрения Шувалова) делами — литературой и историей, написанной стилем Ломоносова. Последний действительно принялся за сочинение русской истории, но Шувалов постоянно считал, что работа идет слишком медленно, и не пропускал случая справиться о состоянии истории. Вообще с 1748 г. Ломоносов принимал участие в учрежденном при Академии Историческом Собрании, где давал отзывы о разных исторических сочинениях и диссертациях. Здесь у него постоянно происходили столкновения с историографом Российского Государства, академиком Миллером, который был беспристрастным историком и заботился только об исторической правде; Ломоносов же считал, что иностранцы не должны писать что-либо предосудительное для России, и ставил на первое место литературную обработку исторических данных. Это порождало между ними нередко пререкания личного характера, Ломоносов иногда отказывался подписывать протоколы конференции, составленные тем же Миллером, а в 1750 году даже возбудил дело об оскорблении его Миллером.

Все такие занятия, а также заботы о заводах, требовавших больших расходов, с течением времени стали оттеснять предмет профессии Ломоносова — химию — на второй план: мы видим как бы утомление ею, у него нет уже той энергии, с которой он принялся за опыты несколько лет назад. Вероятно, сам Ломоносов сознавал это и заявил в заседании конференции 18 августа 1754 года — когда давал хороший отзыв о присланной на премию химической диссертации — что автор ее, если бы приехал в Россию, мог бы сделаться профессором химии; сам же он вследствие других дел не может более заниматься ею. Премия была, однако, присуждена другому конкуренту, и этого последнего, У. Сальхова, по-видимому без ведома Ломоносова, пригласили профессором химии в конце 1755 г.

Столкновения, подобные упомянутым выше с Миллером, с течением времени случаются у Ломоносова все чаще и чаще. Причину их надо, вероятно, искать в том, что по мере приближения старости у Ломоносова все сильнее стало проявляться сознание собственных, безусловно огромных, заслуг, и отсюда высокое мнение о самом себе; нельзя также оставлять без внимания и успехи его при Дворе, выразившиеся как благосклонным принятием его торжественных од, так и пожалованием наград и поместья. Особенно последнее событие не могло остаться без влияния на него: числившийся еще до 1748 года крестьянином в бегах, Ломоносов в 1753 году владел уже огромным поместьем с 211 душ крестьян. Острые пререкания возникали у Ломоносова как с товарищами академиками — не только немцами, но и русскими, — так и с общим неприятелем профессоров, Академической канцелярией, в которой все дела вершили И. Шумахер и его зять Тауберт; фактически, за очень частым отсутствием президента из Петербурга, они, как и прежде, имели в своих руках все управление Академией. Из всех дошедших до нас документов несомненно, что Ломоносов вел свою борьбу отнюдь не против немцев вообще, как это нередко утверждается, но с теми, в ком он видел препятствия к распространению просвещения в России, или кто не работал в Академии на пользу России. В самом конце 1754 года Ломоносов, по-видимому, сознавая невозможность одному сделать что-нибудь для улучшения Академии, просил И. И. Шувалова дать ему высшую должность в Академии для пресечения коварных предприятий, а если это невозможно, то о переводе его в другое учреждение, "дабы или все сказали: камень, его же небрегоша зиждущий, сей бысть во главу угла, от Господа бысть сей; или бы в мое отбытие из Академии ясно сказалось, чего она лишилась, потеряв такого человека, которой через толь много лет украшал оную и всегда с гонителями наук боролся, несмотря на свои опасности".

