Оршанская битва 1514 года

                   

                                  Оршанская битва 1514 года

В начале 15 века князь Литвы Витовт предложил себя Смоленску в качестве правителя. Предложение было щедро поддержано войском с артиллерией, поэтому имело успех.

            

                                                                                             князь Витовт

Смоленск надолго сделался частью Княжества Литовского. Однако смоленский князь уехал в Москву, и оттуда заявили собственные претензии на город. Вильно и Москва соперничали за роль самой важной шишки на территории распавшейся Киевской Руси, и тут всякое сомнительное лыко было в строку. В общем, бодания между Русью и Литвой шли долго и с переменным успехом, но с определенным перевесом в пользу Москвы. 

В 1512 году между ними началась очередная война. На сей раз целью русских был Смоленск.

Литва теоретически могла выставить в поле 20-25 тысяч народу. На практике, настроения литовской шляхты описываются лозунгом из «Бравого солдата Швейка»: «На войну мы не пойдем, на нее мы все насрем». Собрать удавалось обычно в районе четверти заявленного числа, напрягшись – треть, а если вдруг собиралась половина, то это все, необычайный патриотический порыв и вставай, страна огромная. Альтернативой были наемники, но они хотели денег. 

А лозунг «В нашем войске некормлены лошади, пожалуйста, заплатите налоги» особого понимания тоже не находил. Поэтому наемников периодически набирали, но не особо много. При этом толковые полководцы в Литве имелись, в частности, Константин Острожский.

             

В предыдущую войну его разгромил и пленил на Ведроше Даниил Щеня, и под впечатлением от тогдашней поездки в Москву на поводке и с шариком во рту, Острожский таил на москалей некоторый луч  добра и любви. 

               

                                                                              Даниил Васильевич Щеня

На Москве порядку было больше. У уклонистов без вопросов отбиралась земля, поэтому, не желая быть выпнутыми на мороз, поместные кавалеристы обычно собирались, когда их звали.

   

Вопреки обычной рисовке русских армий как безумно громадных ратей, там тоже были не грандиозные толпы. С документами дело за тот период обстоит не очень хорошо, но наши собирали бойцов с земельных наделов, что позволяет примерно прикинуть численность рати.

     

Русские могли выставить в поле максимум тысяч 25, много 30, включая боевых холопов, пехотинцев-пищальников, отряды удельных князей, короче, всех, причем это не в одном сражении, а вообще. 

То есть, по бумагам у нас был паритет с Литвой, на практике у русских с дисциплиной дела обстояли получше, и налицо было что-то более-менее похожее на теоретическую численность. В отличие от противника. У русских была проблема по сравнению с Литвой, худший доступ на рынок наемников. Зато большим бонусом для Москвы была артиллерия, царь Василий Иванович, сын Ивана III, любил тогдашний военный хай-тек, и активно строил в Москве мастерские — Пушечные избы, русскую Чугуниевую долину. Кроме русских там работала толпа немцев и итальянцев. Фабри отдельно отмечал крутизну тамошне-тогдашней артиллерии. 

                                                                   русское осадное орудие

Некоторое время до войны высокие стороны устраивали друг другу разные пакости. Небольшие отряды захватывали деревеньки, крали колхозных свиней, палили сараи и вообще мешали жить. В конце концов, Литва наконец дала подходящий повод к войне. Сестра царя Василия III, Елена, жила в Литве как вдова прежнего литовского князя. Она попыталась выехать в Россию, поскольку муж ее умер, а отношения между Литвой и Россией стремительно ухудшались, но была арестована (под арестом и умерла пару лет спустя). С точки зрения Василия этого было более чем достаточно.

                  

К тому же, Сигизмунд, действующий литовский князь, пытался решить проблему отношений с Москвой обходным путем и подстрекал крымских татар к нападениям на Русь.

                  

                                                                                              Сигизмунд I

Так что в 1512 году война началась.