В начале 1755 года, по случаю выработки нового устава Академии, Ломоносов заготовил длинное мнение об исправлении Академии, где, между прочим, восставал против запрещения учиться положенным в подушный оклад: "будто бы сорок алтын толь великая и казне тяжелая была сумма, которой жаль потерять на приобретение ученого природного россиянина и лучше выписывать. Довольно б и того выключения, чтобы не примать детей холопских". Но до рассмотрения этого мнения дело не дошло: в одном из первых заседаний комиссии Ломоносов так крепко поссорился с Тепловым (домашним учителем гр. Разумовского, которого последний сделал адъюнктом и которому оказывал полное доверие) из-за вопроса об учреждении должности вице-президента, что заседаний комиссии более не происходило, а президент, по сообщении ему Тепловым о происшедшем, хотел сделать Ломоносову строгий письменный выговор. Это страшно обидело Ломоносова, и он поспешил написать Шувалову письмо с выражением своего негодования и просьбами избавить его от поношения и неправедного поругания и от ига Шумахера, которого он считал вдохновителем Теплова. Письмо возымело действие и выговор был уничтожен; Ломоносов же написал еще длинную записку, где приводил характерные слова Шумахера: "я великую ошибку в политике своей сделал, что допустил Ломоносова в профессора" и Тауберта: "разве нам десять Ломоносовых надобно? и один нам в тягость". Далее Ломоносов считал необходимым не допускать властвовать над науками людей малоученых, не давать власти чужестранцам, недоброжелательным к ученым россиянам, и предлагал учредить должность вице-президента, которую, как видно из писем к Шувалову, Ломоносов предназначал для самого себя. Постоянные жалобы на непорядки Академической канцелярии и на отношения Шумахера к академикам, подававшиеся Ломоносовым и другими профессорами, привели к тому, что 1 марта 1757 года президент Академии, при отъезде своем в Малороссию в качестве гетмана Запорожских войск, распорядился, чтобы Ломоносов присутствовал в канцелярии и подписывал все дела. Шумахер и Тауберт, по-видимому, несколько побаивались нового советника канцелярии, но деятельность канцелярии от этого мало изменилась: Ломоносов неукоснительно требовал того, что считал правильным, и не терпел противоречий, но самому ему прибавилось много работы, так как он старался подробно вникать во все дела.

В своих непрерывных заботах о распространении просвещения в России Ломоносов не раз указывал Шувалову, что необходимо основать университет в Москве, и изложил в одном из писем к нему свое мнение об учреждении этого университета: 1) главное, чтобы план университета служил на будущие годы, поэтому в плане надо назначить достаточное число профессоров и студентов, а если в первое время и не будет комплекта, то излишек сумм можно употребить на библиотеку; 2) в трех факультетах профессоров должно быть не меньше 12, по три на юридическом и медицинском и 6 на философском; 3) при университете должна быть гимназия. Вероятно, подробный проект университета, представленный вскоре в Сенат И. И. Шуваловым, был составлен Ломоносовым. Как известно, университет был учрежден 12 января 1755 года, в Татьянин день: Шувалов поднес новый университет в дар своей матери Татьяне, в день ее ангела.

                                                                             Московский университет

 По-видимому, Ломоносов потом не принимал большого участия в разработке устава университета вследствие неладов с первым куратором его, Блюментростом. При университете была основана и типография, и одною из первых книг, вышедших из нее, было полное собрание сочинений Ломоносова, отпечатанное по распоряжению И. И. Шувалова в 1757 году; к собранию сочинений приложен и портрет Ломоносова с подписью, составленной, как утверждают некоторые, Шуваловым.

Всеподданнейший доклад Синода 1757 года содержал в себе жалобы на Ломоносова по поводу его стихотворной шутки "Гимн бороде": "пашквилянт, под видом яко бы на раскольников, крайне скверные и совести и честности христианской противные ругательства генерально на всех персон, как прежде имевших, так и ныне имеющих бороды, написал... и не удовольствуясь тем, еще опосле того вскоре таковой же другой пашквиль в народ издал, в коем, между многими уже явными духовному чину ругательствы, безразумных козлят далеко почтеннейшими, нежели попов, ставит"; в конце жалобы была просьба императрице сжечь эти пашквили, впредь то чинить запретить, означенного Ломоносова для надлежащего в том увещания и исправления в Синод отослать. Эта жалоба не имела последствий для Ломоносова, но вызвала появление множества сатир, эпиграмм и писем, в которых литературные враги ставили ему в упрек невоздержанность к вину.

Летом этого же года закончился постройкой собственный дом Ломоносова: 15 июня 1756 года он получил бесплатно во владение шесть погорелых мест в Адмиралтейской части с тем, чтобы в течение пяти лет построить на них каменный дом. Эти места находились на правом берегу Мойки, недалеко от нынешнего пешеходного Почтамтского моста; на них Ломоносов выстроил довольно большой каменный дом с лабораторией и затем мозаичную мастерскую и помещения для мозаичных мастеров.

                                                                дом М. В. Ломоносова на р. Мойка

Тот казенный дом, в котором он помещался до лета 1757 года, было постановлено отвести под квартиру преемнику Ломоносова по кафедре химии, Сальхову, но вместо того здесь стал жить Тауберт.

К своей деятельности как канцелярии советника Ломоносов относился так же добросовестно, как и к другим обязанностям, старался вникать во все дела, даже такие, которые, по мнению некоторых, его вовсе не касались. Об отношениях его к другим членам Академии в связи с канцелярией сохранились не особенно лестные отзывы; так, Миллер писал президенту, что Ломоносов, "будучи помещен в канцелярию, как будто сотворен для огорчений многих из нас и особенно мне". Академик Шлецер, имевший свои причины не благоволить к Ломоносову, писал про него так: "нередко приходил он в канцелярию и конференцию подвыпивши; его природная грубость (даже когда он был трезв) переходила в дикость; он вырывал тогда листы из протокола, все дрожало перед ним, и никто не осмеливался указать пьяному дверь". В марте 1758 г. президент поручил Ломоносову особое смотрение за академическим, историческим и географическим департаментами, за Университетом и Гимназией; понятно и другие дела не решались без его участия. В 1761 году влияние Ломоносова на ход академических дел достигло высшей степени, свое мнение по каждому вопросу он считал окончательным и всякое замечание — личной обидой. Поэтому в это время мы видим его усиленно занятым управлением Академией и встречаемся также со случаями весьма резких столкновений его с разными лицами. Больше всего старался Ломоносов о приведении Академии в лучшее состояние и составил большую записку на эту тему, в которой наряду с общими мерами — вроде предложений не тратить ни на что другое деньги, ассигнуемые для наук; инструментальным академическим мастерам работать только для академиков и т. д., находятся также и требования удалить главных врагов Ломоносова — Миллера и Тауберта. Президент оставил эти отношения без последствий; тогда Ломоносов в декабре 1761 г. послал гр. Разумовскому, находившемуся в Малороссии, письмо с пунктами продерзостей Тауберта и с просьбой назначить над последним следствие. Письмо заканчивается указом Петра Великого относительно порядка донесений на упущения по службе и заявлением, что если просьба Ломоносова не будет уважена, то он примет на себя смелость непременно поступить по вышеупомянутому указу "для избавления восходящих наук в нашем отечестве от наглого утеснения". По случаю кончины Елисаветы письмо и угрозы Ломоносова остались безрезультатными.

Надзору за С.-Петербургским Университетом и Гимназией Ломоносов уделял также немало внимания до самой своей смерти. Он устроил общежитие для гимназистов и студентов и настоял на своевременной выдаче денег на содержание учащихся (36 руб. в год); принимал меры, чтобы число гимназистов доходило до комплекта (40 чел.); составил правила для них, содержавшие много хороших советов. Не менее заботливо относился он и к Университету. В 1759 г. им были, по поручению президента, сочинены новые регламенты, где особое внимание обращено на привилегии, которые, по мнению Ломоносова, должны были заключаться в следующем: присуждение ученых степеней; присвоение учащим пристойных чинов, снятие полицейских тягостей; увольнение на каникулярные дни; отпуск денежных сумм прежде всех; студентов не водить в полицию, но прямо в Академию; духовенству к учениям, правду физическую для пользы и просвещения показующим, не привязываться, а особливо не ругать наук в проповедях. Был также составлен порядок торжественного провозглашения привилегии, или инавгурация. Правила эти, после рассмотрения их некоторыми академиками, были вскоре утверждены президентом, причем ежегодный расход на Университет и Гимназию выразился цифрою в 15248 руб. Что же касается привилегии, то, несмотря на все усилия Ломоносова, она не была утверждена Государыней ни в 1760, ни в 1761 г. В 1763 г. Ломоносов представил президенту полный рапорт о всем, сделанном им для этих учебных заведений, и их состоянии. Оказывается, что за время заведования гимназией Ломоносовым окончило курс 20 чел., а при Шумахере — ни один. Вместе с тем Ломоносов просил увеличить сумму, отпускаемую на содержание каждого ученика, с 36 до 48 руб. в год, что составит только 720 руб. — сумма, "которая не одна в Академии исходит на тунеядцов". Из происшествий в гимназии обращают на себя внимание побеги учеников, нередко вместе с учителями, а также пьянство учеников. Все это несомненно было обусловлено крайне тяжелыми условиями жизни: гимназия помещалась в наемном доме, очень холодном, как видно из рапортов инспектора Котельникова. Ломоносову удалось в конце 1764 года перевести Гимназию и Университет в дом Строганова, приобретенный Академией, более подходивший по своему устройству для этих учебных заведений.