Русские двинулись к Смоленску в конце осени, когда дороги подмерзли. Смоленск был блокирован и находился в осаде. Затем последовал штурм псковским отрядом сотника Хорузы. Лобин предложил прелестный способ подсчета его участников, документов по личному составу не сохранилось, зато известно, сколько выдали перед штурмом алкоголя – пива и медовухи – а также известно, что атакующие перед боем напились «допьяна». Исходя из того, что для кондиции нужно выпить примерно три литра, он получил цифру примерно в тысячу штурмующих. Я же посмею вступить в полемику с ув. историком и скажу, что все-таки люди пили для храбрости, а не ужирались вдрабадан, соответственно, норму алкоголя можно снизить литров до двух, а численность воинственных слуг Бахуса поднять тысяч до полутора. Как бы то ни было, атака поддатых псковитян гарнизон Смоленска не впечатлила, ее отбили с ощутимыми потерями, а там уже и весна нового года подступила, дороги развезло и осаду сняли. Сигизмунд писал, что московит бежит в страхе, но вообще-то бежать было не от кого, литвины просто не успели за полгода собрать свое пацифистски настроенное ополчение. 

Второй подход к снаряду состоялся летом того же, 1513 года. Русские палили по городу из пушек, внутри крепости вроде бы нашли после осады в общей сложности 700 ядер, якобы коварные московиты устроили набег четырехсот кошек с привязанными факелами (русские правда не в курсе, какие они ужасы вытворяли), но в итоге штурм так и не состоялся, и осаждающие снова свалили. Сигизмунд опять продемонстрировал чудеса заботы о подданных, носился по восточной Белоруссии, иногда нападая на фуражиров и срывая русские пикеты, но на главную армию так и не напал, предоставив смолянам воевать войну самим. Надо признать, сил к тому у него и не было, полевых войск удалось наскрести тысячи три-четыре. Зато пиар-обеспечение процесса было на высоте. Тогдашние боевые блогеры рассказывали о мега-баталиях с десятками тысяч перебитых москалей. А про убиение московских воевод рассказывали в стиле современных российских пресс-мейстеров, хоронивших Шамиля Басаева через два дня на третий. Кстати, численность русской рати оценили в 80 тысяч, как и позднее под Оршей, видимо, Сигизмунду отчего-то нравилось именно такое число.

Перед третьей попыткой литвины как следует подновили стены Смоленска, хорунжий Бася привез в город целый арсенал из ста гаковниц (что-то среднее между ручной пищалью и пушкой, своего рода противотанковое ружье) и тьму боеприпасов. Сигизмунд наконец расщедрился на полноценную полевую армию, правда, опять же, не пытался сражаться против главной армии русских, продолжив заниматься тем же спортом, что и в прошлый раз, гонял небольшие отряды на периферии.

В апреле 1514 года русские под командой Даниила Щени опять подошли к Смоленску. А 30 июля город, до сих пор выдержавший две осады и штурм, просто и без видимых причин капитулировал!

Причин сдаться было несколько. Во-первых, у русских была действительно приличная артиллерия, включая доставленную в конце июня гигантскую бомбарду под командой некоего «немчина Стефана», стрелявшую двухсоткилограммовыми ядрами. Перезаряжали этого монстра три часа, но сидеть под обстрелом такой штуки было откровенно неуютно. Тем более, паузы заполнялись пальбой пушек помельче. К тому же, суровый немчин использовал кроме стандартного боеприпаса еще и некую кустарную гранату: много небольших железных и свинцовых шаров, связанных креплениями. В полете крепления разрывались, и внутри крепости начинался неиллюзорный свинцовый дождик. С другой стороны, гарнизону и жителям сообщили, что зверств не будет, а все привилегии, которыми Смоленск пользовался в Литве, останутся, и еще новых добавят.

Ну, и в-третьих и, наверное, в главных. Эта осада была уже третья. И помощь от государя смолянам не пришла ни разу. Смоляне вполне логично решили, что тип, раз за разом оставляющий их один на один с неприятелем, зато рассказывающий упоительные истории о том, что он уже почти разбил москалей и сейчас совсем разобьет, просто не нужен в качестве правителя. С московским царем, может, и не возьмут в ЕС, но он хотя бы защищает своих подданных. В общем, как бы то ни было, основная цель войны была достигнута более дисциплинированными и настырными русскими. Но дальше дело повернулось по-новому.