На заведование работами Географического департамента Ломоносовым также положено было немало труда. Главной задачей департамента было составление верных карт России и постоянная их проверка и пополнение по поступающим вновь сведениям; работали в департаменте под руководством профессоров и адъюнктов студенты. Ломоносов хотел поставить все дело на научную почву, чтобы составить атлас возможно верных карт России. С этою целью по указу Сената по всем городам были разосланы вопросные пункты числом 30, которые дали бы полную географическую, статистическую и промышленную картину каждого города (1760); от Синода были затребованы сведения о точном местонахождении всех церквей и монастырей, а для определения широты и долготы каждого более значительного города Ломоносов предполагал послать по России три академических экспедиции; но, несмотря на постановление конференции об этом, посылка экспедиций при Ломоносове не состоялась, что Ломоносов приписывал интригам Миллера, Румовского и других академиков.

Почти весь 1762 год Ломоносов был тяжко болен, не выходил, слушал все канцелярские дела и подписывал их дома. Только в конце января 1763 года он настолько оправился, что мог поехать в Академию, где Тауберт встретил его известием о том, что по приказанию президента (еще от 31 авг. прошедшего года) заведование Географическим департаментом передано Миллеру, так как за несколько лет в нем ничего не сделано. Огорченный и рассерженный, Ломоносов немедленно подал отчет о сделанном им по географической части и отказался подчиниться ордеру, который "уже полгода просрочен, к явному засвидетельствованию, что потребован хитростью для некоторых приватных намерений". Кончилось дело тем, что ордер президента не был приведен в исполнение. Из-за Географического департамента у Ломоносова было немало новых столкновений с Миллером и другими академиками, особенно по случаю составления экономических ландкарт России.

                                                М.В. Ломоносов на заседании совета Академии

Как мы только что видели, последние годы своей жизни Ломоносов много времени посвящал административной деятельности, но и научная деятельность продолжалась своим чередом. Научные труды 1758—1764 годов захватывают все новые и новые области знания, почти все представляют собою слова, произнесенные в торжественных публичных заседаниях Академии. Назовем их здесь, с тем, чтобы поговорить о некоторых из них более подробно во второй части этого очерка.

6 сентября 1757 года Ломоносов произнес слово о рождении металлов от трясения земли; развитые здесь теории несомненно давно уже занимали Ломоносова, так как еще в 1742 году он написал большое сочинение, отпечатанное только в 1763 году: — Первые основания металлургии или рудных дел с двумя прибавлениями: о вольном движении воздуха в рудниках и о слоях земных, — содержащее ряд замечательных для того времени мыслей. Другая ученая речь, произнесенная 8 мая 1759 года, представляет очень обширное "Рассуждение о большей точности морского пути", состоящее из трех частей: в первой даны способы нахождения широты и долготы при ясном, во второй — при пасмурном небе; в третьей дано понятие об ученом мореплавании. Все три части богаты оригинальными мыслями; в двух первых описывается много новых приборов, часть которых была впоследствии изобретена другими; в третьей Ломоносов доказывает необходимость для успешного развития мореплавания учредить мореплавательскую академию для научной разработки морского дела, составить истинную магнитную теорию и сочинить теорию морских течений. Все мысли Ломоносова о морском деле были вскоре позабыты, и даже русские моряки ими не воспользовались. Вообще из очень многочисленных приборов, изобретенных Ломоносовым, описаны лишь очень немногие, главным образом оптические, как ночезрительная труба, катадиоптрическая труба, анемометр и т. д. В этом же сочинении затронут им и очень интересный вопрос о силе тяжести, над которым он работал почти всю свою жизнь, но особенно в 1760—1764 годах. В своем доме Ломоносов устроил большой маятник, качания которого, как он писал, сделали несомненными изменения центра тяжести земли; изменения эти периодичны, приблизительно согласуются с лунными движениями и всегда показывают одинаковые периоды. Все это он хотел изложить в подробной диссертации; если она и была написана, то не сохранилась.

Занятия морским делом, вероятно, побудили Ломоносова составить и поднести девятилетнему генерал-адмиралу великому князю Павлу Петровичу "Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию" (1763), с приложением карты околополярных стран, составленной Ломоносовым. Это произведение понравилось при Дворе, и генерал-адмирал послал его в Морскую российских флотов Комиссию с тем, что если не сыщется невозможностей, сообщить ему для доклада государыне. Комиссией были вызваны промышленники северных морей и, после опроса их, Ломоносов составил новую подробную программу экспедиции, которая по Высочайшему повелению от 14 мая 1764 года снаряжалась под непосредственным наблюдением Ломоносова, принимавшего самое горячее участие как в заготовлении припасов, так и в научной подготовке в Академии участников экспедиции. Сама экспедиция, под начальством адмирала Чичагова, отправилась уже после смерти Ломоносова в 1765 г., но из-за льдов ничего не могла сделать, так же, как и экспедиция 1766 года. Как известно, только во второй половине XIX столетия удалось пройти в Тихий океан вдоль берегов Сибири. В близкой связи с этой экспедицией находится другое произведение Ломоносова, его мысли о происхождении ледяных гор в северных морях, написанное в 1763 году по случаю избрания его почетным членом Стокгольмской академии наук. Он указывает, что в открытом море на морозе может образоваться только сало; ледяные поля, или стамухи, берут свое начало в устьях больших рек, впадающих в Ледовитый океан, а ледяные горы или падуны обязаны своим происхождением крутым морским берегам: мнения, для того времени замечательные. Как известно, ныне доказано, что ледяные горы образуются из льда ледников, спускающихся в северных странах до моря, но не из морской воды.

На публичном собрании Академии 6 сентября 1760 года Ломоносов прочитал еще одно рассуждение — "О твердости и жидкости тел", возникшее по следующему обстоятельству, обратившему на себя внимание всего ученого мира: 25 декабря 1759 года была впервые заморожена ртуть. Автором этого открытия был академик И. Браун, воспользовавшийся бывшим в тот день морозом в 199° (по термометру Делиля, по Цельсию —32⅓°); в смеси снега и крепкой водки ртуть термометра замерзла, и он, разбив стекло, получил шарик твердой ртути. На следующий день опыты с твердой ртутью делались вместе с Ломоносовым; мороз все крепчал и достиг в 10 час. утра 208° (—38⅔° Ц.), при которой заморозить ртуть было уже нетрудно; Ломоносов исследовал свойства твердой ртути и нашел, что это — мягкий металл, похожий на свинец. Эти опыты вызвали очень горячие споры между Ломоносовым и Брауном, с одной стороны, и некоторыми академиками — с другой, оспаривавшими у Брауна честь открытия твердой ртути.

Ломоносову удалось 24 мая 1761 года наблюдать очень редкое астрономическое явление — прохождение планеты Венеры через диск солнца, на основании которого, как показал еще в 1691 году Галлей, можно вычислить расстояние между солнцем и землею.