      

Русские действовали несколькими отрядами. Один из них направлялся на Оршу. Первоначально группой на этом направлении командовал князь Глинский. Но он рассчитывал на наместничество в Смоленске, и обманувшись в надеждах, затеял переписку с Литвой через агента с чудным именем: шляхтич Трепка герба Топор. В итоге гонец был пойман, под пыткой сдал всех, а князь Булгаков перехватил самого убежавшего Глинского в ночной засаде на брегах реки. У Глинского нашли письма, из коих и узнали, что в район Орши идет полевая армия Сигизмунда. От Смоленской армии на помощь отряду Булгакова выделили группу под командой воеводы Челяднина.

Численность получившегося войска, идущего навстречу своей не шибко веселой судьбе, определить трудновато. После Орши Сигизмунд заявил пресловутые 80 тысяч побитых москалей, и эта ахинея так до сих пор и гуляет по страницам и интернетикам. Между тем, военная бюрократия все-таки в 16 веке не полностью отсутствовала. Известно, от каких именно городов и земель были служилые люди, участвовавшие в походе. Также известно, какие силы эти земли могли выставить позднее, в 1560-х годах. То есть, учитывая, что мобилизационный резерв несколько вырос за это время, можно составить представление о том, сколько народу сражалось у Орши. Оценка сверху реальной численности русской рати дает 16 000 человек. Это если исходить из того, что 100% численности «служилых корпораций» участвовавших городов были на поле боя. По факту, разумеется, это было не так, в поход в глубину Литвы людей отбирали, в частности, отсеяли всех, у кого не было запасного коня, а после долгой осады Смоленска таких было довольно много. К тому же, известно число старших офицеров, участвовавших в экспедиции. При подсчете количества людей, исходя из числа воевод и голов, выходит около 14 тысяч бойцов при условии 100% комплектности каждого отряда внутри армии. В общем, оценка снизу – порядка 12 тысяч, сверху – 16, средняя цифра, исходя из наличия комсостава – 14 тысяч человек. Простите, если это для кого удар, с болью в голосе напоминаю, что это начало 16 века, и миллионы людей на поле размером с трамвайную остановку тогда не рубились. Кстати, уже делаясь серьезным, скажу, что это все равно много на фоне того, что все полевые войска у русских – в районе 25-30 тысяч бойцов.

Важный момент. Отряд Булгакова и Челяднина был чисто конным, ни пехоты, ни артиллерии. То есть, брать города он просто не мог, не имел чем, а главное, его однородность ограничивала тактику. Это свою роль еще сыграет. 

Литва заручилась поддержкой Польши, а Сигизмунд выдавил из прижимистых подданных денег на набор наемников, так что с той стороны наконец сумели собрать нормальное полевое войско. Сохранился список ротмистров (там среди прочего фигурировали такие наемные офицеры, как пан Буратинский, пан Сивоха и пан Шимка Кулгавый) с указанием численности их отрядов и потраченного на них бабла. 

Командовал воинами-интернационалистами польский надворный гетман Сверчовский. Кроме наемников, от Польши присутствовали волонтеры и, собственно, литовское дворянское ополчение. Теоретически это ополчение — «посполитое рушение» — с тех земель, где оно собиралось, должно было дать 16 тысяч человек, но большая часть шляхтичей продолжила непротивляться врагам насилием и кротко осталась штудировать заветы М. Ганди, потому к Орше пошло тысяч 7-8 собственно от Литвы. В сумме получилось тысяч 17 человек, но 3-4 тысячи остались с князем в Борисове (Сигизмунд не пошел на войну лично, войско возглавил князь Острожский), так что под Оршей участвовала армия примерно в 13-14 тысяч солдат. Опять-таки извините, коли для кого это удар, но войска у Орши были примерно равны числом. Другое дело, что литвины имели более сбалансированную армию. 

Рыцари дополнялись полевыми пушками-фельдшлангами (хорошее название, а) и пехотой с щитами-павезами и аркебузами. Примета времени, однако, здоровенные павезы, щиты типа бронедверь еще есть, но за ними прячутся уже не арбалетчики, а люди с ружьями.    