В Сибирь Академией были отправлены две экспедиции, которые вследствие пасмурной погоды ничего не увидели, а в Петербурге это прохождение прежде всего послужило поводом к ссорам академиков, не обошедшимся без участия Ломоносова. Сам он наблюдал это явление у себя дома: для Петербурга оно началось вскоре после 4 час. утра и окончилось в одиннадцатом часу. Десятки астрономов разных стран наблюдали это прохождение; все видели одно и тоже, но только один Ломоносов сделал на основании своих наблюдений совершенно правильный вывод, что планета Венера окружена большой атмосферой, может быть большей, чем земля. Хотя он и опубликовал это наблюдение в статье "Явление Венеры на солнце, наблюденное в С.-Петербургской Академии Наук", но, подобно почти всем научным открытиям Ломоносова, оно прошло незамеченным, и до сих пор открытие атмосферы Венеры приписывается Шретеру и Гершелю, сделавшим его через 30 лет после Ломоносова... В прибавлении к "Явлению Венеры" Ломоносов показывает, что существование атмосферы Венеры и учение Коперника о движении земли вокруг солнца не противоречат священному писанию, и приводит небольшое стихотворение, тема которого заимствована из сочинений Сирано де Бержерака, об остроумном поваре, высказавшемся за систему Коперника. Это прибавление, где Ломоносов пытается доказать, что учение о множестве миров не противоречит священному писанию, и приводит в подтверждение слова Василия Великого, имеет большой интерес, как показатель его воззрений на отношения между наукой и религией. В 1757 году в докладе императрице Елисавете члены Синода просили издать указ, дабы "никто отнюдь ничего писать и печатать как о множестве миров, так и о всем другом, вере святой противном и с честными нравами несогласном, под жесточайшим за преступление наказанием, не отваживался". Это ходатайство было несомненно направлено против Ломоносова, всегда открыто признававшего возможность множества миров; как мы уже видели, суда над ним члены Синода требовали и по другому поводу. По-видимому, не сохранилось сведений о том, каким образом Ломоносов отвратил от себя обвинения духовенства, но уже сам факт опубликования в 1761 году рассуждения в защиту множества миров показывает, что он сумел доказать правоту своих убеждений.

Здесь уместно будет сказать и о результатах исторической деятельности Ломоносова, о которой я уже упоминал выше. Первое историческое произведение его, именно "Краткой Российской Летописец с родословием" увидело свет в 1760 году; в нем имеется изложение главнейших деяний великих князем и царей до Петра Великого включительно. Первая же часть самой истории под заглавием "Древняя Российская История от начала Российского народа до кончины великого князя Ярослава первого или до 1054 года" появилась уже после смерти Ломоносова, в 1766 году. По-видимому, Ломоносов предполагал украсить свою историю портретами главных действующих лиц и для этого хотел послать живописца для снятия копий со фресок и изображений царствующих лиц в древних храмах России. Для этого были налицо средства, было получено разрешение Синода, был и художник А. Греков; но дело расстроилось, потому что Греков был назначен преподавателем к великому князю Павлу Петровичу.

Последние годы жизни Ломоносова не принесли ему того спокойствия, на которое он имел право рассчитывать после своей долгой и славной деятельности. На них падает с одной стороны — главная работа мозаической мастерской, несомненно причинявшей немало забот и огорчений — картины стоили гораздо дороже, чем продполагал Ломоносов, ему приходилось делать долги (до 14000 руб.) и задерживать уплату жалованья рабочим; с другой — болезнь, почти беспрерывно мучавшая его, неприятности с поместьем (в конце 1761 года Ломоносов возбудил дело против генерал-лейтенанта В. Скворцова "в приходе людьми его к крестьянам и в причинении им немалого разорения", прекращенное в 1782 г.) и другие обстоятельства.

В день рождения И. И. Шувалова, 1 ноября 1761 года, Ломоносов написал ему замечательное письмо, показывающее удивительную разносторонность гения Ломоносова и имеющее и сейчас большое значение по глубине своих мыслей, под заглавием "О размножении и сохранении Российского народа". Основная цель, преследуемая Ломоносовым в письме — благо русского народа, желание указать пути для достижения его счастия. Главные предлагаемые мероприятия для увеличения народонаселения имеют в виду как изменения в узаконениях о браках и воспитании внебрачных детей в правительственных богадельных домах, так и уменьшение смертности малых детей. Надо прежде всего крестить их всегда в теплой воде; попы исполняют предписания требника, чтобы вода была натуральная, без примесей, и "вменяют теплоту за примешанную материю, а не думают того, что летом сами же крестят теплой водою, по их мнению смешанною, и так сами себе прекословят; а особливо по своему недомыслию не знают, что и в самой холодной воде еще теплоты очень много... Однако невеждам попам физику толковать нет нужды; довольно принудить властью, чтобы всегда крестили водою летней в рассуждении теплоты равною". Затем надо размножить докторов и аптеки; издать общедоступный лечебник; уничтожить излишества в пище и питье по праздникам; искоренять случаи насильственной смерти, драк, раскола, разбоев просвещением; возвратить беглых в Россию. Эти темы развиты Ломоносовым со всем присущим ему глубоким знанием русского народа, со всею убежденностью в правильности своих взглядов, высказанных совершенно откровенно.

После кончины Елисаветы 25 декабря 1761 года на престол вступил Петр III Федорович; положение Ломоносова от этого не изменилось, так как его покровители — И. И. Шувалов и граф М. Л. Воронцов — имели по-прежнему большое влияние при Дворе. Я уже упомянул, что почти весь 1762 год Ломоносов проболел (он жаловался на ломоту и раны в ногах, по всей вероятности болезнь была результатом пристрастия к спиртным напиткам); почти весь год этот он ничего не сделал в научном отношении. 30 июня должно было состояться публичное заседание Академии, на котором Ломоносов хотел сказать речь о катадиоптрической трубе; но за два дня до заседания произошел государственный переворот: на престол взошла Екатерина II, и академическое заседание было отменено. Покровители Ломоносова были в немилости и удалились за границу; немилость была проявлена и по отношению к нему, так как он не получил ни наград, ни повышения в чине. Такое отношение к себе очень обидело Ломоносова, и он подал на Высочайшее имя прошение, в котором, между прочим, говорил следующее: "1) по свидетельству разных Академий и великих людей принес я науками знатную славу отечеству во всем ученом свете... и украшал я вашу Академию перед всем светом 20 лет; 2) разного рода моими сочинениями... штиль российской в минувшие 20 лет несравненно вычистился перед прежним и много способнее стал к выражениям идей трудных; 3) присутствуя в Канцелярии Академии Наук членом полшеста года без повышения чина и без прибавки жалования — что, однако, моим товарищам учинено было — отправлял я должность мою по положенным на меня департаментам со всяким рачением; 4) помянутою моею ревностною и верною службою и многими трудами пришло мое здоровье в великую слабость... так что прошлой зимы и весны лежал я 12 недель в смертной постеле и ныне тяжко болен; 5) невзирая на мои вышепомянутые труды и ревностную и беспорочную службу для приращения наук в отечестве, близ 12 лет в одном чину оставлен я, нижайший, произвождением и обойден многими меня молодшими в статских чинах, которым при сем реестр сообщается, и тем приведен в великое уныние, которое болезнь мою сильно умножает"... В конце прошения Ломоносов просил о возведении его в чин действительного статского советника с ежегодной пенсией в 1800 рублей и об отставке от службы. Прошение не имело действия, лишь через год, в мае 1763 года, был дан именной указ Сенату о пожаловании Ломоносова статским советником и об отставке от службы с половинным по смерть содержанием. Узнав об этом, Ломоносов немедленно уехал в свое имение; но по записке государыни указ был ей возвращен, и Ломоносов вскоре опять вернулся в Академию. После этой отставки и неожиданного восстановления в своих правах Ломоносов пожалован был, 23 декабря 1763 года, статским советником с жалованьем в 1875 рублей. В последние годы жизни он был избран почетным членом Стокгольмской академии наук, затем, по представлению графа М. Воронцова — почетным членом Болонской академии (1764) и Академии Художеств в Петербурге, на торжественном заседании которой 10 октября 1763 г. Ломоносов произнес благодарственную речь. 7 июня 1764 г. дом Ломоносова посетила Екатерина II, подробно осмотрела все производство мозаичных работ и приближавшуюся к окончанию "Полтавскую баталию", а также некоторые физико-химические опыты и инструменты; через два часа по приезде она возвратилась во дворец, причем Ломоносов поднес ей при отъезде стихотворение.

                                                                     М.В. Ломоносов и Екатерина II

 К этому же году относится любопытная незаконченная рукопись Ломоносова — конспект важнейших теорем, которыми он постарался обогатить естественные науки; конспект, вероятно, предназначался для отсылки в Париж, И. И. Шувалову, через которого Ломоносов думал сделаться членом французской академии.