Острожский 7 сентября форсировал Днепр, чему русские не помешали. На следующий день состоялась сама битва.

Литовцев поставили на правом крыле, центр и левый фланг занимали поляки. Вообще, судя по всему, большую часть союзной армии составляли как раз ляхи. На правом фланге Острожский поставил засаду, пушки-фельдшланги в кустах, усиленные отрядом пехоты и кавалерии. 

Возможно, фатальную роль для русских сыграл конфликт командиров. Воеводу Булгакова, который раньше командовал на Оршанском направлении сместили и отдали под команду Челяднину, потому Булгаков тихо наливался ядом. Местничество вообще было популярным обычаем в тогдашней русской армии, воеводы все время кляузничали друг на друга в том смысле, что более знатный человек не может стоять по должности ниже менее знатного, но приходится признать, что только полные придурки будут устраивать такие разборки в виду неприятеля. Обиженный Булгаков командовал правофланговым полком из псковичей и новгородцев, он и начал битву. 

Все пошло скверно с самого начала. Русские начали строиться в зоне огня противника, и неприятельские пехотинцы убили несколько человек. Булгаков, однако, атаковал как положено, стрелами, потом в ближнем бою, и левый фланг союзников был серьезно потеснен и заколебался. Это было довольно-таки опасно, за спиной-то у литвино-поляков был Днепр. Поляки контратаковали несколько раз, и с третьей попытки восстановили положение. Бой был свирепый, полякам пришлось раздергивать свой сильный центр, чтобы отбить удар, новгородцы угрохали двоих польских командиров на этом участке, панов Зборовского и Слупецкого. Челяднин же попросту забил на бой своего соперника, и никак не помогал своему правому флангу, решив, видимо, что Булгакову невредно пострадать. Интеллектуальный уровень этих деятелей предлагаю читателю оценить самостоятельно, пока же отряд Булгакова откатился на исходные.

Теперь атаковал уже Челяднин центром и левым флангом. На сей раз уже Булгаков игнорировал общую атаку. В центре русские не смогли прорваться через плотную коробку наемной пехоты, палившую из аркебуз, прикрывшись стеной щитов и алебард. Служилые татары и легкая кавалерия Передового полка не были равными соперниками бронированной огнестрельной пехоте.

А вот по левому флангу русских дело пошло на лад. Литовцы были смяты, начали отступать. И в этот момент русские, увлекшись преследованием, попали под удар сюрприза Острожского, спрятанного в ельнике. В известной песне именно по этому поводу говорится «…А гарматы по москве из кустоу пальнули». Фланговый обстрел ядрами штука вообще довольно страшная, ядро телами может тормозиться очень долго, и попав в шеренгу, оно вышибает сразу много народу. Батарея, открывшая шквальный прицельный огонь во фланг, видимо, решила судьбу боя. Первым же залпом был убит командир Передового полка Темка-Ростовский (это фамилия). Передние ряды побежали, на них насели задние, по толпе лупила артиллерия и огнестрельная пехота. Центр и правый фланг сдали назад, поляки и литвины ударили по всему фронту, и вскоре бежало всё. Часть бегущих попала в болотистую речку Кропивну, и была там избита. 

Гурский оставил исполненное мрачной выразительности описание бойни: «В этом бегстве произошло избиение московитов. На поле были видны претерпевшие убийство тела, с вытекшей на землю кровью, лежащие без голов, рук или ног, а у иных голова была разбита молотом или рассечена надвое, у кого обнажён позвоночник, у кого выпали кишки, у кого отсечено от тела плечо с рукой, у кого разбиты мечом лицо или рот, кто разрублен от головы до пупа, в ком торчало копьё, кто стонал, кто испускал дух, кто раздавлен конями, кто завален огромными тушами лошадей…течение было запружено наваленной кучей трупов, и наши, сжигаемые жаждой, пили кровавую воду».