Вероятно вследствие быстрого развития болезни, Ломоносов в 1764 и 1765 годах особенно предается ожесточенным схваткам со своими неприятелями, схваткам, где проявляется вся страстность человека, не боящегося препятствий и не терпящего противоречий. Дела Академической канцелярии и конференции изобилуют документами, показывающими это. Особенно резкой была борьба Ломоносова с Шлецером. Последнего выписал в Россию Миллер для воспитания своих детей, потом с ним не ужился, Шлецер стал сторонником Тауберта, который произвел его в адъюнкты и доставил место наставника детей гр. Разумовского. Столкновения с Ломоносовым начались с записки, поданной Шлецером при просьбе об отпуске, весною 1764 года, в которой он сообщал план работ по истории и древнюю русскую историю, разработанную по греческим источникам; Ломоносов находил непростительным, что Шлецер не руководствуется работами по истории его самого и имеет еще дерзость требовать себе исторические труды Ломоносова. Кроме того, Ломоносов представил в Сенат о невозможности дать Шлецеру отпуск, так как последний сделал выписки из не подлежащих опубликованию исторических русских известий и ныне может напечатать их за границей. Сенатом была назначена следственная комиссия, к большому неудовольствию гр. Разумовского; в результате в 1764 году Шлецер отпуска не получил. Ломоносов же написал по этому случаю "Краткую историю о поведении Академической Канцелярии", где собраны главные пункты обвинений против недругов Ломоносова — главным образом Шумахера и Тауберта — вместе с многими автобиографическими данными. К этому же времени относится и проект Ломоносова нового академического устава, где, между прочим, проводилась та мысль, что Российская Академия должна быть учреждением чисто русским, все академики должны быть природными россиянами и в обязанностях их должно стоять на первом плане изучение нужд и потребностей России. Многое из этого обширного проекта Ломоносова было впоследствии осуществлено, но ему не суждено было дожить до этого. Дело со Шлецером кончилось неожиданно тем, что он был Высочайшим указом 4 января 1765 года принят на службу академиком, профессором истории, с жалованьем в 800 рублей, со всеми правами старых академиков и возможностью печатать свои исследования помимо конференции. Ломоносов сейчас же написал "Следствия от принятия Шлецера ординарным профессором", с критикою пунктов контракта в указе, оставшиеся без всякого результата. После этого события Ломоносов стал относиться довольно равнодушно к делам Академии: ему нисколько не улыбалась мысль трудиться над получением привилегий для Шлецера. В январе и феврале этого года, сколько позволяла болезнь, он был несколько раз в заседаниях конференции, причем очень ссорился с Миллером, получившим тогда новое назначение и собиравшимся ехать в Москву. Под влиянием болезни раздражительность Ломоносова еще увеличилась, и он отзывался еще с большей горячностью, чем прежде, на всякие, хоть отдаленно причастные к нему, обстоятельства.

В средине марта 1765 года Ломоносов простудился и слег; ему становилось все хуже и хуже, и 4 апреля его не стало. Последние дни с ним почти неразлучно был его приятель — академик Штелин, сохранивший нам следующие слова, сказанные Ломоносовым за несколько дней до смерти: "Друг, я вижу, что должен умереть, и спокойно и равнодушно смотрю на смерть; жалею только о том, что не мог я совершить все то, что предпринял я для пользы отечества, для приращения наук и для славы Академии, и теперь, при конце жизни моей, должен я видеть, что все мои полезные намерения исчезнут вместе со мною". На могиле Ломоносова на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге его почитателем, графом М. Л. Воронцовым, поставлен памятник белого мрамора с надписью и рисунком, сочиненными Штелиным; другой почитатель, гр. А. П. Шувалов, написал на французском языке оду, где воздал должное заслугам Ломоносова.

                                    могила М.В. Ломоносова в Невско-Печорской Лавре в Санкт-Петербрге

                                                           памятник М.В. Ломоносову в Москве

                                                                    памятник в Санкт-Петербурге

                                    орден Ломоносова                                                               медаль Ломоносова