Польско-литовское войско потеряло убитыми порядка пятисот человек (скорее всего, чуть больше, с учетом того, что часть раненых умерла). Хотя я, кстати, не уверен, что это поляки плюс литвины, а не просто поляки. Если последнее, то убитых со стороны победителей получается человек 700-800, с умершими позднее — до тысячи. (прим. – это уже мои домыслы – П.Ч.) У русских попало в плен порядка 600 человек, в том числе оба лузера-командующих. Свои ошибки они искупили по полной программе, Челяднин умер в плену, Булгаков был отпущен только через 38 лет, глубоким стариком. Некоторым менее знатным пленникам повезло больше, кто-то убежал, а группу пленных отбили в результате своего рода спецоперации на территории Священной Римской империи! Шляхтич Николай Вольский вез их показывать Папе Римскому для пропагандистского эффекту, вот и довозился. Скорее всего, понятно, там орудовали местные рыцари за денежку. Пленных через Любек вывезли в Россию. Выкупить или обменять остальных «вязней» литвины не позволяли, хотя русские в целом за войну пленяли литвинов чаще, чем наоборот, и были готовы дать взамен много людей. Кроме того, было захвачено 12 знамен. Потери русских убитыми доходят до 1400 человек.

На Смоленск Острожский сразу после битвы не пошел. Сперва он дождался подкреплений от государя. Внутри Смоленска на фоне поражения под Оршей созрел заговор, но заговорщиков вычислили и повесили на стенах, чтоб из литовского лагеря видели. Попытка штурма города провалилась, причем русским досталась часть литовского обоза. 

Поражение под Оршей было болезненным, но не переломило ход войны. В январе следующего, 1515 года, псковский наместник Сабуров с трехтысячным отрядом провел наглую операцию, прикинувшись перебежчиком, и захватил Рославль. Летом того же года Литва ответным набегом разорила окрестности Великих Лук. К зиме русские проделали то же с окрестностями Витебска. Потом на всех разом напали татары, и русские с литвинами занимались своими южными границами. В 1517 году Острожский двинулся на Псковщину, осадил масенький городок Опочка на окраине этой земли, но штурм этой то ли перекормленной деревни то ли недокормленного города провалился. Затем русские с тем же сомнительным успехом ходили на Полоцк. В дальнейшем русские оперировали отрядами идущими «изгоном»: глубокими быстрыми рейдами без обозов, опустошая нынешнюю Беларусь и доходя почти до Вильны. Обе стороны уже не были в состоянии вести крупные операции, поэтому в 1522 году был заключен мир. Руси достались Смоленск и Рославль с окрестностями. 

В общем-целом Орша стала скорее триумфом пиара образца 16 века, чем каким-то грандиозным в военном отношении событием. Разбитое войско потерпело ощутимые, но не смертельные потери, а главное, основной приз кампании, за который шла война, Смоленск, отбить назад Литве не удалось. Говорить о том, что этот разгром подломил активность русской армии, тоже нельзя, Рославль был захвачен не то чтобы по горячим следам, но вскоре после Орши, а дальше уже обе стороны постоянно лажали, пытаясь добиться какого-то решительного результата. Кстати, захватить и удержать какую-то крупную территорию отряд Челяднина и Булгакова просто не мог, он не имел для того средств. То есть, говорить об остановке русской экспансии тоже не приходится. Что незадачливые воеводы могли сделать в случае своей победы? Они могли устроить нечто в духе шевоше Столетней войны, рейд по тылам с преданием всего встречного огню и мечу. Но такие рейды в течение всей войны совершались. Почему современные белорусы подняли этот эпизод на щит, непонятно. Орша была довольно крупным, но вовсе не из ряда вон сражением, а главное, тактическим успехом на фоне проигранной войны (собственно литовские войска составляли примерно треть союзной армии). Тут без обид, если этот мой вывод кого напрягает, но как выжать из Орши что-то более значительное, я просто не вижу. Разве что с остекленелыми глазами повторять заведомо нелепую версию про 80-тысячную московскую рать или изображать как стратегический успех возвращение трех маленьких крепостиц после битвы — при потерянном Смоленске. В военной истории Беларуси есть куда более впечатляющие сюжеты.